Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Контаг нахмурился. Ему не хотелось ставить в известность своих сотрудников об интересе, проявляемом китайцами к русскому проекту «Аист». Однако он не счёл возможным что-то скрывать в сложившихся обстоятельствах. Не желая широко обнародовать информацию, Контаг ответил:
— Управлению разведки, мистер Мартин, будут дополнительно переданы сведения об этом.
Последним задал вопросы начальник отдела агентурной разведки.
— Этих русских предполагается вывезти из их страны, — констатировал он, — но ведь на этом пути могут возникнуть неожиданные препятствия. И тогда… Русская разведка ещё не совсем умерла. Можно спровоцировать массированное противодействие.
Ричард Контаг колебался лишь несколько секунд, обдумывая ответ.
«Этот парень прав, — думал он, — удовлетворяя запросы „яйцеголовых“ можно спустить на себя всех русских собак. И тогда операцию можно будет считать проваленной. Обвинят в провале, конечно же, не доктора Ван Дейка, а меня. Это недопустимо. Кроме того, профессор сам признал, что дело его дохлое…»
Наконец ответ сформулировался:
— Если при захвате интересующих нас объектов возникнет угроза контакта с властями, а тем более со спецслужбами России, придётся их ликвидировать.
— Я вас правильно понял, — уточнил начальник отдела агентурной разведки, — объекты необходимо захватить, но при необходимости их возможно ликвидировать?
— Именно так, — подтвердил Ричард Контаг. — Захватить, но при необходимости уничтожить. Более того, их ни в коем случае нельзя оставить в живых, если результаты операции нас не удовлетворят. Я имею в виду срыв доставки объектов в США. В этом случае они подлежат безусловной ликвидации. Для проведения акции… уничтожения следует использовать местные мафиозные структуры. Наш след ни в коем случае не должен проявиться. Вам разрешается использовать все возможности, даже задействовать резервную резидентуру.
Таких полномочий Контаг на памяти присутствующих никому не предоставлял. Повисло напряжённое молчание.
Контаг подвёл итог:
— Кодовое название операции — «Хищная птица».
Глава 30
«Меня! Он любит меня! — ликовала я. — Он — дворянин и владелец замка!»
Ах, снова меня потянуло в Париж!
— Как там в Париже, Мишель? — с влюблённой улыбкой спросила я. — Давненько там не бывала.
— В Париже роскошно, — без всякого энтузиазма ответил он и с лёгкой досадой спросил: — Но что мы решили с мадам Мархалевой? Поможете вы мне её искать? Был бы крайне вам благодарен.
— Уже помогаю, — призналась я. — С тех пор, как муж меня бросил, такое сочувствие открылось во мне, такая жажда творить благое…
— Вас бросил муж? — удивился Мишель.
Действительно, есть чему удивиться. Если бы видел он, к кому Женька ушёл…
Но бог с ней, с Юлькой. Стоит ли и мне того обижать, кому так щедро недодала природа?
— Да, вам повезло, меня бросил муж.
Мишель озадачился, а я ему отдалась… (пока улыбкой).
— Меня бросил муж, поэтому я теперь всегда к услугам нуждающихся в помощи…
Бог знает чего ещё с радости наобещала бы, если б вовремя не осенило.
«Но как же он любит Мархалеву?» — осенило меня (до чего я умна!).
Он ждал продолжения, я же ломала голову над задачей неразрешимой.
«Как же он меня любит, когда я и есть Мархалева? Писательница и Мархалева — приметы мои. Он любит меня, а я вижу его впервые. Похоже, и он меня не узнал. Сказать ему кто я? Обрадовать?
Ха! Ещё чего! Буду выпытывать!»
— Скажите, она красивей меня? — спросила я, чем немало Мишеля огорчила.
— Совсем нет, — нехотя ответил он. — Вы красивей и значительно.
«Вот это номер! Каких вершин с возрастом достигла моя красота. Уже я красивей себя самой. Жаль, не слышит Тамарка. Жаль, Мишеля не видит!»
— Но мы с этой Мархалевой хотя бы похожи? — женщины простят мне этот вопрос.
Мишель внимательно вгляделся в моё лицо, потом закрыл глаза, задумался и ответил:
— Нет, она старше лет на пять.
«Убью своего фотографа!» — решила я, окончательно сообразив, что Мишель один из моих поклонников-читателей.
Не могу сказать, что это открытие меня огорчило.
«Очень вовремя, — подумала я. — Мне именно этого в жизни и не хватало. Бог дал мне вволю пострадать, но и с наградой не поскупился. Ах! Что за подарок!
Мужчина!
Красавец!
Богач! Француз! Граф — не меньше!
И ко всему мой фанат и мой поклонник!
А я его кумир!
Чего ещё может женщина пожелать? Нет, мучать нельзя его, лучше откроюсь!»
И я спросила:
— А что вы мне скажете, если Мархалеву прямо сейчас вам отыщу?
Мишель растерялся, но тут же нашёлся и… в руках у него появилась роза. Белая. Благоухающая.
Я возликовала: «Боже! Как тебя благодарить?! Дай каждой русской по французу!»
— Вы фокусник? — вдыхая тонкий аромат, спросила я и тут же за него ответила: — Фокусник, конечно фокусник — факир.
Он улыбнулся и… красная роза возникла в его руке. Я рассмеялась:
— А жёлтую!
— Вот вам и жёлтая, — улыбнулся он и протянул мне жёлтую нежную розу.
— Я тоже фокусница, — торжествуя, воскликнула я. — Хотите видеть Мархалеву?
Он с жаром воскликнул:
— Хочу!
Я приказала:
— Глаза закройте!
Он послушно закрыл.
— Крабле! Крибле! Бумс! — пришлось ударить вилкой по хрустальному бокалу. — Открывайте глаза!
Мишель озадаченно уставился на меня, я же грациозно развела руками и представилась:
— Софья Адамовна Мархалева собственной персоной!
— Вы? Вы?!
И он онемел. Пришлось поспешить с доказательствами:
— Могу свой паспорт показать.
Мишель быстро оправился от неожиданности и уже глядел на меня совсем другими глазами — глазами полными любви.
— Не надо паспорт, — вдохновенно воскликнул он. — Вы сами не знаете какой груз с моего сердца только что сняли. С того момента, как встретил вас, только над этой проблемой голову и ломал.
Я удивилась:
— Над какой проблемой?
— Как душу надвое разделить.
— Зачем же делить?
— Судите сами: из далёкой Франции приехал, чтобы найти ту, которая лишила покоя. Скучными зимними вечерами в своём замке…
— Под Парижем, — вставила я.
— Да, — подтвердил Мишель, — под Парижем у камина от одиночества я страдал-страдал… до тех пор, пока одно из ваших чудных творений не попало мне в руки.
Я встрепенулась:
— Какое же?
— «Путы тоски»!
— Это вещь!
— Да! Да! Софи! С первых страниц этой книги я ощутил, что женщина, описавшая столь сильные чувства, рождена для меня. Только для меня!
— Да! Да! — восхитилась я.
Бедные китайцы. Они понять ничего не могли — благочинные европейцы вдруг на такие восторженные ноты перешли. Подумали, верно, что мы объелись лягушек.
— И вот однажды, — продолжил Мишель, — когда я в сотый раз ваш роман перечитал, когда сердце моё зашлось от одиночества и горя…
— Какого горя? — опешила я.
Мишел закатил глаза:
— Ну как же? Горевал, что нет вас у меня.
— Ах, да, -наконец поняла я, устыдившись своей бестолковости.
— Когда сердце моё зашлось от горя и не было уже сил терпеть эту глухую заунывную тоску…
«Ах, как он говорит! — восхитилась я. — Как он говорит! Хоть бери и записывай.»
А Мишель продолжал, продолжал:
— Когда душу сковал лёд одиночества и не было сил бороться за жизнь…
— Вот до чего даже дошло! — испугалась я, радуясь, что не испытала подобных ужасов со своим Евгением.
— Дошло! Дошло! — подтвердил Мишель. — Хуже скажу: руки хотел на себя наложить! И наложил бы, если бы не подвернулись вы…
— Моя книга, хотели вы сказать.
— Конечно, конечно. Ваша книга от смерти меня спасла, увела с края пропасти, вырвала из чрева преисподней… И ожил я тогда и подумал: отправлюсь в Россию и эту женщину чудную разыщу.
Заворожённая, я слушала его как Маруся: открыв рот. В волнении и трепете следила за его мыслью и, апогея с ним вместе достигнув, восторженной радостью зажглась и закричала:
— Конечно! Конечно! В Россию! Сюда! Сюда! Ко мне! Ведь нет же ничего проще!
— Э-э, нет, — охладил мой пыл Мишель. — Вот тут-то и начались настоящие сложности.
— Сложности? — встревожилась я.
— Ещё какие! Оказалось, что вас совершенно нереально найти.
— Что вы говорите?
— И утром и вечером коврик под вашей дверью топтал, надоел соседям, но ту, к которой стремился, так и не нашёл.
«О! Ужас! — подумала я. — Ужас!»
Женщины! Сидите дома! Иначе не найдёт вас парижский граф!
Глянула на француза своего: красавец, мэн, граф — не меньше. И, счастливой почувствовав себя, восторженно закричала:
— Мишель, все чудесно устроилось! Вы нашли! Меня нашли!
И тут я вспомнила, что он про рвущуюся надвое душу мне что-то говорил. Сразу недоброе заподозрила и спросила:
— А от чего же рвалась надвое ваша душа?
— Ах, Софи, ну как же, искал Мархалеву, а нашёл вас, умную, неотразимую и с первого мгновения понял, что влюбился. Растерялся. С одной стороны ваша душа, известная мне по книжным страницам, с другой стороны ваше милое, нежное лицо…
