«Мир приключений» 1968 (№14) - В. Пашинин

Гард устало откинулся на спинку кресла. Грейчер, не меняя позы, закурил, выпустил тонкую струю дыма и спокойно проследил, как она уходит под потолок, завиваясь кольцами. «Потрясающая выдержка», — даже с некоторой завистью подумал комиссар. Наконец профессор посмотрел на Гарда:

— Идея парноубийства принадлежит мне.

— Браво, профессор! — воскликнул Гард и хлопнул ладонью по столу. — А этот термин — тоже ваше изобретение?

— Как вам будет угодно. Эрнеста Фойта я знаю давно. Последнее время он выполнял кое-какие мелкие поручения мои… и более крупные генерала Дорона.

— Почему вы столь откровенны со мной, профессор? — спросил Гард. — Вы не боитесь помянуть даже генерала?

— Для моей откровенности есть причины. Ни я, ни тем более генерал Дорон вам не по зубам, комиссар. Я просто вознаграждаю вас за ваше криминалистическое искусство. Вы достойный противник, но вам следует знать, что ваши усилия на этот раз бесплодны.

— Предположим, — согласился Гард. — Но хотя бы Фойта я смогу зацепить на убийстве Лео Лансэре? Как вы считаете?

— Не считаю, хотя мог бы легко пожертвовать Фойтом. К сожалению, он будет вынужден тогда открыть рот, а я не хотел бы, чтобы дело предавалось огласке.

— Вы боитесь?

— Сейчас она преждевременна. И вот почему… Но прежде я хотел бы попросить у вас еще чашечку кофе.

Гард мгновенно нажал кнопку вызова дежурного. Через несколько минут, прошедших в полном молчании, Грейчер получил желаемую чашку кофе. Отхлебнув несколько глотков, он продолжал:

— Вы наивно полагаете, комиссар Гард, что я затеял парноубийство, чтобы присвоить открытие Лансэре. Смешно! Украсть идею можно сотнями способов, не прибегая к уголовщине. Больше того, Лансэре даже не был мне конкурентом, этот цыпленок, обладающий умом гения. Он просто мешал мне осуществить дальнейшие планы, поскольку был излишне щепетилен. Им двигали научные цели, мною — чисто человеческие. Они не всегда совпадают.

— Какова же ваша «человеческая» цель, профессор?

— Слушайте. Она может коснуться и вас, если пожелаете. Вам лет пятьдесят, не так ли? Вы скоро умрете, но вы можете вернуть себе молодость, силу, здоровье. Хотите?

— Конечно.

— Считайте, что эта мелочь у вас в кармане.

— Вы говорите языком, очень близким к языку Фойта.

— Но вы его понимаете? И прекрасно. Так вот, сейчас весь мир помешан на операциях по замене сердца, почек и так далее. Люди готовы платить любые деньги, чтобы купить себе чужое сердце или кусочек чужого тела. О чужой крови я уж не говорю, это банально. Нищенская возня, комиссар! Аппарат перевоплощения дает неизмеримо больше. Он дает своему владельцу чужое ТЕЛО! Целиком! Любое! Вот там, по улице, сейчас идет рослый и красивый молодой человек лет двадцати. Хотите взять его тело? Берите! Но и это пустяки, комиссар. Аппарат перевоплощения дает БЕССМЕРТИЕ! Вы можете менять тела, как обносившиеся платья, вечно живя в молодом и прекрасном теле, сохраняя при этом свое сознание, свою память, свои чувства и эмоции — свое собственное «я». Но и это еще не все. Владение аппаратом дает ВЛАСТЬ, по сравнению с которой власть всех тиранов мира, существовавших на земле и существующих, — ничто! Вы можете перевоплотиться в миллиардера, и все его миллиарды — ваши. Вы можете стать президентом и управлять страной всю вашу многовековую жизнь, самому себе передавая власть по наследству. Вы можете дарить тела и отбирать их. Молодого превратить в старика, красавца — в урода, богача — в нищего, здорового — в прокаженного и как угодно наоборот. Кто не склонится перед такой могущественной властью? Кто? Кто не станет ее рабом? Люди, деньги, бессмертие — все это может принадлежать вам. Гард.

— Каким образом?

— До сегодняшнего дня я думал, что буду единолично пользоваться аппаратом. Но вы проявили качества, достойные компаньона. Я предлагаю вам союз.

— Программа действий, профессор?

— Вы серьезно? Я полагал, что вы попросите хоть несколько минут на размышление. Впрочем, способность решать быстро и безошибочно — ваша сила. Программа такова. На первых порах — и здесь ваша роль неоценима — мы выберем нескольких подходящих людей, спрячем их, будем о них заботиться, кормить их и поить, мыть и чистить. Ведь их тела — наши платья, которые мы будем носить по мере надобности, а потом вновь складывать в гардероб. К роли бога надо привыкнуть, комиссар!

— Скорее к роли дьявола.

— Вы шутите?

— Зачем? Но скажите, профессор, какие вы можете дать гарантии, что меня не ждет судьба Лео Лансэре, если я покажусь вам «щепетильным»?

— Я ждал этого вопроса и, честно говоря, не понимал, почему вы с ним медлите. А какие гарантии можете дать вы, комиссар?

— Аппаратура в ваших руках, профессор, она спрятана вами и, вероятно, не в том доме, где вы живете, и даже не в вашей лаборатории.

— Разумеется.

— Вот вам и гарантия вашей безопасности. А моей?

— Вам придется, комиссар, поверить мне на слово.

— Этого мало, — твердо сказал Гард.

— Вы торгуетесь, что говорит об искренности ваших слов.

— До искренности еще далеко, профессор, — сказал Гард. — Если вы хотите, чтобы я был до конца искренен, поднимите руки.

— Что?!

— Руки! — крикнул Гард, мгновенно вскинув пистолет на уровень груди профессора Грейчера.

Профессор медленно поднял руки, с удивлением и ненавистью глядя в глаза комиссару. Гард вышел из-за стола, приблизился к Грейчеру и профессиональным движением стал ощупывать его тело.

— В левом боковом кармане, — прохрипел Грейчер.

Из левого бокового кармана Гард извлек большие серебряные часы, напоминающие по форме луковицу.

— Не открывайте их! — предупредил профессор. — Они срабатывают немедленно!

Когда они вновь успокоились, рассевшись по своим местам, Грейчер утомленно произнес:

— Вы удивительный человек, комиссар, вы догадались даже об этом…

— А вы полагали, что я всерьез думаю, будто аппаратура занимает целую комнату?

— Увы! — признался Грейчер. — Что вы теперь со мной сделаете?

Вместо ответа Гард нажал кнопку. В кабинет вошел Таратура.

— В камеру три.

Профессор встал.

— Простите, комиссар, — сказал он упавшим голосом, — но отплатите мне за откровенность откровенностью: каким образом вы пришли к пониманию парноубийства?

— Вы правы, Грейчер, теперь и я могу быть с вами вполне искренен, — улыбаясь, ответил Гард, держа серебряные часы за цепочку и крутя их вокруг пальца. — Но похвастать мне нечем. Я мог бы поблагодарить за открытие элементарную логику… Но это уже не ваша забота.