Сретенские ворота - Юрий Яковлевич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где погонщик слона? — крикнул в темноту майор.
— Я, — отозвался Орлов.
— Фамилия?
— Орлов.
— Так вот, товарищ Орлов, надо помочь… пушки застряли. Он сможет? — майор кивнул на Максима.
— Не знаю, — ответил Орлов, — у него сбита нога…
— У всех сбиты ноги, — буркнул майор. — А между прочим, Дарий применял слонов в битве с Александром Великим.
— Этот слон не боевой и не рабочий. Он из цирка.
— Где я вам возьму рабочего слона! — рассердился майор. — Ну, что вы стоите, действуйте!
Орлов не торопился. Он осмотрел пушки, застрявшие в глине, потом перевел взгляд на слона и тихо сказал:
— Нужен канат.
Тут же появился канат. Его привязали к орудийному лафету. На другом конце сделали большую петлю. Ее накинули на грудь животному. И Орлов скомандовал:
— Максим, вперед!
Слон сделал шаг. Орудие вздрогнуло. Ожило. Нога слона скользнула по глине. Слон упал на колено. Он тут же встал и снова навалился на канат. Канат натянулся. Задрожал. Максим вытянул от напряжения хобот и слегка шевелил им, словно искал в воздухе опору, за которую можно было ухватиться.
— Максим, голубчик, вперед, вперед!
Эти слова звучали не как команда, а как просьба. Слон рванулся вперед. Тяжелое орудие вдруг подпрыгнуло и пошло, пошло. Слон ставил ногу в глину, проделывал в откосе ступеньку и снова делал рывок. Орудие медленно выползало на берег. Оно уже не ползло, а катилось за слоном.
Кто-то из бойцов крикнул:
— Молодец, слон!
— Еще три пушки, — сказал майор.
И слон, освободив из глиняного плена одно орудие, медленно брел к другому.
— Он ослабел в дороге, — объяснял Орлов майору. — И он голоден.
— Вы нам пушки вытащите, мы его накормим, — пообещал майор.
Через час все четыре орудия были на твердом грунте. Слон тяжело дышал. Он покрылся глиной, как панцирем, и стоял на берегу под холодными струями дождя.
Батарея уехала. Слона забыли покормить. Обещать обещали, но забыли. Рядом с Орловым появился молоденький лейтенант. Он был в мокрой гимнастерке и в мокрой пилотке, и его трясло от озноба.
— Извините, — тихо сказал он Орлову. — Нам крепко досталось. Три орудия погибли под танками. От всей батареи осталось одно орудие и пять бойцов. Вы помогите нам… У нас пушечка легкая — сорокопятка… Но бойцы совсем выбились из сил.
— Он тоже еле живой, — сказал Орлов про Максима.
В это время к ним подошел пожилой остроносый боец.
— Товарищ лейтенант, — сказал он неторопливо. — Прицельная труба у орудия сбита. Снарядов нет. Может быть, оставим… пушку?
— Нет, — твердо сказал лейтенант, — это наша матчасть, мы без нее не бойцы.
— Мы и так уже не бойцы, — проворчал остроносый и побрел прочь.
У лейтенанта мелко стучали зубы. Он обнимал себя руками за плечи, хотел согреться.
— Попробуем, — сказал Орлов.
Несмотря на просьбы Орлова, Максим долго не двигался с места: стоял, поджав сбитую ногу. Орлов уже решил, что ничего не выйдет. Но, выждав время, слон поставил на землю тяжелую ногу и побрел к берегу. Он шел очень медленно, не желая зря тратить оставшиеся силы.
Легкую противотанковую пушечку он вытянул одним махом. Для него это было плевым делом. Он как вытянул ее, так и повез на себе, словно его навечно запрягли в пушку. Бойцы поплелись сзади. Лейтенант с Орловым шли поодаль.
— Самое обидное, — доверительно сказал лейтенант Орлову, — что наши снаряды не берут их броню. Отскакивают. Для такой брони нужен другой калибр и другая начальная скорость… Сбоку еще можно поразить… в бензобак. А когда танк идет фронтально — одно несчастье. Но ничего, приспособимся. Нам главное — приспособиться.
— Это верно, — сказал Орлов.
Река пропала за их спиной. Впереди на пригорке была деревня. Дождь не унимался. И фронт тоже работал не переставая.
— Очень жалко ребят. Утром были, а сейчас нет, полегли.
Вероятно, это было очень необычное зрелище: слон, запряженный в противотанковое орудие, пять промокших до нитки бойцов и человек в пиджаке и брюках — тоже мокрый и к тому же с заросшим лицом. Все были так густо покрыты глиной — хоть ставь на гончарный круг. Все еле держались на ногах. Но стояла плотная ночь. Ничего не было видно. И никакого зрелища не было. Было только слышно, как цокали, вырывались из глины сапоги, как тяжело дышал слон и как постукивали зубы простуженного лейтенанта.
Так они дошли до деревни. И остановились под окнами единственного дома, где горел свет.
Лейтенант сказал: «Ждите!» — и направился к избе. Он споткнулся о высокий порожек и чуть не упал, но удержался на ногах и закрыл за собой дверь.
Остальные молча ждали его возвращения.
Он появился довольно скоро.
— Договорился. Нас принимают на ночлег, — сказал он, и его слова дробились на части непроходящим ознобом. — Заходите. Один останется на посту при орудии…
Лейтенант замолчал, видимо обдумывая, кому из его бойцов оставаться на посту — заступать в первую смену.
— Давайте я останусь… на часах, — предложил Орлов.
Предложение Орлова было заманчивым, но лейтенант не согласился с ним:
— Нельзя… Не положено гражданскому человеку.
— Какая разница… — сказал Орлов.
— Вы тоже намаялись — будь здоров! — сказал лейтенант, стараясь побороть озноб. — Рывчун!
— Я! — глухо отозвался голос из темноты.
— Заступишь в первую смену. Тебя сменит Соловьев. Слышишь?
— Слышу… А как быть со слоном?
— Он смирный, — сказал погонщик. — С ним на посту спокойнее: ни одна живая душа не подкрадется с подветренной стороны. Он спит стоя, как солдат.
— Он тяжело дышит, — заметил Рывчун. — Вдруг околеет?
— Он намаялся. Отойдет… Все намаялись.
— Пошли! — скомандовал лейтенант.
В избе было двое: мать, женщина с узким лицом и темными ввалившимися глазами, и мальчик лет десяти.
Хозяйка не выражала ни радости, ни недовольства незваными гостями. Она молча кивнула им на скамью у стола и стала доставать из печи все, что хранилось в ее темном душном чреве. Появился чугунок с картошкой и горшок с топленым молоком. Из шкафчика достала хлеб с коричневой корочкой и ноздреватым мякишем. Крупнокалиберную соль.
— У вас паек есть? — спросила хозяйка, когда все было на столе.
— Ни черта у нас нет, — сказал кто-то из бойцов.
— Мы оторвались от части, — пояснил лейтенант. — Нашу батарею помяли танки, а часть мы потеряли.
Он оправдывался перед хозяйкой за то, что у них нет пайка. Тогда