Разоблаченный любовник - Дж. Уорд

— Хэйверс…

Брат прервал ее, ринувшись к ней и вытащив из ванной.

— Прекрати — ай! Хэйверс. Мне больно!

То, что произошло дальше, было сложно отследить.

Неожиданно Хэйверс… исчез. В один момент он тянул ее, а она сопротивлялась, в следующий — Бутч прижал его лицом к стене.

Бутч произнес медленно и со злобой:

— Мне плевать, что ты ее брат. Ты не будешь с ней так обращаться. Никогда. — Он надавил предплечьем на шею Хэйверса, делая акцент на этих словах.

— Бутч, отпусти его…

— Мы друг друга поняли? — прорычал Бутч. Когда ее брат вдохнул и кивнул, Бутч отпустил его, прошел к койке и спокойно обернул простыню вокруг бедер. Словно не угрожал вампиру только что.

В это время, Хэйверс споткнулся и приземлился на край кровати, его глаза пылали злостью, пока он поправлял съехавшие очки и смотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты покинула эту комнату. Сейчас.

— Нет.

У Хэйверса отвисла челюсть.

— Прошу прощения?

— Я останусь с Бутчем.

— Определенно, нет!

Марисса произнесла на Древнем Языке:

— Если он захочет, то я останусь с ним в качестве его шеллан.

Хэйверс выглядел так, будто получил пощечину: шокированный и возмущенный.

— Я запрещаю тебе. У тебя совсем нет достоинства?

Бутч перебил ее:

— Тебе правда следует уйти, Марисса.

Она и Хэйверс посмотрели на него.

— Бутч? — спросила она.

Это строгое лицо, которым она восхищалась, на секунду смягчилось, но потом снова помрачнело.

— Если он позволит тебе выйти, лучше уходи.

И не возвращайся, сказало выражение его лица.

Она взглянула на брата, сердечный ритм участился.

— Оставь нас. Когда Хэйверс покачал головой, она закричала: — Убирайся отсюда!

Бывают случаи, когда женская истерика привлекает внимание абсолютно всех, и этот был одним из них. Бутч замолчал, а Хэйверс казался удивленным.

Потом глаза ее брата обратились к Бутчу и сузились в щелочки.

— Братство скоро заберет тебя, человек. Я позвонил им и сообщил, что ты можешь идти. — Хэйверс кинул медицинскую карту Бутча на кровать, будто махнул рукой на всю ситуацию. — Не возвращайся сюда больше. Никогда.

Когда ее брат вышел, Марисса уставилась на Бутча, но он заговорил прежде, чем она успела что-то произнести.

— Детка, прошу, пойми. Я не в порядке. Во мне еще что-то осталось.

— Я не боюсь тебя.

— Зато я боюсь.

Она обхватила себя руками.

— Что случится, если я сейчас уйду? Между нами?

Плохой вопрос, подумала она в затянувшемся молчании.

— Бутч…

— Я должен выяснить, что со мной сотворили. — Он посмотрел вниз и указал на сморщенную черную рану на животе. — Мне нужно знать, что внутри меня. Я хочу быть с тобой, но не так. Не таким, каков я есть сейчас.

— Я находилась с тобой четыре дня и все нормально. Почему…

— Уходи, Марисса. — Его голос был мрачным и обеспокоенным. — Как только я смогу, я найду тебя.

Черта с два, подумала она.

Дева в Забвении, так же как с Рофом, от начала и до конца, да? Она ждала, всегда ждала, пока мужчина занимался более важными делами где-нибудь в другом месте.

Она уже потратила четыре столетия на беспочвенные ожидания.

— Я не сделаю этого, — прошептала Марисса. С большей уверенностью: — Я не стану больше ждать. Даже тебя. Уже прошла почти половина моей жизни, и я истратила ее сидя дома, надеясь, что мужчина придет за мной. Я так больше не могу… не имеет значении, насколько я… беспокоюсь о тебе.

— Я тоже о тебе беспокоюсь. Вот почему прошу тебя уйти. Я защищаю тебя.

— Ты… «защищаешь» меня? — она смерила его взглядом, прекрасно зная, что он оттащил от нее Хэйверса лишь потому, что сработал элемент неожиданности, и Хэйверс был гражданским. Будь ее брат воином, он бы сровнял Бутча с землей. — Ты защищаешь меня? Боже, я без усилий могу поднять тебя над собой, Бутч. Нет ничего на физическом уровне, что я не сделала бы лучше. Так что не делай мне одолжений.

Эти слова, определенно, были очень неподходящими.

Бутч отвел глаза и скрестил на груди руки, сжав при этом губы.

О, Боже.

— Бутч, я не имела в виду, что ты слаб…

— Я очень рад, что ты напомнила мне кое о чем.

О, Боже.

— О чем?

Его натянутая улыбка ужасала.

— Я нахожусь ниже тебя по двум параметрам. Социально и эволюционно. — Он кивнул в сторону двери. — Так что… да, двигайся дальше. И ты полностью права. Не жди меня.

Она хотела подойти к нему, но его холодный взгляд остановил ее. Черт возьми, она все испортила.

Нет, сказала она себе. Нечего было портить. И не будет, если он собирается отгородить от нее все опасные стороны своей жизни. Вероятно, Бутч собирается уйти, оставить ее, и вернуться в какой-нибудь неопределенный момент времени, который может и не наступить.

Марисса подошла к двери и посмотрела на него еще раз. Бутч с обернутой вокруг бедер простыней, обнаженной грудью, все еще заживающими шрамами… этот образ она бы пожелала забыть и никогда не вспоминать.

Она вышла, воздушная пробка со свистом закрылась.

Вот черт, подумал Бутч, опускаясь на пол. Так вот каково это, когда с тебя живьем снимают кожу.

Потирая челюсть, он уселся на пол, уставившись в никуда, потерянный, хотя и знал, в какой комнате был, наедине с остатками зла внутри себя.

— Бутч, приятель.

Он поднял голову. Вишес стоял на пороге, одетая для битвы, здоровенная, носящая кожу машина для убийств. Чехол для одежды от Валентино, висящий на его правой руке, казался настолько неуместным, как и дворецкий с АК-47.

— Чееерт, Хэйверс с ума сошел, раз выписывает тебя. Дерьмово выглядишь.

— Просто плохой день. — Их будет еще больше, так что ему следует привыкнуть.

— Где Марисса?

— Ушла.

— Ушла?

— Не вынуждай меня повторять это.

— Черт. — Вишес глубоко вздохнул и опустил чехол на кровать. — Окей. Я принес тебе шмотки и новый мобильный…

— Это все еще во мне, Ви. Я могу чувствовать это. Я могу… это проверить.

Бриллиантовые глаза Ви осмотрели его с головы до ног. Потом он подошел ближе и протянул руку.

— Другие части твоего тела заживают хорошо. Быстро.

Бутч взял руку напарника и встал на ноги.

— Может, если я буду на свободе, мы выясним это вместе. Если ты уже не нашел…

— Пока ничего. Но я не теряю надежды.

— Я тоже.

Бутч расстегнул чехол, сбросил простыню и натянул боксеры. Потом влез в пару черных брюк и просунул руки в шелковую рубашку.

Надевать уличную одежду было явным обманом, потому что на самом деле он оставался пациентом, уродцем, ночным кошмаром. Господи Иисусе… что из него вышло, когда он кончил? И Марисса… по крайней мере он отмыл ее так скоро, как смог.