Дети немилости - Ольга Онойко

Неле сидела на овчине, понурая и безмолвная. Лонси сочувственно покосился на нее. Кажется, соплеменники не слишком ее жаловали... Тут и там бродили торговки с тележками, маг окликнул одну, купил пирожков и шипучей воды. Кажется, горянка удивилась его заботе, но угощение приняла и шепеляво поблагодарила.

– Неле, – сказал Лонси, жуя, – ты... ничего особо не хочу сказать, но, может, посидим тут еще? Погода хорошая.

Девушка хмыкнула.

– А што ты домой к шебе не пойдешь? У тебя ж шемья ешть...

Лонси помолчал.

– Я тебе обещал про магию рассказать, – напомнил он, когда пауза стала слишком длинной. – Будешь слушать?

– Ага...

Лонси дожевал пирожок и глотнул воды.

– Есть пять магий, – сказал он. – Первая еще называется деревенской, потому что она самая простая, ее знают даже ведуньи и знахари в селах. Вообще-то она немного ненастоящая.

– Как мы? – спросила Неле с грустью.

– Ну да, – ответил Лонси и смешался. – В общем... бывает, человек просто верит, что заклятие поможет, – и оно помогает, хотя силы в нем нет. Талисманы делают с помощью Первой магии. Всякие простенькие заговоры. Порчу наводят. В Первой есть элементы, ну, кусочки других магий. Вторая магия – это магия мыслей. Когда нужно управлять человеком или животным, внушить что-то, заставить чувствовать, думать, видеть то, чего он не хочет, то, чего нет, или наоборот, – это Вторая магия. Третья – это магия сил природы. Огонь, вода, земля, воздух, электричество. Когда маги разгоняли облака над полем, они применяли Третью.

– А когда ручница стреляет, это тоже Третья?

– Точно.

– А Четвертая?

– Четвертая – это... само устройство природы. Это очень трудно объяснить, Неле. Я даже не знаю, как сказать. Вот смотри: можно летать, управляя ветром. Но это неудобно. Тяжелую вещь ветер не поднимет, да и упасть рискуешь. А если летать с помощью Четвертой, то ты как будто бы не зависишь от сил природы. Земля не притягивает тебя к себе.

– А Пятая? – подалась навстречу Неле. – Еще сложнее?

– Нет, – сказал Лонси. – Пятая – проще. Пятая – это время, пространство и жизнь. Маг был здесь, и в ту же секунду оказался далеко-далеко, за горами и морями. Оживил мертвого. Но Пятой владеет очень мало людей. По-настоящему Пятой магией могут пользоваться только Великие маги Выси и Бездны... вот так. – Лонси прикусил губу и невпопад закончил: – Я, наверно, домой не пойду сегодня...

Неле подняла голову. В прекрасных глазах брезжила тихая грусть.

– Почему?

– Мои родители... они много работают, но сегодня не станут. А я у них один. А им меня видеть грустно.

Лонси не знал, зачем говорит это Неле, с чего вдруг переменил тему. Что-то близкое почудилось в девушке. Аллендорцы не слишком приветливо принимали таянских гостей; сказать по правде, и Лонси не очень порадовался, когда ему навязали в спутницы щербатую дикарку, – а соплеменники, оказывается, сами относились к Неле без большой приязни. Родители приходили в отчаяние от одного вида Лонсирема. Оба они с Неле были ненастоящие, поддельные, не нужные никому, и сиреневые глаза горянки, отражая небесный свет, делались бездонными и завораживающе красивыми, и лицо ее уже не казалось таким неприятным, и щербатый рот не отталкивал... Лонси, робкий и воспитанный в строгости, подумать не смел о связи вне брака, но чем старше он становился, тем ясней понимал, что вряд ли отыщется девушка, согласная стать его женой. Неле – она вроде него самого...

Дальше мысль идти отказывалась. Нежной дикарка отнюдь не казалась, и в глубине души Лонси ее побаивался. Ножи эти. Прирежет еще, кто ее знает.

– Почему груштно? – спросила Неле; в голосе ее звучало сочувствие. – Потому что ненаштоящий?

Маг вздохнул.

– Да. Они сильные маги, Неле, очень сильные. Они думали, что я тоже таким буду. А я... – И он развел руками. – Я ведь потому в толпе и оказался, что не хотел им глаза мозолить. Они на трибуне сидели. Нам пригласительные билеты прислали на почетные места. А я не пошел с ними.

– Нам тоже пришлали, – неожиданно сказала Неле. – И мы не пошли. Чего это, там шидеть, чтоб они вше пялилишь. Мы что, диковины какие?

– Ну и правильно, – понимающе, с созвучной неприязнью согласился Лонси. – Ну их всех.

– А что, – сказала горянка, – ешли ты такой родилша нешпошобный к магии, почему ты в маги-то пошел? Ешть же вшакие жанятия. Хорошие.

Лонси беспомощно развел руками.

– Это не сразу понятно становится, – ответил он. – Очень долго все думали, что я сильный. Я учусь быстро, в детстве много заклинаний знал. А потом оказалось, что большие, сложные дела мне не по силам... Когда я реэкзаменовку завалил, думал, повешусь.

Неле не знала, что такое реэкзаменовка, но догадалась, что она значила для аллендорца.

– Большой штыд? – шепотом спросила она, тревожно приподняв брови.

Лонси самому неловко было от того, что он так разоткровенничался. Но девушка его понимала, не думала насмехаться и даже приплетенную для красного словца петлю восприняла всерьез.

– Стыд, конечно, – тихо сказал Лонси. – Но... его я бы пережил. Вот только мама...

– Что?

– Она сказала... – Он запнулся. – Неле, у тебя ведь есть брат? Вот представь... – Лонси в мучительном стеснении отвел глаза. – Если бы он сделал что-то дурное... и мать сказала ему, что он... позор для своих предков, жалкий человек и недостоин называться ее сыном, – что бы он сделал?

Неле подумала немного и совершенно спокойно ответила:

– Он бы ее убил.

Та ночь врезалась в память раскаленным тавром. Неле разбудил шум: отовсюду бежали с факелами, что-то кричали невпопад. Никто не удосужился бросить женщинам хоть пару слов, и потому сестры кинулись к Неле, умоляя выйти наружу и разузнать, что случилось. Их бы затолкали там, в суматохе, а если, как кто-то вопил, на селение и впрямь напали, речь шла о жизни и смерти. Глупую девку, не ко времени выбежавшую с женской половины, могли ударить кулаком в сердце и убить; даже дочерям каманара грозила такая участь. Но в случае серьезной опасности только бегство давало крохотную надежду на спасение. Визжащих от страха женщин и в комнатах перерезали бы враги, или свои – чтоб не достались врагам.

Отрывая от себя руки сестер, мокрые, точно слезами заливались даже их ладони, Неле молча кривилась. Иной раз она даже радовалась, что родилась ненастоящей женщиной. Невозможно представить, что и она вот так, чуть что, начинала бы выть и рыдать. Наконец Юрале и Юстиле получили от младшей сестры по вразумляющей оплеухе, притихли и покорно отправились к матери.

Неле не пошла во двор, предпочтя выбраться на крышу. Видно оттуда было лучше, а толкаться среди громадных мужчин девушка не собиралась.

Факелов вынесли уже достаточно. Неле смотрела и посмеивалась, воображая, как взгреют дурака, что не узнал своих. Брат с верными воинами подолгу оставались в пещерах Верхнего Таяна, выходя оттуда в набеги, и частенько они возвращались в новых доспехах. Но не узнать Таянского Демона...