Феноменальный П. Т. Гелиодор - Гвидо Згардоли

Ещё одним предприятием П. Т. стала лотерея, организовать которую ему помог вновь обретённый друг, Дикарь-Одиночка Маллиган.

Идея пришла в голову П. Т., когда Двулицый Диббл освобождал подсобку от старого хлама: стеклянных бутылок разных размеров, жестяных и оловянных банок, ржавых инструментов, запасных частей для колясок, старомодной одежды и прочего, что не удалось продать. П. Т. договорился, что сорок процентов от выручки за лотерею он отдаёт старому Дибблу, остальное они поделят с Дикарём Маллиганом (доля П. Т. была немного больше, чем у товарища, потому что лотерею придумал он). Мальчишки продавали дешёвые билеты за двадцать пять центов по всему городу.

– Победитель получит двадцать пять долларов! – бойко, как прирождённый зазывала, выкрикивал П. Т. – Выигрыш выплачивается товаром по вашему выбору со склада мистера Диббла! Разыгрываются двадцать призов по пять долларов каждый, тридцать призов по одному доллару и пятьдесят призов по пятьдесят центов, что в два раза превышает стоимость билета! Подходите! Покупайте!

Билеты продавались как горячие пирожки, и никого не волновало, что выигрыш в пятьдесят центов равнялся паре зелёных стеклянных бутылок или одной старой жестяной посудине. Лотерейная лихорадка охватила всех: даже мистер Свитчайлд купил дюжину билетов. Не удержался даже сам старый Двулицый Диббл, который рисковал выиграть собственный товар.

На лотерее П. T. заработал двадцать два с половиной доллара, кругленькую сумму, – почти столько же, сколько ему заплатил мистер Браун за перегон стада в Нью-Йорк. Только теперь эту сумму П. Т. выручил менее чем за неделю. За снадобья Эрмы он получил шесть долларов, за печенье, пряники и вишнёвую наливку – четыре доллара и семьдесят пять центов.

Но, несмотря на все старания, средств на строительство домов не хватало. Учитывая стоимость досок, гвоздей и инструментов, один маленький домик с земляным полом должен был обойтись в десять долларов – П. Т. не мог отобрать такую сумму у своей семьи. Поэтому он работал не покладая рук. Он устроился в магазин Джеймса С. Килера в Грасси-Плейн, в миле к северу от Согатака, где ему платили семь с половиной долларов в месяц.

Сначала ему поручили самую грязную работу – подметать полы, разводить и поддерживать огонь, открывать и закрывать магазин, – но вскоре П. Т. проявил себя хорошим торговцем, умеющим уболтать покупателя. Он убедил посетителя, что лучше льняной ткани, которую тот рассматривал, не найти во всей округе, и что хотя прекрасный фарфоровый сервиз уже обещан постоянному покупателю, его всё же можно приобрести, добавив небольшую сумму к указанной стоимости. Бывало, что П. Т. обсчитывал покупателей на несколько бушелей овса, кукурузы или ржи и незаметно подкладывал на весы два-три камешка, завёрнутые в тряпицу. Мистер Килер, старый лис, оценил его находчивость и поощрял мальчика небольшими премиями.

П. Т. научился слушать покупателей, угадывать их желания. Он старался наладить с людьми отношения, угодить и понять каждого. Вечерами, дома, он думал, как ещё можно заработать, с безропотной тоской глядя на мать, которая всё больше и больше напоминала несомую течением лодчонку без вёсел и парусов. Эрме удалось убедить доктора Симмонсона навестить Оливию Фридберг. Доктор подтвердил, что физически Оливия вполне здорова, а вот рассудком помутилась.

– Ей не по душе жить в этом мире, – объяснил доктор Симмонсон. – Вот она и выдумала себе другой, где ей живётся лучше.

– Как ей помочь? – спросила его Эрма.

– Я пропишу экстракт лобелии, он успокаивает и усыпляет.

– А ещё?

– А ещё, если веруете, молитесь.

П. Т. испытывал к матери смешанные чувства. Как и его сёстры, он волновался и переживал за неё. Но, в отличие от сестёр, он не возражал, что она пребывает в своём мире. «Интересно, какой он, этот её мир?» – спрашивал себя П. Т. – Может, такой красочный и прекрасный, что они с сёстрами и представить себе не могут? Если так, то её болезнь не такая уж и пугающая. Но выходило, что он сам не слишком-то отличался от матери. Кто ещё мог разговаривать с Алисой или Гидеоном? Кто верил, что небо может быть красным, корова – синей, а волосы Пушинки – зелёными? Ведь каждый воспринимает жизнь по-своему. И разве может кто-то устанавливать правила? Решать, что правильно, а что нет?

Как-то П. Т. поделился своими мыслями с Алисой, пока они наблюдали за пчёлами, и спросил, что она обо всём этом думает. Пушинка ответила, что Оливия Фридберг имела право выбирать и она сделала свой выбор, поэтому нужно смириться с её решением. И то же касается выбора любого человека.

– Существует много миров, – сказала Алиса. На соседний цветок села пчела, под её тяжестью цветок наклонился к девочке. – Можно выбрать тот, что понравится.

П. Т. потакал матери: если лил дождь, а она утверждала, что светит солнце, он не возражал. Если сухарь, который она грызла, вдруг необъяснимым образом превращался в кусок мяса, – тем лучше. Она считала, что её муж не умер, а отправился на охоту на Никель-Айленд и что сама она здорова и независима. А они, её дети, жалеют её и считают больной, хотя на самом деле следовало бы ей завидовать.

Именно тогда П. Т. понял, что воображение помогает выживать и противиться невзгодам.

В редкие свободные минуты он спешил на Никель-Айленд, где Ронни, Абсалон, мистер Сперг и остальные помогали дяде Сайрусу строить дома.

Иногда, когда получалось улизнуть из усадьбы, к ним присоединялась и Алиса.

После трагедии в доме Петтигуферов за Пушинкой почти не следили.

Генриетте было не до племянницы, а мистер Уолдо, как и говорил Джим Класки, запирался и горевал в своём кабинете. Никого не интересовало, куда ходит Алиса и когда возвращается; казалось, её вовсе перестали замечать. Алиса уже задумывалась: не отошлют