Лечь на амбразуру - Фридрих Незнанский

Замерший на миг Гордеев вдруг усмехнулся, чем вызвал удивление в глазах Галочки. «Потом!» — объяснил ей жестом. И лишь в машине, уже когда купили бутылку и сели, чтобы ехать дальше, Юрий открыто засмеялся.

— Ну анекдот вспомнил, старый, ему сто лет, с вон какой бородищей!

Галя потребовала, чтобы он немедленно рассказал. И как ни отнекивался Гордеев, как ни уверял, что анекдот не совсем приличный, не отставала. Ладно, отмахнулся он от такой навязчивости. И рассказал, естественно.

Ну, ехали двое солдатиков, смотрят: красавица заходит в вагон, ну вся такая, что у несчастных ребят в глазах пошли сплошные миражи! А она перед ними то так, то этак, одним боком повернется, другим, закуривает, кокетничает… Растаяли парни, вот один и шепчет другому: «Какое чудо!» А второй отвечает: «Ага, и ведь наверняка кому-то повезло, трахает он элементарно это твое чудо! Кто же он такой, этот счастливчик?» А красотка словно прочитала их мысли, поворачивается к ним и говорит…

— Все! — воскликнула Галя. — Больше ни слова! Я сама знаю!

— Да? — высокомерно спросил Гордеев. — И что же она им ответила?

— Она сказала, — серьезно продолжила Галочка, — кто ее именно трахает! Такой же дурак, как ты, несчастный солдатик!

— Там, правда, был не дурак, а покрепче, но остальное правильно! — так же серьезно поправил Юрий и, рассмеявшись, поймал своими губами губы Галочки. А оторвавшись, закончил: — Но ты в самом деле выглядела чрезвычайно эффектно — ножки-сапожки, недаром мужики языки свои проглотили!

— Ага! А я ведь еще и твои глаза видела! Ничего, знай наших! Ну, трогай, поехали, а то мне уже не терпится вернуться домой!

Вот в таком возбужденном состоянии они и явились на Енисейскую. И уже возле лифта, на площадке перед дверью Грязнова, ощутили совершенно потрясающие запахи, доносящиеся, вернее, густо струящиеся из-за обитой черным дерматином бронированной двери.

Галочка тихо охнула и как-то беспомощно посмотрела на Юрия.

— Прошу тебя, — сказала дрогнувшим голосом, — последи за мной, не давай много есть, а то мне потом плохо будет, а я уже сейчас не могу удержаться!..

И Гордеев едва не хлопнул себя по лбу. Идиот! За весь день человеку ничего, кроме каких-то там маринованных мидий и креветок, нормального предложить не додумался! Привык сам все делать на бегу… Чайку ей, видишь ли, чашечку! Да и той не налил…

Застолье было организовано в лучших традициях дома Грязнова. Денис на кухне возился с шашлыком — это от шашлыка распространялся в подъезде сумасшедший запах. Сам хозяин квартиры, повесив на спинку большого кожаного кресла свой парадный мундир, с засученными рукавами и в фартуке с цветочками, готовил закуски. Правильнее сказать, потрошил уже готовые упаковки и пытался их красиво расположить на тарелках.

Знакомство произошло стремительно, и уже через мгновение Галина оттеснила генерала от стола и принялась все делать сама. Грязнов-старший уступил ей свое место с видимым облегчением. Но, поглядывая искоса, хмыкал при этом и значительно ухмылялся.

Турецкий же кайфовал, полулежа в том самом генеральском кресле и отшвырнув свой пиджак на диван. Жестом подозвал к себе Юрия Петровича.

— Хоть ты и перебежчик, старик… — Он все никак не хотел забыть, несмотря на то что уже прошло более чем достаточно времени с тех пор, как Гордеев покинул прокуратуру, подавшись к антиподам, то есть в адвокатуру. И при каждом удобном случае поминал об этом. — Однако ты — наш человек… как выражается Славка. Слушай, а ведь он тоже запал на твою хохлушку? — Последнее сказал таинственным полушепотом и сделал при этом страшные глаза. — Ой, лишенько, как говаривала наша Шурочка. Шо ж воно дееться! Чую, Юрка, быть дуэли! Не, ты заметь, как он поглядывает, какого косяка давит, а?

Конечно, понимал Гордеев, что просто дурака валяет «важняк», но малый прилив ревности все же испытал. Видно, этого и добивался Турецкий. Насладившись смятением на лице Юрия Петровича, сменил тему, став серьезным.

— Был я по твоему делу. Сегодня на Краснопресненской состоялся большой хурал, поэтому удалось переговорить сразу с несколькими нужными людьми. Минюст сделает свое представление, а вот реакция куратора показалась мне далеко не однозначной. По-моему, Юра, там, в Белоярске, какой-то очень нехороший узел завязывается. Здесь что-то знают, но делают вид, будто они в стороне. Ну списывают на региональные сложности. Выборы ведь всегда вносят в общество нервозность. А нынешний их губернатор кому-то сильно нужен в Москве, понимаешь? Вот и игры вокруг него несколько двусмысленные. Как это у китайцев-то? Пока тигры дерутся, мудрая обезьяна сидит себе на дереве и наблюдает. А уже после драки развешивает свежие шкуры на ветках. Вот, говорит, чего можно добиться простым терпением. Да, кстати, ты Славку-то расспроси насчет этого Толубеева. Он его хорошо знает. Мы тут уж перекинулись, пока тебя не было. Так Славка его Азефом назвал. Помнишь, был такой классический пример провокатора? Вот-вот. Замечен, как говорится, и неоднократно. А баба-то хорошая? — поинтересовался безо всякого перехода. — Поди, успел уже?

Гордеев резко нахмурился.

— Молчу, молчу, — миролюбиво вытянул обе руки перед собой Турецкий. — Я просто к тому, что, будь на твоем месте, ни в жисть бы не удержался. Ну, валяй, твое дело молодое, — вздохнул со значением и поднялся, но, вместо того чтобы уйти на кухню, наклонился над Юрием и сказал негромко: — Я обсудил с Костей и «пальчики». Потом позвонил Эду Черногорову. В общем, он вызовет к себе в качестве свидетеля твоего журналиста и вынет из него душу. Как это он умеет. Нельзя ж оставлять без последствий, верно? Ну а возбуждать новое дело, я думаю, — значит затянуть проблему до бесконечности. Не надо возбуждать. Он согласился. Имей в виду. Пусть будет кое-кому сюрпризом. — Выпрямился и закричал: — Эй, молодежь! Вы долго собираетесь нас мучить? Я с утра не жрамши! Сколько можно?

И отправился на кухню — торопить.

А Гордеев задумался о сказанном. Вроде бы ничего особенного и не сообщил сейчас Александр Борисович, но ведь он и не любит разжевывать и вкладывать в рот слушающему уже готовую кашицу. Сам умный, соображать должен. Намек дать — другое дело. Указать более верную дорожку, если остановился перед выбором, — тоже. Но думать ты должен сам. Он и так уже за сегодняшний день сделал немало. И главное здесь вот что: сам факт озвучен в высоких сферах, теперь никто не сможет сказать, что не знал, не слышал. Ясно стало, что развернувшаяся борьба в Белоярске не есть только результат их собственных, внутренних, местных разборок, а что она направляется отсюда, из Москвы. Особая заинтересованность вице-премьера, которого Турецкий назвал куратором данной отрасли, тоже указывает на то, что выборы губернатора в Сибирском крае кое-кому менее важны, нежели игры вокруг «Сибцветмета». И в центре этой борьбы — Алексей Евдокимович Минаев. Точнее, его производство. И если его потребовалось срочно, любым способом, убрать с дороги, чтоб не путался под ногами, — а такой вариант напрашивался сам, — то, значит, времени у заинтересованных лиц оставалось совсем немного, а именно время и является в данной ситуации решающим фактором. Мол, хоть и на время с глаз долой, да мы успеем, а если человека потом и оправдают, тоже беды не будет. Время — вот что самое главное.

И что же имеется в сухом, как говорится, остатке? А то, что, если Минаев выйдет на волю в ближайшие дни, у кого-то что-то здорово сорвется! Вот в чем соль…

И речь здесь вовсе не о губернаторских выборах, нет! До них еще скакать и скакать. А как иногда говорит наш добрый друг и отчасти учитель Сан Борисыч? А говорит он так: во всех нынешних убийствах, во всех криминальных разборках, во всем, связанном с кровью и грязью, одна основа — экономическая. Простая жажда власти — это уже из области преданий, этакая макбетовщина. А нынче во главе любого угла — деньги, экономика, а уже от них — и власть…

А еще очень пришелся по душе Гордееву совет Турецкого относительно допроса Елисеева. Тут тоже имелась своя тонкость. Если бы с таким предложением к Черногорову обратился Юрий Петрович, это выглядело бы не очень этично. Хотя и абсолютно справедливо по отношению к предателю Женьке. Но, видно, Сан Борисычу не надо было объяснять некоторых истин, он сам все понял. А два следователя, особенно если они в самом деле уважают друг друга, всегда могут договориться, не осложняя жизни адвокату. Так что получалось, что инициатива исходила вовсе и не от Гордеева, уж тут он может не прятать глаза. А вот для Евгения это будет чувствительная оплеуха. Ну и пусть теперь сочиняет наиболее приемлемые для себя версии, он юрист, придумает…

Меркулов, весь цветущий с морозца, появился, когда народ в застолье уже успел и принять и закусить. Денис — на правах младшего — отправился встречать в прихожую и оттуда поманил Гордеева.