Лишь пять дней - Джули Тиммер

Но Мара обвиняла не его, а родителей. Не то чтобы Лакс за несколько месяцев повзрослела на пятнадцать лет, это было смешно. Суть в том, что с внучкой бабушка и дедушка были строги. И они приказывали не мешать и не дерзить своей больной маме.

Мара не беспомощна! Не стеклянная она! Не нужно ее укладывать на мягкие подушки, пока ее родители будут заниматься домашним хозяйством. Она не упадет, если кто-то с ней поспорит.

И Пори, и Нейра должны это понять, и не важно, согласны они или нет.

Мара очнулась от молчаливого монолога — лекции, которую читала про себя родителям, от звука щелкнувшего ремня безопасности Гарри.

Когда он собрался открыть дверь, она сказала:

— Гарри, не помогайте мне выходить, пожалуйста.

— Ах, ну да, сейчас подойдет ваш отец и проводит вас к двери.

— Да.

Мара отстегнула ремень, но не пошевелилась, чтобы выйти из машины.

— Наверное, вы думаете, я сумасшедшая. Я позволяю вам мне помогать, когда рядом никого нет, но не тогда, когда кто-то это видит. Может, это эгоистично — позволить незнакомцу проводить меня к дому, как вы это сделали вчера, но позволить то же самое отцу я не могу.

Гарри откашлялся, она подняла глаза и в зеркале встретилась взглядом с таксистом.

— Я не всегда был таксистом. Я был… — он сделал паузу, — кем-то большим. Много лет назад, в Талсе. — Мини-Дед Мороз отвернулся к окну.

Мара заметила ностальгию в его лице и подумала, что он, наверное, вспоминает былое, жизнь, в которой он не был таксистом.

Они опять встретились взглядами в зеркале, и он продолжил:

— Мне пришлось все бросить и заняться этой работой. Но я не хотел это делать в том городе, где все меня знали. Знали как кого-то лучшего. Поэтому я приехал сюда, где всем известен как Гарри-таксист. И здесь никто не смотрит на меня и не вспоминает, кем я был. У них нет этого во взгляде: нет сожаления от того, как же низко я пал… — Он вздохнул, будто представил себе ту жалость, которой так хотел избежать. — Они же меня не знают. Если бы я работал таксистом в Талсе, как бы я смог выдерживать эти взгляды?

Он покачал головой и добавил:

— Поэтому я не думаю, что вы сумасшедшая. Или эгоистичная. Просто я думаю, вы скорее будете иметь дело с кем-то из Талсы, кто вас не знает и не посмотрит на вас с жалостью, вспоминая, какой вы были…

— О господи! Кем же вы работали, раз так все понимаете, — психотерапевтом? Барменом? Священником? Читали мысли?

— Ха-ха-ха.

— Гарри?

— Да?

— Мне очень жаль, что все так случилось и вы переехали сюда.

— Хм. — Он опять отвернулся к окну. — Да ничего такого.

— У вас плохо получается притворяться! — Мара подмигнула ему, открыла дверь и принялась выбираться из машины.

Она вышла, наклонилась и постучала ему в окно:

— Знаете, я сейчас немного опасаюсь ветра. Вы видели, как я двигалась вчера, когда в первый раз вы попытались мне помочь. Обычно, когда мне пытаются помочь, я не прекращаю шипеть, как собственно вчера. И вообще, я ни родителям, ни незнакомцам не позволяю себе помогать.

Он улыбнулся:

— Значит, мне повезло!

— Ха-ха-ха, да, на это можно и так посмотреть.

— Я воспринимаю это именно так. — Он достал ручку и блокнот. — Так что, завтра в то же время?

— Да, отлично, спасибо!

Он кивнул и записал.

— Я позвоню в дверь. Воспользуюсь возможностью помочь!

— Я в этом и не сомневалась.

— Я не менее упрям, чем вы.

— Даже больше, думаю, — сказала она и улыбнулась, — может, упрямство и объясняет, почему… — Мара пожала плечами и посмотрела поверх машины, не уверенная, стоит ли отправлять в космос мысли о мини-Деде Морозе, а вдруг их услышат? Было нелепо чувствовать близость с человеком, которого едва знаешь. А еще более нелепо было бы это произнести вслух!

— Да, наверное!

— Марабети! — Нейра окликнула ее.

Мара повернулась и помахала им, а тем временем Нейра удержала Пори, который инстинктивно дернулся, чтобы двинуться навстречу дочери и помочь ей.

— Привет, доченька! — Улыбнулся он ей. — Мы с мамой надеялись, что ты возьмешь немного еды, пока она не испортилась.

Мара повернулась к Гарри, который ответил ей понимающей улыбкой, поднял стекло и на прощанье помахал рукой.

Глава 22 Мара

Ее родители были настоящей парой. Оба примерно одинакового роста и всегда прекрасно одетые, словно на вечеринку. На Пори сейчас были плотные брюки серого цвета, сандалии и шелковая рубашка. А Нейра была в льняном платье такого же сиреневого цвета, как и рубашка мужа. Забавную традицию одеваться в тон она начала много лет назад и так и не могла остановиться. Хорошо, что она хотя бы перестала подвязывать волосы лентой в тон его галстуку, по крайней мере, так было на этот раз. И волосы были единственным различием у них: Пори был уже совершенно седой, в то время как длинный хвост супруги был как минимум наполовину иссиня-черным.

— Мы буквально на секунду, — тараторила Нейра, — привезли немного риса, самсы — купили ее в индийском магазине. — Она протянула сумку. — Мы ненадолго. Хотя я просто умираю, как хочется взяться за этот сад и привести его в порядок! — И она начала изучать сад, уже без сомнения прикидывая, с чего бы начать.

Мара нахмурилась. Не так ее родители планировали золотые годы их брака! Сколько она себя помнила, они говорили о путешествиях. Приносили брошюры ей и Тому: руины ацтекских храмов, которые мечтают посетить, тур на гондолах по Венеции, в который хотят отправиться, норвежские фьорды, которые планируют фотографировать. Они ходили в библиотеки, штудировали записки путешественников, писали список двадцати наилучших мест, куда хотят поехать. Часами обдумывали список, черкали и вписывали заново.

Когда Мара узнала, что ее скорость повторений в ДНК равна сорока восьми, приносить брошюры они перестали. Начали приносить продукты и какие-то вкусняшки, инструменты для сада и моющие средства для ванной.

С того времени, как Мара пошла в первый класс, она настойчиво и упрямо отказывалась от любой помощи родителей. Она хотела все делать сама! И не важно, в какой области!

Она снова и снова категорически возражала, чтобы к ней относились как к беспомощному ребенку, и не желала наблюдать, как родители жертвуют своими лучшими годами ради нее.

Поначалу она мягко делала замечания и объясняла им: не нужно, чтобы для нее готовили, убирали и копались в саду, она сама в состоянии с этим справиться. Когда не сработало, Мара начала умолять, а когда и это не помогло, то стала отдавать строгие приказы — к ней нельзя относиться так, будто она несмышленыш, который не может содержать в порядке собственный дом.

Родители обещали… Но все, что они сделали, — это всего лишь поменяли подход. Дело не в том, что они считают ее неспособной заниматься домашним хозяйством. Они просто скучают по рутине. Пылесосить большой настоящий дом — здорово, ведь сейчас они живут в небольшом коттедже, куда переехали после выхода на пенсию.

Ведь так приятно большим пылесосом пройтись по метрам коврового покрытия, как в старые добрые времена! Кроме того, в их возрасте полезно двигаться, а что может быть в этом плане лучше, чем работа в саду?

А насчет готовки… Всем известно, как тяжело готовить строго на двоих, гораздо проще приготовить больше и поделиться.

Мара поняла, что теперь так будет всегда. Они никогда и ни за что даже на неделю не оставят свою больную дочь. К тому времени, как она умрет, руины ацтеков придется вычеркнуть из списка — родители слишком состарятся, чтобы к ним вскарабкаться.

Путешествие на гондолах тоже придется отменить, так как родители будут слишком плохо держаться на ногах, чтобы ступить в лодку. Если бы давали медаль за «Жертвы в пользу любимых без сожалений» они стали бы золотыми призерами.

Мара надеялась, что позже, когда они станут размышлять над причинами эгоизма дочери, им не придет в голову, что в какой-то степени они подтолкнули ее к обещанию трехлетней давности. Она была убеждена, что родители сочтут ее поступок эгоистичным и трусливым, и не сомневалась: они никогда не поймут, что их дочь не хотела жить со своей болезнью, но во сто крат больше она не хотела, чтобы они исковеркали свою жизнь, проходя через это.

Держаться вплоть до самого печального конца, а именно этого все ожидали от нее, не изменит основного — родители все равно потеряют своего единственного ребенка.

И еще одна вещь, которая заставляла ее придерживаться плана, — желание, чтобы родители дожили свои годы так, как мечтали.

Они заслужили это после всего, что сделали для нее. И ни за что, черт возьми, она не посмеет этого у них отнять!

Мара, подойдя к крыльцу, поцеловала родителей и принялась рыться в сумке в поисках ключей. Затем она попыталась открыть замок. Ключи отказывались замереть в ровном положении и прямо войти в замочную скважину, и Мара и возразить не успела, как отец освободился от хватки жены и помог открыть. Затем он зашел сам и поочередно помог войти дочери и жене.