Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети

Узнав об этом случае, Анна-Мария, чья мудрость основана была на трезвом понимании мужской натуры, ограничилась тем, что пожалела Перпетую, не выказав при этом ни малейшего возмущения. Дело в том, что Анне-Марии было свойственно скорее глубокое почитание брака и почти мистический культ мужа, нежели строгое соблюдение принципов, проповедуемых церковью, хотя обе женщины не пропускали ни одной церковной службы по воскресным и праздничным дням.

— Что ты собираешься делать? — спросила Анна-Мария.

— А что ты мне посоветуешь? — вопросом на вопрос ответила Перпетуя, которая содрогалась при одном воспоминании о мужчине в темных очках.

— Если бы мой муж бросил меня в объятия другого мужчины, я умолила бы его объяснить мне, действительно ли это чем-то поможет ему. Я бы сказала так: «Признайся откровенно, мой Жан-Дюпон, принесет ли это тебе пользу». И если бы он ответил утвердительно, я согласилась бы принести себя в жертву.

— Мне надо подумать, — сказала после долгого молчания Перпетуя.

Несколько дней спустя Перпетуя, которая, как обычно, легла в постель рядом с мужем около десяти часов вечера, внезапно проснулась, услышав какой-то шорох. Открыв глаза, она увидела мужчину, которого не сразу узнала. Усевшись на другом краю кровати, он раздевался при слабом свете лампы, едва-едва теплившейся. Он успел уже сбросить рубашку и ну чал снимать правый ботинок, но вдруг застыл, увидев, что молодая женщина открыла глаза. Когда она, пораженная, села на кровати, он начал гут же поспешно одеваться, при других обстоятельствах Перпегуе было бы трудно удержаться от смеха. Одеваясь, он жалобно шептал:

— Молчи, Перпетуя, не надо кричать, умоляю тебя! Я сейчас же уйду и с этой минуты оставлю тебя в покое, только не кричи.

Когда ночной гость оделся, он с виноватым видом обратился к Перпетуе, которая все еще не могла прийти в себя от изумления:

— Я пришел сказать тебе, что знаю, в каком лагере находится твой брат: он в Мундонго, на Севере. Если ты хочешь послать ему письмо или посылку, я берусь помочь. Вот что я пришел тебе сказать.

И, не дожидаясь ее ответа, полицейский — а это был он — вышел из дома.

На другой день рано утром Перпетуя рассказала обо всем Анне-Марии.

— Наконец-то ты сможешь связаться со своим братом! — обрадовалась Анна-Мария. — Вот так удача!

Она чуть было не кинулась поздравлять ее и тут только заметила, что Перпетуя вне себя от ярости. Когда в полдень явился Эдуард, молодая женщина попыталась откровенно и окончательно объясниться с ним, ибо понимала, что не стоит терять времени, упрекая человека, которого не могут тронуть ни гнев, ни презрение.

— До чего же ты отстала, бедная моя Перпетуя, — заявил Эдуард, улыбаясь с обезоруживающим простодушием. — Ты и представить себе не можешь, до чего ты отстала! В том, что я требовал от тебя, правда не прямо, а косвенно, нет ничего необычного. Со времен независимости такие вещи случаются у нас довольно часто, и особенно в столице. Говорят, что это принято во всем мире, почему же у нас должно быть иначе? По какой такой милости мы должны избежать всеобщей участи и не подчиняться законам времени? Трудно найти женщину — если она не совсем уж дура, — которая не почла бы для себя за счастье добыть должность своему мужу такой ничтожной ценой. Так поступают даже в самых высоких сферах. Представь себе, что и европейские женщины охотно идут на это ради того, чтобы пристроить своих мужей, — неважно, белый он или черный. Хочешь, чтобы я назвал тебе имена? Да взять хотя бы самого губернатора округа Ойоло, который привез свою жену из Европы. Так вот, в Фор-Негре всем прекрасно известно, что поста губернатора он добился с помощью жены, а не благодаря своим дипломам. Если бы ты знала имена многих важных лиц в нашей стране, я бы порассказал тебе кое-что о них, может, это тебя хоть чему-нибудь научило бы. Что же касается нашего губернатора, то я объясню тебе, что с ним произошло. Когда он вернулся из Европы, ему долго пришлось слоняться в поисках работы по коридорам министерств в Фор-Негре. Прошло несколько месяцев, а должности ему все никакой не давали, и, стало быть, жалованья он не получал. Жене и маленькому сынишке едва хватало на пропитание, а у него самого осталось лишь две-три рубашки да стоптанные ботинки. Тогда он смекнул, что ему надо делать, и направил свою прекрасную мадам туда, куда следовало. Результат не заставил себя ждать — как видишь, он стал губернатором. Конкурсы и прочая чепуха — все это было хорошо до независимости, а сейчас превратилось в комедию для дураков. Я-то уже давно все понял, и М’Барг Онана не открыл мне ничего нового. Так что, как видишь, ты переживаешь из-за сущих пустяков. Если бы для того, чтобы кормить Шарля, нам приказали встать на четвереньки, разве мы бы воспротивились? Ведь самое главное для нас обоих — это чтобы Шарль был сыт!

С того дня, смущенно признавалась Анна-Мария, Перпетуя стала избегать ее, решительно уклоняясь от всяких откровенных разговоров: то ли потому, что Анна-Мария отказалась понять ее, го ли потому, что молодая женщина сочла себя теперь достаточно зрелой и решила сама распоряжаться своей судьбой. А потом события начали развиваться с такой головокружительной быстротой, что Анне-Марии некогда было выяснять, в чем причина отчуждения Перпетуи.

Эссола подумал, что идея неукоснительного подчинения мужу, которую проповедовала Анна-Мария, не случайно вызвала такую реакцию у Перпетуи, очевидно, она была разочарована, а может быть, и глубоко уязвлена, так как в глубине души по-прежнему мечтала о равенстве и сохранении достоинства.

Но как же тогда объяснить тот факт, что, проявив такое отвращение к полицейскому, Перпетуя в конце концов вступила в связь с этим человеком? Да, да, Перпетуя все-таки стала любовницей М’Барг Онаны и принимала его на супружеском ложе, рядом с невинной колыбелью Ванделина. Может быть, после того, как ее принудили к этому, молодой женщине до такой степени стало все противно, что она решила больше не сопротивляться и смириться со всей этой гнусностью, подобно многим слабым душам, хотя сама была не из их числа? А может быть, ее убедили трезвые, хоть и мерзкие, аргументы мужа? Или, может быть, на нее оказывали какое-то давление, угрожали ей, и она просто не осмелилась сказать об этом Анне-Марии? А возможно, ее в конце концов покорили страсть и сказочная щедрость комиссара, его предупредительность, его ласки — весь этот волшебный блеск, перед которым не устояла добродетель молодой женщины, воспитанной в скромности и целомудрии? А может быть (так думала Анна-Мария, хотя и не смела утверждать это с полной определенностью), ее толкнула на это жалость или что-то вроде материнской привязанности к недалекому мужу, которому ей хотелось обеспечить положение и доставить радость, за что, как она полагала, он будет признателен ей всю жизнь? Или Перпетуя рассчитывала таким путем облегчить участь сосланного брата? Не исключена возможность, что несколько причин заставили ее решиться на этот шаг.

«Как трудно понять жизнь другого человека», — думал Эссола. Среди множества предположений он не мог окончательно остановиться ни на одном — как будто любви к брату было мало, чтобы заставить Перпетую окунуться в океан грязи, ведь она так хотела подать хоть какую-то надежду узнику, в этом был смысл ее самоотречения, ибо она знала, что пути назад нет. Иначе невозможно понять, как Перпетуя могла столь долгое время сносить скотство комиссара!

Случалось, полицейский всю ночь не оставлял Перпетую в покое, и ее стоны будили Ванделина. Думая, что мать обижают, ребенок начинал так горько плакать, что ей надо было утешать и успокаивать его. Пришлось укладывать его спать в крохотной гостиной, но тогда мальчика мучили кошмары.

Какое бы событие ни происходило в Зомботауне, оно сразу же становилось известно всем, поэтому, несмотря на все предосторожности комиссара, не желавшего компрометировать Эдуарда, его связь с Перпетуей ни для кого не осталась тайной. И Эссолу неотступно преследовала все та же навязчивая мысль: как могла его сестра вынесет и все это? Ведь ей не раз доводилось слышать и злые насмешки, и прозрачные намеки даже от друзей Жан-Дюпона, которые до той поры очень тепло относились к ней, но теперь усмотрели в ее поведении возврат к варварским обычаям, с которыми давно уже распростились даже в деревнях, где такого рода отношения считались непристойными. Как могла Перпетуя так долго терпеть все это?

Бывший узник лагеря Мундонго не в силах был понять того упорства, с каким Перпетуя стремилась изменить его судьбу, хотя из рассказов Анны-Марии со всей очевидностью понял, что сестра прилагала к этому все усилия. У Эссолы не было никаких сомнений в том, что полицейский обманывал ее, как не было сомнений и в том, что Перпетуя не подозревала об обмане и до последнего своего дня верила, что ее старания достигнут желаемого результата. Ей и в голову не приходило, что ни ее письма, ни ее посылки не доходят до узника, ее ввело в заблуждение то, что полицейский выполнил первую часть своих обещаний — единственное, что было ему под силу: Эдуард вскоре с блеском прошел по конкурсу на должность полицейского чиновника по гражданским делам. Экзаменационные темы он узнавал за два дня до экзаменов, так что спокойно мог заранее к ним подготовиться и оказался в числе первой пятерки.