Байки на бис - Лев Дуров

Отзывчивые железнодорожники

Работа в «Калине красной» для меня – не просто эпизод. Макарыч однажды попросил меня отвезти в Москву отснятый материал. Сказал, что в Министерстве кинематографии транспорт дадут. Оказалось – все вранье. И я стоял с километрами ценнейшей пленки и не знал, что делать. На поезд не было ни одного билета. Я подошел к кассе и говорю: «Мы здесь снимаем картину «Калина красная», режиссер Василий Шукшин». Услышав эту фамилию, договорить мне не дали, закричали: «Шукшин! Давайте-давайте!». Тут же сбежались люди, моментально погрузили все на тележки, отвезли к вагонам…

Оказалось, железнодорожники гораздо душевнее относились к Макарычу, чем те, кто отвечал за кино.

Не банный день

Уж совсем криминальный случай произошел на моей даче. Поясню: у меня на даче есть баня. Дача у меня скромная, не такая, как вы думаете. Но баня все-таки есть. И вот как-то к нам в гости приехал внук композитора Соловьева-Седого Васька. Само собой, пошли в баньку попариться.

Дело было зимой, так что после парилки по старинной русской традиции решили охладиться в снегу. Васька – впереди: бежит, хохочет и с торжествующими криками прыгает в сугроб. Мы не успели ничего ему даже крикнуть, только – «А-а-а-а!» – рот разинули. Потому что это был не сугроб, а груда кирпичей, припорошенная снежком. Всю ночь не спали, мазали его зеленкой и йодом.

С тех пор я относился к бане настороженно – а вдруг чего случится.

Банька «по-черному»

Помню, однажды парился я с Василием Макаровичем Шукшиным и Анатолием Заболоцким, его постоянным оператором, который снимал почти все шукшинские картины. Оба – знатные любители баньки «по-черному», о чем я тогда еще не знал. И вот сидим мы на полке, Шукшин кричит: «Поддать пару!»

Как сейчас помню, я – в центре, Василий Макарыч – справа, Толя – слева. Заболоцкий плеснул воды – и в тот момент мне и открылось, что же такое «по-черному». Короче, обварило меня всего, уши стали как у слона, губы вывернулись. Жуть! Ах! Смотрю по сторонам: Шукшин и Заболоцкий продолжают сидеть как ни в чем не бывало. Им хоть бы хны!

В другой раз досталось даже бывалому Заболоцкому. Парились мы с ним как-то – опять же «по-черному» – в баньке в Белоруссии. Поддали пару, и вдруг он как заорет: «Я ослеп, я ослеп!». Выскакиваем на улицу, рядом – маленькое озерцо. Вот там мы его до-о-о-лго отмачивали. А у меня – второй испуг.

Трубы подождут

Когда-то давно я снимался под Ереваном в картине «Ксения – любимая жена Федора». Там шло строительство атомной электростанции.

И вот однажды мы решили сделать шашлык. Купили мясо и расположились недалеко от дороги.

Только мы начали готовить, показался грузовик с огромными трубами и вдруг притормозил возле нас. Из него вылез человек, который сразу сказал:

«Вы все неправильно делаете. Разрешите мне приготовить вам шашлык».

Он достал какую-то бутылку с жидкостью, кастрюльку и быстро-быстро стал колдовать. В это время рядом остановился «газик», из которого выскочил человек в плаще и стал кричать на нашего повара, активно жестикулируя, хлопая себя по бедрам, хватаясь за голову. Первый мужчина ему что-то спокойно отвечал. Они говорили по-армянски, поэтому мы ничего не понимали. Второй нервничал все больше, но, в конце концов, замолчал, сел в машину и уехал. Водитель грузовика доделал все и сказал нам, чтобы мы вращали мясо, будет очень вкусно, а сам он, увы, должен ехать. Действительно, оказалось бесподобно. Чуть позже мы встретили и того и другого. И стали расспрашивать, что же они говорили друг другу. Человек в плаще оказался инженером, на стройке ждали трубы, а они куда-то запропастились. Конечно, увидев водителя, делающего шашлык, инженер стал возмущаться. А наш кормилец ответил ему спокойно, что люди не умеют жарить шашлык и испортят мясо. Поэтому он сейчас сделает им все, а потом отвезет трубы.

Трубы подождут, а люди – нет. И инженер, который поначалу очень нервничал, этот аргумент счел важной причиной задержки.

Навозный барельеф

А теперь о моих встречах с необычными животными. Вот помню случай, который произошел со мной, когда я еще учился в Школе-студии. Мы всем курсом выехали как-то в Подмосковье к кому-то на дачу. Развеяться. И вот во время пирушки я увидел мирную буренку и решил изобразить перед ней тореадора.

Это уж потом, лет через тридцать, я прочитал, что корова опаснее быка, потому что она во время атаки глаза не закрывает, а быка тореро практически водят за нос.

Так вот, паясничал я перед этой буренкой, паясничал, ей, видно, это осточертело и она прыгнула на меня. И я в тяжеленном дядюшкином пальто рванул стометровку, как Джонсон. Сзади что-то ударило по голове, я упал лицом в траву и решил, что меня забодали. Встал на колени и понял, что вдобавок ослеп. Пощупал лицо рукой – что-то не то. И снял с лица… засохшую коровью лепешку, в которой четко отпечатался мой барельеф, как посмертная гипсовая маска Петра Первого.

Однокурсники торжественно повесили «навозный барельеф» на гвоздик, открыв «буренкинско-дуровский мемориал».

А буренка, сказали мне, вовсе и не пыталась за мной бежать. Просто она не привыкла видеть фиглярство, и прыгнула, чтобы пугнуть меня. А на «финише» я наступил на грабли, и удар пришелся точно по затылку.

Кто-то из студийцев запечатлел этот исторический момент. Это был прекрасный кадр!

Кстати, когда я смотрю на эту фотографию, то всегда вспоминаю анекдот.

«Новый русский» гуляет с сыном по парку и останавливается возле художника, рисующего пейзаж. Встав за спиной мастера, «новый русский» назидательно говорит наследнику:

– Видишь, как мужик без «полароида» мучается…

Но это к слову. Я ведь хотел рассказать о странных животных…

Лающая корова

Однажды приехали мы со съемочной группой в деревню Гущи на озере Селигер. Там должны были снимать эпизоды одного фильма. Все идет хорошо. Работаем. И вот как-то ребята мне говорят:

– Лева, ты вон в ту избу пойди. Там живет замечательная тетя Сима, она молоко парное дает с черным хлебом. Вкусно!

Я и пошел. Открываю калитку, вхожу во двор… Вдруг из-за угла выскакивает корова, по-собачьи бросается в мою сторону и… лает! Лает на меня, как пес цепной, и все движения у нее собачьи. Бог мой!

Я вылетел на улицу, упал в пыль. Вслед за мной выскакивает эта самая тетя Сима и орет, сначала мне:

– А, артист! Испугался! То-то же! – Потом корове: – Пойдем, Милка, домой!

И Милка, как собака, мирно пошла за ней.

Что же оказалось? Тетя Сима – сама алкашиха и корову свою споила: каждый день подливала ей в пойло самогон. Хмельная корова общалась только с одним живым существом – с хозяйской собакой. С пьяных глаз и стала ей подражать. А потом у коровы высохло вымя, она вконец утратила «национальное самосознание», научилась лаять и бросаться на чужих.

Фу, Мухтар!!

В 1964 году, во время съемок фильма «Ко мне, Мухтар!» меня чуть не разорвала собака. Я играл бандита и должен был убегать от Мухтара по длинному коридору, а потом залезть на стену. На меня надели две пары штанов, на руку – кожаную крагу, чтобы я мог отбиться. «Мотор!» – я бегу, добежал до стены, и тут Мухтар со всей силы бьет меня между ног. Я разжимаю руки, падаю и вижу пасть пса у своего горла. Выставляю вперед крагу, но умный Мухтар кусать ее не стал, а впился в левую, незащищенную, руку. Когда подбежал дрессировщик, на мне были только трусы и крага – остальное лежало вокруг, разорванное в клочья. От этого случая у меня даже остался на теле шрам.

Потом выяснили, отчего пес озверел. В действительности эту собаку звали не Мухтар, а Байкал. В картине снимались три овчарки: одна использовалась для экстерьера, красоты, а две другие – служебные, чтобы след брать, нарушителей ловить. Одного из них я как раз и изображал… На беду Байкал оказался очень суровой собакой, настоящим людоедом. Однажды вместе с милиционером-инструктором он преследовал трех убийц, которые уходили к лесу. Проводник погнался за двумя преступниками, а Байкала пустил за третьим. Когда прибежал к месту схватки, то увидел, что на земле лежит растерзанный человек: правая рука с пистолетом перекушена, разорвано горло, разворочена грудная клетка. Байкал даже хозяина не узнал, чуть было не кинулся. Зверь попробовал живую кровь… Конечно, мне никто не рассказывал о таких «подвигах» Байкала, и я попал ему под горячую лапу. Юрий Владимирович Никулин попытался сунуться мне на выручку, но пес и на него бросился.

К тому же, оказывается, Алексей Пархоменко, игравший главного бандита, в перерыве между съемками съел Байкалов суп из куриных шеек… И пес выместил всю свою злобу на мне.

Джигит

На «Трех мушкетерах» мне надо было сделать безобидный проскок. Помните, у палатки короля? Мне каскадеры говорят: грунт мокрый, надо походить на лошади, чтоб привыкнуть. Короче, пустил я ее в галоп. Рита Терехова сидит на стульчике, улыбается. Неожиданно лошадь спотыкается, мы с ней делаем сальто в воздухе и грохаемся о землю. Ритка закричала, забилась лицом в ворох платьев. Ну, шутка ли: на ее глазах Дуров себе шею сломал! Но мы с лошадью поднялись с земли совершенно целые. В Израиле на съемках «Мастера и Маргариты» я понял, что мое «лошадиное» правило распространяется и на верблюдов. Рабочее животное, совершенно нормальное и спокойное, стояло тихо и смирно, все на нем фотографировались. Но стоило мне на него залезть, как он вдруг шагнул в пропасть! При этом орет так, будто его режут. Я соскочил на землю и невероятным усилием вытащил его на твердую поверхность. Кстати, хозяин верблюда убежал, испугался, наверное, что я погиб в пропасти. Мы с этим верблюдом потом долго дружили…