«Попаданцы» Карибского моря - Сергей Анпилогов

«Да… с малышкой мне, если говорить откровенно, повезло, — продолжил он свои размышления, выпуская аккуратные кольца дыма, — или ей — со мной. Не знаю, как — вообще… не спрашивал, но уж в ТОТ день — точно!».

Бой длился больше часа… Два десятка охранников и так долго сопротивлялись почти сотне нападающих. А если учесть, что половину из них уложили в первые же минуты… действительно — слишком уж долго! А если учесть еще и то, сколько врагов они перестреляли за это время… Но вот — выстрелы стихли. Живых защитников — не осталось. Кроме одного — самого хозяина плантации…

Сейчас на заднем дворе, возле конюшен, высокий седой испанец с завернутыми за спину руками бился в руках двух дюжих мулатов, которые с трудом удерживали его, заставляя смотреть на то, что сейчас будут делать с его дочерью еще четверо их приятелей. Остальные повстанцы не захотели в этом участвовать, предпочитая другие, менее изысканные развлечения — выпивку и грабеж…

Кроме непосредственных исполнителей у намечающегося спектакля были, если не считать старика, и другие зрители. Двое из них смотрели на все это равнодушным взглядом — и не такое видали! Любой профессионал знает, что именно происходит во взятом штурмом городе после боя! Изредка они презрительно косились на третьего, во взгляде которого сияла ничем не скрываемая радость…

Герберт Поцульковский считал себя «уродзонным шляхтичем гоноровым» и от этого своего мнения отказываться не собирался. Просто — не афишировал. Да и, пся крев, ну, в конце-то концов, перед кем здесь, на Кубе, он мог этим похвалиться?! Перед грязными пеонами с плантаций? Быдло, пся крев! Перед такими же, как и он сам, управляющими Картеля? Тоже — быдло! Считающее, что «этот двинутый поляк Херберт Поц» — просто выпендривается… и не обращающее на этот «выпендреж» никакого внимания. А перед испанцами-аристократами, владельцами собственных гасиенд, — не получалось. Они его просто в упор не видели. Не только не считали дворянином, равным себе, — вообще не замечали! Это пренебрежение доводило «уродзонного шляхтича гонорового» до самого настоящего, хотя и тщательно скрываемого им бешенства…

Особенную ненависть у Герберта Поцульковского вызывал Антонио де Сегура, владелец соседнего поместья. А еще большую (если это вообще возможно) — его дочь и наследница, Консуэла. Ее муж, испанский лейтенант, всего через месяц после свадьбы получил пулю в грудь в стычке с повстанцами…

Еще через полгода «уродзонный шляхтич» посватался к молодой вдове… такого громкого, искреннего и веселого женского смеха на гасиенде «Casa Verde» не слышали очень давно… Сам дон Антонио, крепкий сухощавый старик, гордившийся длинным перечнем своих благородных предков (особенно тем, что одного из них, его тоже звали Антонио, ранил когда-то шпагой в поединке сам Мигель де Сервантес Сааведра!), обрадованный тем, что его дочь наконец-то развеселилась, даже не приказал выпороть наглеца. Просто вывел из дома и на верхней ступени лестницы дал хорошего пинка! Лестница была высокая. Именно поэтому, когда из главной конторы Картеля поступило указание — «Начать расчистку!», Герберт точно знал, с кого ее начнет! И даже решил сам, с парой телохранителей, поучаствовать в операции…

Теперь он торжествовал! Вот сейчас, через несколько минут, эта гордячка получит то, чего заслуживает! Будет знать, пся крев, как смеяться над «уродзонным шляхтичем гоноровым»! И ее папаша — тоже! Вот сейчас…

— Билеты продаются на месте или надо было заказывать? — Спокойный, немного хрипловатый голос, говорящий по-испански с небольшим акцентом…

Этот достаточно странный вопрос вдруг неожиданно раздался сзади, за спиной у Поцульковского и его охраны. Все трое обернулись. Телохранители — настороженно, держа руки поближе к револьверам. Герберт — удивленно…

В распахнутых воротах одной из конюшен стоял плотный, чуть выше среднего роста, человек с коротко стриженными темно-русыми волосами, одетый в странную пятнистую одежду с множеством карманов. В руках он держал не менее странное оружие — карабин какой-то неизвестной системы с коротким ребристым стволом, двумя рукоятками и непонятным большим черным диском снизу.

Поцульковский хотел задать ему вопрос: «Кто ты, пся крев, такой и что здесь делаешь?!» Или просто приказать охране пристрелить его, чтоб не шлялся, где не надо. Но не успел — незнакомец заговорил снова:

— А впрочем — без разницы… Потому что я — цензор! И у меня на все подобные мероприятия — абонемент! С правом редактуры сценария!!!

Последнее, что «уродзонный шляхтич гоноровый» Герберт Поцульковский и его телохранители увидели в этой жизни, — вырвавшийся из ствола оружия «цензора» факел пламени. Характерный грохот «томпсона» уже не услышали…

Успели его услышать остальные активные участники спектакля. А вот сделать ничего не успели. Тем, кто толпился вокруг уже растянутой между четырьмя забитыми в землю колышками молодой женщины хватило одной длинной очереди, а держащим за руки старика — двух коротких, на два-три патрона каждая…

«Правда, мне тогда тоже повезло! Первый раз — в жизни, а не в кино, увидел, как регулярная, блин, армия приходит на помощь в самый последний момент! — Серый усмехнулся и еще раз запустил серию аккуратных дымных колечек. — Как там Капитан говорил по этому поводу… точно, вот: „Подмога никогда не приходит вовремя! А если вдруг и придет, то — к противнику!“ — одна из версий „закона подлости для военных“. И для большинства случаев он — абсолютно прав! А тогда…».

«Наверное, в тот день этот закон тоже сработал, но для той стороны! Тем самым „противником“ — оказались мы втроем, ну а „подмогой к противнику“ — две с лишним сотни испанских кавалеристов. А местным „духам“ — не повезло. — В этот раз кольцо получилось большим, и он продул через него струю дыма. — Как тебе, Кобчик, такой вот вариант… для пояснения — сойдет?» — Кобчик не ответил. — «Видно, действительно погиб тогда там, в скалах… жаль, прикольный был пацан…».

Даже в ролевой среде, избравшей своим девизом: «Шизофрения — это почетно!» или как вариант: «Я шизофреник — и тем горжусь!» (при этом «старики» вполголоса добавляли: «…но параноики живут дольше…»), он выделялся. Обе его, если можно так сказать, «базовые личности» были слишком самостоятельны. Причем отношения их напоминали совместную жизнь опытного, практичного, но… ленивого старшего брата-спецназовца в одной комнате с младшим — гиперактивным тинейджером со всеми сопутствующими этому возрасту комплексами и заморочками. Но… они друг с другом на удивление — прекрасно уживались…

Когда Серегу, так и не поступившего в Институт физкультуры (исключительно из-за собственной лени), призвали в армию, то он не сильно-то и огорчился. Он был везунчиком, да к тому же военком клятвенно обещал ему спортроту. Не повезло. В основном с годом призыва. 1990-м… «Меченый» сдавал одного союзника и сателлита за другим и сдал уже почти всех. Да уже и сам Советский Союз, раздираемый в клочья местными «царьками», которым надоели невнятные звания «секретарей» (первых, по идеологии и так далее)… им захотелось теперь побыть «президентами», «премьерами» и различными «…баши», — трещал уже почти по всем республиканским, да и не только по республиканским границам. Национальные окраины полыхали — за все истинные и придуманные «обиды» соседи, раньше делившие друг с другом последний кусок хлеба, теперь резали друг друга. Точнее, уже враг врага…

И «подающий надежды» пятиборец вместо ожидаемой им спортроты или чего-то похожего угодил прямиком в один из слепленных тогда «на скорую руку» Батальонов Особого Назначения, в чью задачу входило латать «прорехи» и гасить «пожары». Чистку требовалось проделать не «внизу», а «наверху», но… «Арбатские Генералы» этого не понимали… и не желали понимать! Они-то тоже были «наверху». Лезть на ножи и под пули приходилось другим… в том числе и сержанту Сергею Рябчикову, получившему два вполне логичных боевых прозвища — Серый и Рябчик. Первое — приросло к нему намертво. Второе — как раз в те дни, когда из Москвы на весь мир транслировали трагикомедию под странным названием — «ГКЧП» (батальон гонял «духов» по горам и узнал о ней, когда трансляция уже закончилась), после одного случая, который произошел тогда в этих вот самых горах, — поменялось…

Соорудив с ребятами хитрую «тарзанку», он — «прямо с неба» (на самом деле — с нависающей скалы) свалился в лагерь не ожидавших такого трюка боевиков с ПКМом наперевес. «Духи» тогда до смерти (в прямом смысле) изумились. А комбат (которому, конечно, никто и ничего о подготовке такого «циркового номера» не сообщил, но сам этот полет видевший) при всех офицерах и сержантах сказал ему: «Ну, Рябчик — ты прям, как кобчик спикировал!». С тех пор Рябчик сменилось на Кобчик. А майор, вызвав его потом к себе, наедине, предупредил: «Еще один такой цирк — я тебя, блин, птиц боевой, сам на фиг пришибу!!!». Серега батю уважал и цирковых номеров больше не откалывал. Да и случая для этого не представилось…