Сбывшееся ожидание - Федор Московцев

– Но там то же самое, а может еще хуже! – заорал Андрей, перекрикивая пьяный гвалт.

Жена и теща не вняли голосу разума, они, работая локтями, уже ломились в сторону храма Спаса-на-Крови.

«Вот что должно произойти, чтобы они остановились, – с ужасом подумал Андрей, – перелом ребер, удушение, затаптывание ногами?!»

На мгновение у него возникла мысль – может развернуться и поехать домой? Мариам шла в обычной своей манере, ничего не видя вокруг себя. Она всегда так ходила, а её спутнику приходилось семенить следом, не отвлекаясь, чтобы не потерять её из виду. Сколько раз он выговаривал ей, что нужно следить за тем, с кем идешь, особенно если это ребенок. Как она гуляла с Аликом – страшно представить. В такой толпе нетрудно потеряться, и если Андрей исчезнет, его объяснение будет правдоподобно выглядеть. Эти две идиотки наверное долго будут биться как рыба об лед в этом столпотворении, и нескоро обнаружат его исчезновение.

Но он продолжал идти вслед за ними, ругая себя за нерешительность. Колыхаясь, как обломки кораблекрушения, скорее по воле живых волн, нежели по собственному желанию, они добрались до канала Грибоедова, и снова встали. Дальше можно было двигаться, только прорубив большак в толпе при помощи мачете. Со всех сторон толкали, наседали, и Андрей снова попытался уговорить Мариам вернуться домой. Но у неё, как и у тёщи, начался психоз:

– Может как-то можно пробраться?!

Куда пробраться – они уже не соображали. Куда-то НАДО двигаться, и всё тут. Дворами, через Шведский переулок, прошли на Большую Конюшенную улицу, и там опять остановились, не зная что делать. Расстояние менее километра они преодолели за два часа. Следующий час они толкались, давились и душились среди пахнущих плохим пивом сограждан, пытаясь пробраться на Дворцовую площадь – по Невскому проспекту, затем через Волынский переулок, дворами мимо Академической капеллы и через мост, затем через Конюшенный переулок. Но всё бесполезно. Люди тупо стояли сплошной стеной, и чтобы пробраться сквозь толпу, нужен был как минимум бульдозер.

– Может как-то где-то можно пройти? – с остервенелостью деревенской одержимой твердила тёща.

Куда пройти, а самое главное зачем – это, видимо, даже для неё оставалось тайной. Просто надо идти. Уже и Мариам охладела к проекту, – она вообще не могла слишком долго сосредотачиваться на каком-то одном предмете, – но всё же отвергала предложение Андрея пойти в ночной клуб со странным названием «Саквояж беременной шпионки», расположенный на Большой Конюшенной улице. Было уже очевидно глупо тыкаться в спины людей, скопившихся в переулках, проходах, на тротуарах, парапетах набережных – куривших, поющих, выпивающих, ругающихся, целующихся, завывающих как зловещие мертвецы и пляшущие лохо-дэнс. И стоять чего-то ждать – тоже было глупо. Возвращаться домой было проблематично, движение на Невском проспекте закрыто, Большая Конюшенная улица почти стоит – там тоже толпа, и очевидно что придется идти пешком, толкаться до самого дома, потому что весь центр на тот момент представлял собой Ходынское поле. Бухать, давиться и толкаться – всенародный смысл происходящего.

«Мы три с половиной часа толкаемся как идиоты, неужели ты думаешь, что до утра хоть что-то изменится?!» – эту фразу Андрей в разных вариациях, с добавлением эксплицитных терминов, повторил раз сто, но Мариам вместе с тещей продолжала метаться, пытаясь протиснуться на Дворцовую площадь.

Наконец, терпение Андрея лопнуло, и он, обругав жену последними словами, заявил, что направляется в ночной клуб на Конюшенной, а его одержимые спутницы пускай толкаются среди пьяни. Мариам не стала его удерживать, такое было впечатление, что она, охваченная психозом, вообще ничего не соображала.

Впрочем, они явились в клуб, неожиданно пустой в такой-то день, довольно скоро – Андрей еще не успел приговорить заказанные двести грамм водки. И тут же принялись звонить знакомым и родственникам, сообщать подробности «праздника» – типа прямой репортаж с места событий. Судя по их возбужденным голосам, они всерьёз думали, что ад, в котором им чуть не свернули шею – это и есть праздник. Теща подняла тост – за день города, Мариам добавила что-то полагающееся случаю. У Андрея был свой вариант тоста – чтоб эти придурки, находящиеся снаружи, передавили друг друга – но он оставил это пожелание при себе.

В продолжении ночи они неоднократно выходили из заведения, чтобы разведать обстановку, Мариам даже предложила совсем уйти и «праздновать» на улице, так как внутри скучно: «тут никого нет, все на празднике», но Андрей заявил, что под угрозой расстрела не сдвинется с места до закрытия клуба, то есть до шести утра.

Клуб действительно пустовал, занято всего три столика, но не потому, что «все на празднике», а по причине того, что целевая аудитория заведения, люди вменяемые, либо свалили из города, либо не решились идти сюда во время этого бедлама.

Даже выпив как следует, Андрей продолжал злиться на жену, у которой все понятия с ног на голову – действительно, почему с тремя занятыми столиками в заведении скучно, неужели было бы веселее, если бы тут гудела толпа народу. Артисты добросовестно отыгрывают шоу-программу, независимо от количества посетителей, и что должно измениться в случае увеличения последних – непонятно, они что, добавляют веселья?!

Ситуация снаружи не особенно изменилась к половине пятого утра. Та же самая толпа, не рассосавшаяся за ночь, только теперь народ двигался не в сторону Дворцовой площади, а обратно. Чем они занимались на улице всю ночь – без еды, выпивки, без развлечений, без туалета, в конце концов? Нетрудно догадаться – бухло захватили с собой, развлекали сами себя, а нужду справляли прямо на улице. А теперь это людское стадо, огромное количество небрежно одетых людей с выбитыми зубами бродят по Адмиралтейскому району в в поисках опохмелятора и места для ночлега – запоздалого или раннего, кому как.

Вместе с толпой дошли до Владимирского проспекта, а там посчастливилось взять такси. Из-за форс-мажорных обстоятельств таксист зарядил запредельную сумму, 1,500 рублей (обычная такса отсюда до Большеохтинского проспекта была 120–150 рублей), еле-еле сбили цену до 1200. Теща наотрез отказалась ехать за такие деньги, и Мариам насильно затолкнула её в машину. Других не было, а если не такси, то пришлось бы идти пешком, причем непонятно куда – нужный мост (Петра Великого, или Охтинский) разведен. Таксист рванул в объезд, через Володарский мост, поездка оказалась очередным кошмаром. Такой гигантской пробки Андрей не видел даже в Москве. Весь город устремился к Володарскому мосту – автомобили, транспортные средства общего пользования, велосипеды, пешие, конные, трезвый и пьяный, стар и млад. Реальный апокалипсис. На подъездах к мосту водитель-лихач вытворял такое, что теща от страха кричала как потерпевшая – беспрерывно сигналя, он ехал по тротуарам буквально по ногам пешеходов, – а проезжая часть стояла вмертвую, двигаться вперед можно было только по пешеходной дороге. На той стороне Невы уже можно было ехать в нормальном режиме. По Октябрьской набережной до дома домчали быстро – всего за пятнадцать минут.

Так закончился этот праздник, похожий на Варфоломеевскую ночь.

А наутро Мариам учинила скандал за вчерашнее – она припомнила, что когда они с матерью очередной раз выходили из ночного клуба посмотреть на «праздник», то Андрей, пытаясь её остановить, сказал, что если она сейчас выйдет вопреки предупреждению на улицу, то он не ручается за её безопасность и умывает руки, будь что будет.

Вчера она не отреагировала, чтобы не испортить праздник, но теперь ей захотелось выяснить отношения.

– Ты не мужик! – кричала она. – Не можешь заступиться за жену! А если бы на меня напали, ты видел сколько там было гопников!?

Андрей, занятый своими мыслями, пропустил это мимо ушей. Он давно научился «вдыхать аромат роз, не замечая шипов». В конце концов мириться с глупыми заявлениями куда проще, чем с духотой, табачным дымом и испорченными продуктами.

Глава 21

Вопреки заверениям Льва Рогозина, что дело яйца выеденного не стоит, суд не снял обвинения с Андрея по поводу оскорбления Софьи Интраллигатор. Но и не удовлетворил иск истицы. Судья назначил новое заседание, так как ему не хватало данных, чтобы вынести решение. Рогозин отправил Андрею электронное сообщение, в котором подробно изложил, как проходило заседание.

«… истица, Софья Интраллигатор, обвиняет Андрея Разгона в нанесении ей словесного оскорбления, в доказательство чего предъявляет диктофонную запись, требует 500,000 рублей в счет возмещения морального вреда и требует возбудить уголовное дело по факту оскорбления.

Прослушав запись, судья спросил истицу (выступавшую частным обвинителем), какие конкретно слова она приняла за оскорбление. Она ответила: «пизда», «тупая жирная пизда». Тогда судья спросил меня как доверенное лицо и адвоката, произносил ли Андрей Разгон в адрес гражданки Софьи Интраллигатор слова «пизда», «тупая жирная пизда», преследуя при этом цель умышленно её оскорбить. Я ответил, что Андрей Разгон не произносил таких слов в адрес гражданки Софьи Интраллигатор и не имел намерений умышленно оскорбить её.