Чрезвычайное положение - Ричард Рив

— Пожалуй, мне придется пожить некоторое время здесь.

— Мне кажется, это невозможно.

— Из-за Кеннета?

— Да, из-за Кеннета.

— Это я беру на себя.

— Было бы лучше, если бы ты поселился где-нибудь в другом месте. У Эйба нельзя?

— Он тоже под подозрением. На прошлой неделе и у него была полиция.

— А Грасси-Парк?

— Дом под надзором полиции.

— Я боюсь Кеннета.

— Тебе нечего бояться.

Эндрю решительно поднялся.

— Я сегодня вернусь поздно. Оставь мне горячего кофе.

— Пожалуйста, будь осторожен, Эндрю.

— Обо мне не беспокойся.

Он надел пиджак и повязал галстук.

— Я буду около одиннадцати. Бели Кеннет начнет ворчать, пошли его к черту.

Он чмокнул ее в щеку, вышел в коридор и небрежно захлопнул за собой дверь.

Глава двенадцатая

Едва за Эндрю затворилась дверь, Мириам услышала, как заворочался в постели Кеннет. Она тяжело опустилась на скамейку. Слава богу, что они не встретились лицом к лицу. Муж и брат. Она боялась Кеннета, да и Эндрю, кажется, хороший упрямец. Он совсем не тот, каким она знала его раньше. Зрелый и уверенный в своих силах. Никому не известно, что может произойти, если встретятся эти двое.

— Мириам!

Она покорно поднялась.

— Мириам! — еще раз крикнул Кеннет из спальни. — С кем это ты, черт побери, разговаривала?

— Это не важно, совсем не важно, Кеннет.

Она отчетливо представила себе, как Кеннет сидит сейчас в постели и пытается достать брюки. Тонкие, белые, паучьи руки тянутся сювозь прутья спинки. Он схватит их, натянет, а потом будет сидеть, ковыряя в зубах сломанной спичкой, вытянув перед собой красные, в ссадинах, ноги. Его ноги всегда вызывали у нее отвращение.

— Это не важно, Кеннет. Совсем не важно.

— А для меня очень важно!

Он вошел в кухню босой, на ходу натягивая рубаху.

— Кто был здесь утром?

— Никто, Кеннет.

— А чья это грязная тарелка?

— Умоляю тебя, Кеннет.

— Эта черная свинья Эндрю?

— Мой брат не черная свинья.

— Так был все-таки Эндрю или нет?

— Это не имеет значения.

— Был он здесь, я спрашиваю?

— Да, он был здесь, — сказала она и беспомощно опустилась на прежнее место.

— Ты хочешь сказать, что пустила этого мерзавца в мой дом?

— Ему негде было переночевать.

— И ты имела наглость приютить его?

— Да!

— Кто разрешил тебе?

— Больше ему некуда было идти.

— И этот червяк приполз обратно?

Она сочла, что разумнее всего промолчать. Лучше сложить грязную посуду в мойку.

— Кто тебе позволил пустить его в дом?

Она отвернула кран, подставила ладонь под струю и стала ждать, когда пойдет горячая вода.

— Я тебя спрашиваю!

Она взяла мыло и намылила мочалку.

— Черт побери, я с тобой говорю!

Она собрала с тарелки Эндрю остатки пищи и бросила в помойное ведро, затем опустила тарелку в воду.

— Отвечай!

— Пожалуйста, забудь об этом, дорогой.

— Не хочу!

Дальше все произошло так стремительно, что она не успела даже опомниться. Он выбил тарелку у нее из рук, и она разлетелась на мелкие кусочки. Мириам в оцепенении уставилась на пол.

— Когда муж опрашивает, изволь отвечать!

— Что тебе от меня нужно?

— Почему ты пустила Эндрю в дом?

— Он мне брат.

— Это для меня ничего не значит.

— А для меня значит.

— Ты еще смеешь огрызаться?

Мириам отвернулась и стала мыть посуду. Он выхватил у нее из рук чашку и оо всего размаху швырнул об стену. Осколки рассыпались по линолеуму.

— Я не вернусь до тех пор, пока ты не перестанешь буянить, — оказала она, снимая фартук.

— И куда же ты надумала идти?

— Это мое дело.

— Ты останешься дома.

Какое-то мгновение они с вызовом смотрели друг на друга.

— У тебя хватило наглости пустить в мой дом эту черную свинью?

— Я пустила в дом брата.

— Убийцу собственной матери! Может быть, и хорошо, что она умерла! А то наплодила бы еще таких же.

— Пожалуйста, не задевай мать.

— Не указывай, что мне можно говорить, а чего нельзя!

— Моя мать не имеет ко всему этому никакого отношения.

— Она произвела на свет этого черного выскочку!

— Пожалуйста, оставь мать в покое!

— Если только этот проклятый коммунист явится сегодня, я натравлю на него полицию.

— Если ты так сделаешь, я тоже сообщу в полицию.

— О чем?

— О твоих белых проститутках. Ты слышал про закон «О борьбе с безнравственностью»?

— Что?

— Я сказала, что сообщу в полицию о твоих белых приятельницах.

— Ах ты, поганая брехунья!

— Почему бы тебе не назвать меня поганой черной брехуньей?

— Ты — поганая черная брехунья!

— Мне незачем врать.

— А что тебе известно о белых проститутках?

— То, что они уже бывали в моем доме.

— Врешь!

— И даже в моей постели!

— Врешь!

Он сгреб ее в охапку, скрутил за спиной руки и стал теснить «стене.

— Это правда!

— Поганая брехунья!

— Ты сам знаешь, что это правда. Если ты донесешь в полицию об Эндрю, я заявлю о твоих белых девках.

— Ты намерена заявить в полицию?

— Если ты не отпустишь меня.

— Ах ты, грязная сука!

Свободной рукой он изо всех сил хлестнул ее наотмашь по губам. Изо рта показалась кровь.

— Я прошу тебя, Кеннет… Ты знаешь, что я говорю правду.

— Значит, ты собираешься донести на своего мужа в полицию?!

— Ты это заслужил!

Он обрушивал на нее удар за ударом. На щеках у нее отпечатались пальцы Кеннета.

— Пусти, Кеннет!

— Не пущу до тех пор, пока не сознаешься, что ты — проклятая брехунья!

— Я скажу все, что захочешь, только отпусти.

— Говори!

— Пожалуйста, Кеннет…

— Говори!

— Что говорить?

— Что ты никогда не видела здесь белых женщин.

— Пусти!

Он сжал ее крепче.

— Ты никогда не видела здесь белых женщин.

— Я никогда не видела здесь белых женщин.

— И никогда больше не пустишь в дом этого негодяя!

— Нет, Кеннет!

— Ты никогда не пустишь его!

Мириам захлебнулась горячей кровью и беспомощно закашлялась. Кеннет немного расслабил руки.

— Если только он явится в мой дом, я сверну ему шею. Слышишь?

Она вытерла лицо рукавом.

— Слышишь?

— Да, Кеннет.

— А теперь готовь мне завтрак. Я голоден.

С покорным видом она поставила на плиту сковородку и налила масла.

Глава тринадцатая

Во вторник, 29 марта, мистер Уильям Б. Фрейджон явился на службу с большим опозданием, невероятно злой, потому что на пригородных линиях было прервано движение поездов. Позже в тот же день он узнал, что в линию высоковольтной передачи неподалеку от Солт-ривер ударила молния.

Руфь Тэлбот должна была выйти пораньше, чтобы успеть на автобус в восемь пятнадцать и вовремя попасть на лекцию в университет.

Пампоуен из Спрингса выиграл тридцать тысяч фунтов стерлингов по государственной лотерее, проводившейся в Южной Родезии.

Браам де Врис безуспешно пытался получить разрешение на поездку в локацию Ньянга.

Министр обороны заявил в сенате, что сто семьдесят пять воинских формирований в стране насчитывают две тысячи шестьсот сорок офицеров и пятьдесят шесть тысяч восемьсот три солдата.

Эйб Хэнсло ехал в стеенбергскую среднюю школу, полный дурных предчувствий. Может, было бы благоразумнее поступить, как Эндрю, и вообще не появляться в школе.

Траулер, плавающий в районе Кейптауна, выловил на глубине трехсот морских саженей редчайший экземпляр Oreosoma atlanticum.

Мириам Питерс укладывала свои вещи, заливаясь слезами, но чувствовала, что ей надо порвать с Кеннетом.

В Касле состоялось сто четырнадцатое представление «Son et Lumière» на африкаанс.

Джастин Бейли понимал, что нужно уйти из дому, так как в любое время могут начаться повальные аресты.

Элдред Каролиссен прогулял первый урок, потому что не приготовил задания мистера Хэнсло.

Требовался шестнадцатилетний цветной юноша для работы в мастерской. Подходящему претенденту предлагали хорошие условия.

Мистер Альтман решал очередной кроссворд в «Кейп Таймс» и никак не мог подобрать нужного слова на номер два по горизонтали. «The rare bad garment» подойдет? Десять букв. Должно быть, анаграмма «the rare bad».

Установлено вознаграждение в пять фунтов тому, кто сообщит о нынешнем местонахождении Луизы Адамс, ранее проживавшей на Клооф-стрит.

Проводив Чармейн и Джереми до автобусной остановки, миссис Каролиссен сняла туфли и прилегла на кушетку отдохнуть. Ей и в самом деле хотелось отдохнуть — ведь с полседьмого на ногах. Дети доставляли все больше и больше хлопот. Чего стоили одни завтраки! Винсент не любит сыр. Поль ни за что не хочет есть помидоры. Чармейн требует арахисовое масло и отвергает джем. Что до Элдреда, то с ним все труднее справляться. Она не сомневалась, что в этом виновато дурное влияние мистера Дрейера. Надо будет поговорить с мужем, «о какой от этого толк? Никакой от него пользы. Только и знает, что читает свою чертову «Кейп Таймс» или «Аргус», а детей взвалил на нее. Элдред совсем отбился от рук. Взять хотя бы сегодняшнее утро. Он даже не счел нужным пожелать доброго утра собственной матери. И дома не позавтракал, и с собой ничего не взял. Пусть м-р Каролиссен примет какие-нибудь меры. Ну почему, почему она одна должна так мучиться? В конце концов он отец! Подумать только, как Элдред надерзил ей в присутствии этой белой девицы — Руфи, что ли, приятельницы мистера Д. Она разыскивала его в Грасси-Парк. Ну, этому больше не бывать. Мистеру Д. придется искать себе другую квартиру. Не может же она допустить, чтобы у них в доме шарили сыщики.