Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте ? - Михаил Делягин

Примерно в 2003 году у российских аналитиков появился аргумент, которые впервые за долгие годы были вынуждены воспринять их американские коллеги. Звучит он примерно так: «После „интернационализаций природных ресурсов Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока единственной американской фирмой, которая сможет там работать, будет MacDonalds — ито по китайской франшизе». Угроза китайского освоения природных ресурсов, по тем или иным причинам вышедших из_ под контроля России, является сегодня, в условиях фактической ничтожности российского государства, единственным способом их защиты от экспансии глобальных корпораций Запада и, в первую очередь, наиболее полно выражающих эту экспансию США.

Весьма существенно, что в 2003 году США не стали всерьез защищать М. Б. Ходорковского именно из-за твердого стремления последнего к строительству нефтепровода «Ангарск_ Дацин», который связал бы Россию и Китай, превратив их в безальтернативных партнеров друг к другу, на технологическом уровне.

В тот момент «ЮКОС» находился буквально в шаге от превращения в стратегического партнера одной из крупнейших американских нефтяных корпораций (речь шла, насколько можно судить, о продаже ей блокирующего или чуть меньшего пакета акций). Благодаря этому американский глобальный бизнес прорывался бы в нефтяную промышленность России — достижение, значение которого можно осознать только в свете общеизвестного тогда, но сейчас уже прочно забытого намерения российского государства допустить в нефтяную отрасль только одну-единственную глобальную корпорацию.

Таким образом, отказавшись от действенной защиты М. Б. Ходорковского и «ЮКОСа», американское государство тем самым предпочло пожертвовать исключительно значимой для себя (в том числе и с точки зрения описанной выше «доктрины интернационализации природных ресурсов Сибири») возможностью прорыва в российскую нефтяную отрасль ради блокирования эксклюзивного сотрудничества России с Китаем. Это свидетельствует об исключительной значимости, придававшейся американцами Китаю уже 6–7 лет назад [36].

Интересно, что осенью 2009 года в «ловушку Ходорковского» феерическим образом попал его антагонист — Путин. Посетив в качестве главы правительства Китай и нуждаясь в демонстрации успеха в очень непростых обстоятельствах (объем подписанных торговых и инвестиционных соглашений оказался почти в полтора раза меньше предварительно объявленного — 3,5 млрд долл. против 5 млрд), он пошел на колоссальные принципиальные уступки, согласившись с разработкой китайцами российских месторождений с последующей переработкой сырья на китайской территории (перерабатывающие предприятия, впрочем, могут строиться и в России — при условии занятости на них китайских рабочих). По сути дела, это представляется аналогом «доктрины интернационализации природных ресурсов Сибири», но уже с китайской, а не американской точки зрения.

Можно предположить [37], что соответствующая программа сотрудничества, рассчитанная на период до 2018 года и ориентированная, по сути дела, на «переваривание» Китаем Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, призвана (разумеется, с точки зрения китайского руководства) увенчаться присоединением указанных территорий к Китаю в 2019 году.

Понятно, что подписание подобного соглашения автоматически делает В. В. Путина стратегическим противником американского государства и глобального бизнеса в целом, что обещает весьма интересные коллизии развития отечественной «тандемократии» [38] уже в ближайшие годы.

Нельзя ни при каких обстоятельствах допустить попытки военной аннексии Китаем Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока.

Обсуждения в китайских СМИ, и особенно в Интернете, появление качественно новых идеологем (в том числе излагаемых публично как заслуженными специалистами в области национальной безопасности, так и представителями общественности — например, в сборнике «Китай сердится»), невозможных без как минимум попустительства государства, свидетельствует о том, что китайское общественное мнение под грузом объективных предпосылок постепенно склоняется к идее присоединения соответствующих территорий.

О прямой подготовке к такой попытке свидетельствуют широкомасштабные китайские военные маневры 2006 и осени 2009 года, в ходе которых значительные массы войск с боями стремительно проходили, ломая сопротивление условного противника, в первом случае тысячу, а во втором — две тысячи километров.

Аннексия Китаем Зауралья с его быстрой и необратимой дерусификацией и китаизацией (правда, эти процессы и так идут на протяжении всех либеральных реформ) представляется одной из ключевых стратегических опасностей для России.

Соответственно, одна из главных стратегических целей России — любыми путями, любыми способами, любой ценой не допустить попытки такой аннексии. Ведь даже в случае ее успешного отражения она будет означать для России катастрофу, сопоставимую по своей разрушительности с Великой Отечественной войной.

В глобальном же плане конфронтация России и Китая, качественно ослабив их обоих, резко повысит влиятельность США и стоящего за ними глобального управляющего класса, резко затормозит процесс разложения глобального монополизма и надолго законсервирует неэффективный, обреченный на глубокое преобразование мировой порядок.

Единственным способом избежать этой (или иной подобной, еще не представимой сегодня) катастрофы представляется скрупулезное, тщательное поддержание баланса между основными участникам глобальной конкуренции, в первую очередь (но не исключительно) между ключевыми участниками биполярного противостояния — США и Китаем. При этом преимущество каждого из них в направлениях, значимых для России, должно как можно быстрее уравновешиваться совокупной мощью остальных участников глобальной конкуренции. Понятно, что это уравновешивание лишь в исключительно редких случаях будет происходить само собой: как правило, его придется провоцировать либо организовывать — и именно в этом должно будет заключаться основное содержание внешней политики России. Прямое вовлечение нашей страны в любое внешнее противостояние (в том числе и на стороне более сильного участника, надежно гарантирующего безопасность в конкретной ситуации) представляется недопустимым: его надо избегать всегда, когда это возможно, и идти на него лишь в самых крайних случаях.

Стратегической целью, исключительно трудно достижимой, — своего рода «сверхзадачей» российской внешней политики — представляется занятие Россией положения своего рода международного арбитра, регулятора глобальной конкуренции.

После разрушения Советского Союза функции такого регулятора автоматически отошли к главному победителю — США, однако сами масштабы их деятельности вступили в непримиримое противоречие с их регулятивной функцией: они оказались и верховным арбитром, и ключевым участником регулируемых ими процессов (в том числе рынков). В результате доверие к ним как к арбитру оказалось подорванным и возникла объективная, объединяющая практически всех участников мировой конкуренции (кроме, понятно, самих США) потребность в поиске нового арбитра, не являющегося «играющим судьей».

Россия в стратегической перспективе, после оздоровления своего государства (ибо доверие к нему в его нынешнем состоянии невозможно по определению), может претендовать на роль такого арбитра в силу уникальности своего положения.

Прежде всего, ее очевидная долговременная слабость (которая в результате превращается в силу!) не позволит ей занимать ключевые позиции ни на одном мировом рынке (кроме, разумеется, рынка палладия). Это не позволяет возникнуть сколь-нибудь обоснованным страхам перед ней: ее влияние ни при каких обстоятельствах не станет преобладающим, что является необходимым (хотя, конечно, отнюдь не достаточным) условием ее добросовестности как судьи.

Однако при этом она, в отличие от всех остальных относительно незначимых стран, сохраняет культурный навык и образовательный потенциал (который все еще, несмотря на либеральную реформу образования, поддается восстановлению), достаточный для понимания глобальных процессов. Это позволяет ключевым участникам последних рассчитывать на адекватный, профессиональный арбитраж со стороны ее представителей.

Наконец, как было показано выше, уникальным конкурентным преимуществом России как глобального арбитра является обусловленная самой национальной культурой тяга к справедливости как к высшей и универсальной ценности человеческого общежития. Даже русские цари, получая возможность непосредственно влиять на европейскую (что в те времена означало на мировую) политику, делали это не в эгоистических интересах собственно России, а ради достижения своих представлений о справедливом устройстве мироздания, пусть даже и в ущерб своим собственным интересам и интересам своей страны. Аналогичные подходы реализовывались и в последующие времена: и во время Гражданской войны, и даже советской властью [39]. При этом государство, проводившее столь самоотверженную политику, неизменно подвергалось за нее уничижительной критике от своих оппонентов — от декабристов до либералов конца XX века (включая, разумеется, большевиков).