Частные случаи - Гаянэ Павловна Абаджан

— И понимаешь, — продолжила она, — Я как подумаю, что у меня мать — алкоголичка, а брат — шизофреник, мне так муторно становится: "Кто тогда я? А мои девочки?" Это если Стасик уйдёт, то я или алкоголичкой стану или пойду голая в фонтане купаться? Что хуже?

— Ну, это легко можно объединить, — усмехнулась подруга. — Но в целом, почему ты так себя ставишь? Ты что тоже в детстве качелями по голове получала? Нет? Так почему бы тебе на себя такое примерять? И мама твоя — она что? Наследственная что ли алкоголичка? Бабушку свою помнишь?

— Помню бабушку.

— И как она?

— Самогон, конечно в доме не выводился, но она в основном в огороде работала… Я так её и запомнила — всё что-то копошилась. Но у неё другая жизнь была, хозяйство.

— Понимаешь, если бы тебе тот бабушкин огород, ты бы мигом забыла вычислять себе наследственность.

— Это да, — вспомнила Надя бескрайние ухоженные грядки. — Но я огороды не люблю.

— А кто их любит? Это тебе не клумба под балконом. Ты мать найти можешь? — перевела она беседу.

— Как? Ты такое скажешь. И зачем?

— Твой брат — ментом был. Попроси друзей, если жива — думаю, найдут. Понимаешь, тебе же самой от этого очень плохо. Я сразу как тебя увидела — поняла, что-то у тебя страшное происходит. Ты же всё время варишь в голове как там она бомжует. Прикинь ночует где-то…

— Хорошо! даже если её найдут, то куда я её дену? Домой? — Надя разрыдалась. — Я при виде неё сама сопьюсь. Или чёкнусь. Сколько я её не пробовала уговаривать! Меня точно шиза накроет — с ней вместе жить. И дочки мои… Просто нет.

Алёна задумалась, прикидывая варианты:

— Давай так, ты звони пацанам, чтоб её искали. А мы прикинем куда её можно дальше деть. Вариант: дом престарелых — будешь навещать, или может какие родственники возьмут, будете им денежку на её питание давать. Или она сама пристроилась?

— Не думаю, что пристроилась. Родственники? Вряд ли…

— Давай тогда вспоминать всех с кем она дружила. С работы может подружайки остались…

— Их завод закрыт. В Дом престарелых — вряд ли, ей далеко не восемьдесят, просто спилась… К себе- нет… — перебирала варианты Надя. — Стоп. Соседи! Которые у нас были, когда мы ещё давно жили… Как их найти?

— Что там было? — заинтересовалась Алёна.

— Они по молодости очень дружили, всегда вместе… А потом те на заработки на север рванули на несколько лет, завербовались, моих тоже с собой звали. Потом мы сюда переехали… Слушай, а давай найдём! Я когда-то давно слышала, что они вернулись.

Через три дня доблестные менты отыскали маму своего бывшего сотрудника, даже скинулись ей на лечение, отправив для начала в больницу. Она и недалеко-то ушла — прибилась в соседнем шахтёрском посёлке, в заброшенном доме с парой таких же как она ничейников. Флигель полуразрушенный, топили чем придётся, матрацы гнилые, окна забитые, но — жильё. Подкармливалась при церкви, пробавлялась случайными заработками, в основном обмывая покойников. Одежда — явно от людей насобирала. Раньше за ней особой святости и не замечалось, зато теперь она знала кучу молитв. Появление дочери мать восприняла спокойно — молилась и получила. Выглядела сильно постаревшей, исхудала, сдала и как-то затихла, только молилась.

Через два месяца, после больницы, Надя с мужем отвезли бабульку на проживание к тем бывшим соседям — друзьям её молодости. Старики жили одни в просторном деревенском доме, и даже очень обрадовались появлению новой жилицы. Стасик тоже был очень рад, переживал ведь молча эту ситуацию. Сказал, что приедет помогать огород копать, если что.

Алёна, блистая познаниями, объясняла:

— Понимаешь, здоровая сущность всегда сохраняется, потому тебя, Надюха, и плющило. Говорят: "Удобно быть разумным — это даёт возможность найти или придумать причину для любого из того, что ты собираешься сделать". Только на практике — не помогает это, проблема пока остаётся внутри тебя, то от неё через невроз можно до чего угодно дожиться. Неважно, что ты в обиде, что тебе страшно, что ты станешь такой как твоя мать. Понимаешь, у тебя было рациональное объяснение: если мать возьмёшь к себе, то семья рухнет. Муж точно уйдёт, скажет: "Пошла ты со своей мамой — алкоголичкой." Видя маму каждый день ты бы и сама стала такой — обычное повторение, копирование. Дочки при всём этом вырастут… То есть — тройная яма.

Теперь слушай, выход невротика: "А мы покрасим чёрное в белое, и скажем, что мы маму выгнали во имя высших целей." А вот не срабатывает это "во имя высших целей". В эту ловушку люди и попадаются, собирают факты и называют цвет тёмно- белым. Нельзя здесь найти ни кусочка белого. И надо осознать: "В том что я делаю ничего хорошего нет. Давай-ка я подумаю, что сделать хорошего".

История с твоей матерью может даже дышать тебе не давала, а ты это игнорировала. Люди любят колдовать над чёрным, уговаривая себя, что если принять во внимание то да сё, оно уже и не чёрное, а вот уже и серое, а если ещё и это вспомнить, то вообще светло- серое. Нет. Есть чёрное и есть белое. И чёрное можно только исправить белым, и желательно его должно быть больше чёрного. Тогда и комфорт на душе появится.

Понимаешь, все манипуляции строятся на морализации. Невроз всегда содержит в себе компонент этой защиты — я это не могу сделать, нельзя, грешно, стыдно, страшно… Ничего людей не пугает лучше, чем морализация. Даже самые грязные и самые гнусные доводы становятся очень эффективными. Углубляться в дебри защиты нельзя. Защита — это защита, но это не реальность. Ситуацию всегда надо только решать.

Ещё через месяц Надюха по совету Алёны пошла работать в детский садик. Потому что дома дурные изо всех углов мысли мешали её покою. Напоследок перед отъездом Алёна ей по научному объясняла про депривацию. Не сказать, что Надя сильно поняла, но что ей пора выбираться к людям — а то сидя дома невесть до чего додуматься можно, про это она уже и сама осознала.

Моряк

= Страх =

Вот сейчас опять промелькнуло. Толик замечал это за собой всё чаще: как только он стоит на балконе рядом с дочерью, то мысленно скидывает её вниз. Или весело смеётся, разговаривает, и вдруг: "Въехать бы ей