Письма. Часть 2 - Марина Цветаева

1) В Париж я приехала не жить, а гостить 2) мало того, что я журнала «Щипцы» не редактирую — такого журнала вовсе не существует 3) так же как афористической повести Степуна «Утопленник». Всю заметку, имеющую целью одурачить газету, читателя, Степуна и меня, прошу считать измышлением одного из местных остроумцев, которого бы просила подобных шуток не повторять.[417]

Можно шутить с человеком, нельзя шутить его именем.

Марина Цветаева

КУПРИНОЙ Е.М

Париж, 21-го января 1926 г.

Многоуважаемая Елизавета Маврикиевна,[418]

Сердечное спасибо за добрую волю к земным делам человека, которого Вы совсем не знаете, а именно — за неблагодарное дело продажи билетов на вечер стихов.

Я знаю, что ни до стихов, ни до поэтов никому нет дела, — даже не роскошь — скучное развлечение.

— Тем ценнее участие и сочувствие. — Прилагаю приглашение на вечер Вам и супругу. С сердечной благодарностью

Марина Цветаева

ШЕСТОВУ Л.И

Париж, 25-го января 1926 г.

Дорогой Лев Исаакович,

Не вините ни в забывчивости, ни в небрежности, — вчера неожиданно приехал из Праги один из редакторов «Воли России», завтра уезжающий в Америку.[419] Необходимо было с ним повидаться.

Если не раздумали видеть, с удовольствием придем в другой раз. Почему не были 23-го (в субботу) у Ремизова? Мы все Вас ждали и до половины 12-го часа берегли для Вас бутылку шампанского.

Прилагаю приглашение на вечер.[420]

С сердечным приветом от нас обоих.

Марина Цветаева

Париж, 8-го февр<аля> 1926 г., понедельник.

Дорогой Лев Исаакович,

Когда — в котором часу завтра — быть у Вас? Забыла тогда спросить. Вы дружите с Буниным?[421] Мне почему-то грустно. Может быть, от тайного и сильного сознания, что с ним, Буниным, ни Вам, который его знает десять лет(?), ни мне, которая его видела раз, никому — никогда — до последней правды не додружить. Человек в сквозной броне, для виду, — может быть худшая броня.

До свидания до завтра. Жду ответа. Спасибо, что пришли на вечер. Вам я больше радовалась, чем доброй половине зала. Преданная Вам

Марина Цветаева

Париж, 23-го апреля 1926 г., пятница.

Дорогой Лев Исаакович,

Не пришла вчера, потому что завтра еду.[422] Мне очень грустно уезжать не простившись, — Вы моя самая большая человеческая ценность в Париже — даже если бы Вы не писали книг!

Но Вы бы не могли их не писать. Вы бы их все равно — думали. Никогда не забуду Вашей (плотиновской) утренней звезды, затемняющей добродетель.[423] До свидания — осенью.

Из Вандеи напишу, и буду счастлива увидеть на конверте Ваш особенный, раздельный, безошибочный — нет! — непогрешимый почерк (графический оттиск Вашего гения).

Целую Вас и люблю.

МЦ.

<Париж, 9-го октября 1926>

Дорогой Лев Исаакович,

Мы живем в чудном месте, — парк и лес. Хочу, пока листья, с Вами гулять. Назначьте день и час — заранее.

Маршрут: по метро до Javel и там пересесть на электр<ическую> дорогу Pont Mirabeau — направление Versailles. Сойти: Meudon, Val-Fleuri. перейти железную дорогу и спросить Boulevard Verd.

Наш дом с башенкой, в саду (несколько корпусов) за серой решеткой. Только, непременно предупредите.

Целую Вас и люблю.

МЦ.

Почт<овый> адрес:

Bellevue (S. et О.)

31, Boulevard Verd.

2-го апреля 1927 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeamie d'Arc

Дорогой Лев Исаакович,

Вот две копии. Надеюсь — не опоздала. Второй день на новой квартире, переезд был трудный, целый день — целые дни! — возили вещи на детской коляске (сломанной).

Но у меня отдельная комната, где можно говорить, и отдельный стол, где можно писать, и отдельная плита, где можно готовить.

Лес близко — 5 минут. Летом будем гулять, есть озера.

Целую Вас и люблю. Добрый путь!

МЦ

6-го июня 1927 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогой Лев Исаакович,

Спасибо за приглашение, буду непременно, а может быть и С<ергей> Я<ковлевич>. Привезу мундштук, который в прошлый раз опять забыла (зажала!).

Пишу Вам на лекции Ильина «Евразийство как знак времени» и вспоминаю строку Рильке:

«Ueber der wunderlichen Stadt der Zeit»[424] —

(Правда, — Вавилон встает?)

и свои собственные:

Ибо мимо родилась

Времени! Вотще и всуе

Ратуешь. Калиф на час —

Время! — я тебя миную.[425]

и еще кузьминское:[426]

«Чту мне до них!»

— (в моем применении — времен)

Простите за карандаш, но — лектор наверное думает, что я записываю — неудобно просить чернил.

До свидания!

МЦ.

Да! А Вы не можете меня звать просто — Марина?

28-го июня 1927 г., вторник.

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогой Лев Исаакович,

1) В субботу, 2-го мы с Вами обедаем у Путермана,[427] — хотите поедем вместе? Буду у Вас в 7 ч., не позже, вместе отправимся. Отвечайте только, если не можете.

2) Внезапно вспомнила, что Свят<ополк>-Мирский переводит мою Поэму Горы для какого-то франц<узского> журнала, — не для Commerce ли? Если да, С<ув>чинский, в Вашем разговоре с ним, неизбежно на это сошлется, — так имейте в виду: Поэма Горы всего-навсего 200 строк, при половине гонорара Мирскому мне останется в лучшем случае — франков 300, 350 фр. По сравнению с возможностями прозы это мало и скорее походит на испорченную возможность.

Должна Вас предупредить, дорогой Лев Исаакович, что С<ув>чинский моей прозы тоже не любит, хотя не так воинственно, как Св<ятополк>-Мирский. Когда Вы начнете о прозе, он сразу заговорит о стихах, прибегнет к отводу.

Было бы хорошо, если бы Вы заговорили о реальной вещи, а именно о прозе памяти Рильке, которую знаете, о вещи читанной и одобренной Вами, уже принятой Nouvelle Revue Franзaise,[428] но которую бы, в виду гонорара, желательно поместить в Commerce.

Нужно С<ув>чинского зарядить — либо именем Рильке, либо любимостью его французами, либо самой вещью, либо вопросом гонорара, — не знаю чту для такого эстета действительнее.

Мне кажется, успех будет не из легких. Да! еще одно: он вещи не знает, будет и этим отговариваться.

Главная линия в разговоре: стихи не кормят, кормит проза, а проза у меня есть, — и она все равно появится, весь вопрос где.

Простите за скучное и тщательное, совсем не мое, письмо, — совсем не письмо!

Итак: 1) в четверг вижу С<ув>чинского и сообщаю о Вашем желании повидаться с ним перед отъездом.

2) В субботу в 7 ч., немножко раньше, заезжаю за Вами и вместе едем к Путерману, которого зовут Иосиф Ефимович, — на случай Вашего утвердительного ответа ему.

Мне же отвечайте только, если поедете не из дому.

Еще раз простите и спасибо за доброту и тяготу. Сердечный привет от С<eргея> Яковл<евича> и меня.

МЦ.

Р. S. С<ув>чинский и М<ир>ский до того не выносят моей прозы (особенно М<ир>ский), что, даже не читав им, отдала прозу о Р<ильке> в Волю России.

9-го июля 1927 г.

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc,

Дорогой и милый Лев Исаакович,

Разве Вы не знаете, что для меня дважды нет дождя 1) п. ч. есть, т. е. как всё в природе — люблю 2) даже если бы не любила, Вас — люблю и ни с каким ливнем бы не посчиталась.

Не приехала потому, что 5 ч. сряду сторожила, т. е. содержала под домашним арестом ядовитую воровку и шантажистку, ошельмовавшую всю русскую колонию и пуще всех — меня. При встрече расскажу, но думаю, что до меня прочтете в газетах.

Рвалась к Вам каждую минуту, а шантажистка — ко мне, хватала за ноги и за руки, умоляя отпустить. Не отпустила и не жалею.

История ее двухдневного пребывания у меня — роман, за который дорого дали бы Последние Новости.

Ошельмованы: Земгор[429] (Руднев!), д<окто>ра: Пасманик, Зернов, Вальтер, церковь Дарю,[430] — кламарцы, шавильцы, медонцы,[431] — всех не упомню и не перечислю. Гениальная актриса.