Ледяное сердце Златовера - Наталия Ипатова

Звенигор сорвался с места и бросился бегом по улице вниз. Я — за ним, и догнал его нескоро. Нестерпимо было представлять все эти занавесочки и вышивки растоптанными на полу.

Дом стоял на месте. Не раздумывая долго, я разнес запертое парадное в щепки, мы единым духом взлетели на ее этаж и в четыре кулака загрохотали в двери ее квартиры. Долго, о как мучительно долго на весь этот гам не было никакого отклика.

— Мадам! — повторял я. — Прошу вас, отоприте… Это всего только мы, мадам!

И она отперла. На ней был ночной чепец и в высшей степени добропорядочный пеньюар.

— Я прекрасно вижу, — жестко сказала она, — что это всего лишь вы. И это не причина, чтобы вламываться ко мне в столь непристойно ранний час и с таким безобразным шумом. Неровен час…

— Да ровен теперь час, ровен! — почти закричал я. — Все! Нет больше этой дряни в вашем городе. Вы, можно считать, первая об этом узнали, мадам!

— Очень хорошо, — машинально отозвалась она, делая шаг назад, чтобы впустить нас в квартиру. — Но что скажут соседи?..

Тут она обнаружила за моим плечом расквашенное августейшее лицо, и ток ее мыслей приобрел иное направление.

— Всемилостивый боже! Это немедленно нужно продезинфицировать. Вы весь в копоти прямо поверх свежей раны…

Звен что-то лепетал насчет того, что все уже продезинфицировано в лучшем виде, но тут его голос ничего не решал: он был схвачен, скручен и замучен.

— На самом деле, — шепнул он мне потом, — мне бы на пару дней в плавильную печь, никакого следа бы не осталось. Я позволяю все это с собой проделывать только из почтения к старой леди. Арти, пока я еще жив, я беру назад свои слова насчет человечества!

Часть III

Глава 11. Дворец Снежной королевы

Итак, за нами осталось много миль, и путь был почти завершен. Песок серых дюн поскрипывал под сапогами, осыпаясь за нашими спинами в ямки следов, когда мы выбрались на пустынный берег зимнего океана. Теперь только он отделял нас от цели-дворца Снежной Королевы Салазани.

Трудно было бы, наверное, нарочно выбрать более отвратительную погоду для путешествия по морю. Океан беспокойно ворочался, шевеля на тяжелых водяных пластах ледяное крошево. Мне стало не по себе от одного вида такого количества холодной воды. Шел мокрый снег, и я дрожал под теплым шерстяным плащом, пока еще не промокшим, но отяжелевшим, набрякшим во влажном воздухе. Звенигор выглядел и вовсе плохо: синие губы на сером лице. Он почти по самую свою пшеничную макушку ушел в длинный черный шарф, а покрасневшие руки прятал в рукава. Мы не разговаривали, будто боялись потратить впустую крохи тепла, теряемого вместе с дыханием. Любой разговор к тому же прерывался постыдной зубовной дробью.

Все то время, пока мы шли вдоль Длинного Пляжа, я уныло размышлял над опостылевшим уже вопросом: на кой дьявол я ввязался в чужую сказку.

Впрочем, именно сейчас мое присутствие стало Звенигору необходимым. Мы собирались попасть во дворец Салазани под видом гостей ее ежегодного Бала Долгой Ночи. Она всегда отбирала приглашенных исходя из их значимости и блеска, который их личности могли бы сообщить ее торжеству. Сам Звенигор, на ее взгляд — незначительный провинциальный наследник, не имел никаких шансов прорваться во дворец, пользуясь только своим собственным именем и титулом. Во всяком случае, если ее служба безопасности чего-то стоила, его бы и на порог не пустили, тем более, что он даже не был зван. Салазани отнюдь не глупа, и надо полагать, прекрасно понимала, что в крайнем случае этот пылкий молодец способен на откровенный теракт. Звен, кстати, и не скрывал, что в случае ее неуступчивости собирается вытворить что-то в этом роде. Но спустить с лестницы меня, официального наследника Белого трона, Салазани не могла. У нее немедленно возникли бы осложнения, несоизмеримые с каким-то частным конфликтом с саламандрами. Итак, Салазани предстояло принять меня, а Звенигора — в качестве моего сопровождающего. Была, разумеется, и еще одна причина, почему я сам предпочитал находиться рядом с ним. Несмотря на то, что я сочувствовал его цели и лично к нему испытывал горячую симпатию, я считал, что просто обязан удержать его от глупостей, которые мой друг мог бы натворить сгоряча. Раз она так легко расквиталась со Златовером за какую-то грубость и непочтительное отношение, то Звен, посягая на ее право казнить и миловать по собственной прихоти, да и на саму ее жизнь, рисковал навлечь на себя и своих подданных куда более крупные неприятности, чем ускоренная смена правителей. Мне не хотелось, чтобы он сам влез в ловушку и дал предлог расправиться с собой. Я полагал, что мое присутствие на переговорах в качестве беспристрастного наблюдателя скорее расположит Снежную Королеву к диалогу. Возможно, я смог бы убедить ее, что со Златовера хватит. А кроме того, лично я никогда не испытывал к Салазани никаких злобных чувств. Она просто есть. И помимо нее на свете есть множество тварей, с которыми куда неприятнее мириться.

Я уже отчаялся найти в этих безлюдных краях любое подходящее нам плавсредство, как вдруг разглядел лодку, чернеющую на отмеченной пеной границе мокрого песка и воды. Лодочник сидел возле, неподвижный, как будто погруженный в медитацию. Когда мы подошли ближе, и он повернул голову на звук наших шагов, я сумел его рассмотреть.

Это был здоровенный костлявый детина с огромным носом и широкой щелью почти безгубого рта. Кожа его имела темный цвет, и он явно несколько дней не пользовался бритвой: на его вытянутой вперед нижней челюсти и щеках неряшливо торчала неопределенного цвета щетина. Мочки казались удлиненными, в левое ухо была вдета серебряная серьга, а голова по-пиратски повязана пестрым платком. От холода его защищала бесформенная роба, и он ухмыльнулся нам, показав длинные зубы. Небольшие светлые глаза хранили какой-то особенный угрюмый юмор.

— На бал спешите, молодые господа?

— Угадал, хозяин. Какова твоя цена за перевоз?

— У меня одна цена, — нараспев протянул он. — За душу — медная монета.

Я непроизвольно еще раз оглядел его. То ли он косил под одну крайне знаменитую личность, то ли это он и был собственной персоной.

— Мне казалось, — осторожно сказал я ему, — ты служишь в других краях. На речном перевозе.

Он снова ухмыльнулся, довольный.

— Нынче на том перевозе будет тихо, — пояснил он. — Эстер-то ведь тоже здесь. Салазани всегда нанимает меня на Бал Долгой Ночи. Она умеет пошутить.

Мы со Звенигором переглянулись.

— Не думал я, что при жизни сяду в твою лодку, — заметил я. — Однако, очевидно, что если кому и доверять в таком деле, так только тебе, бог лодочников. Держи свои монеты.