Кровь невинных - Кристофер Дикки

— Кто это «мы»? Послушай, Рашид, приятель, это не моя война, хотя мои предки и отсюда родом. Я не понимаю, какое ты имеешь ко всему этому отношение?

— Ты веришь в справедливость?

— В справедливость? Нет. — Я устал от подобных разговоров. — Знаешь, я очень рад тебя видеть. Даже словами передать не могу, как рад. Я понятия не имею, почему ты здесь, но мне все равно приятно. Я провел в этом месте два невероятно долгих дня, и мне пришлось изменить все свои планы. — Я почувствовал, что мой голос начинает срываться. — Сейчас мне нужно решить, что делать дальше. Я должен вернуться в отель. Ты даже не представляешь, какой у меня сейчас в номере бардак. Но я хочу как можно скорее попасть в деревню моего отца.

— Как ты доберешься туда?

— Возьму машину напрокат.

Он улыбнулся.

— У тебя на это уйдет как минимум три дня. И когда ты приедешь на место… — Он рассказал о захваченной сербами Крайне и о дорогах. — Ты говоришь на каком-нибудь сербском диалекте?

— Нет. А ты?

— На нескольких.

Я был поражен.

— Возможно, я найму переводчика. — Мне вспомнился Эл, я стал искать его глазами, но он исчез.

— Поехать в Дрвар? И сколько денег ты собираешься заплатить переводчику? Никто из местных не поедет с тобой туда. Через несколько недель, возможно, через несколько дней в Боснии начнется война…

— Откуда ты знаешь?

— Об этом все знают.

Я покачал головой. За последние дни я пережил слишком много потрясений. Я устал и хотел спать.

— Как долго ты собираешься оставаться в Дрваре? Один день? Два?

— Наверное. Не знаю. Пока не знаю.

— На этой неделе я собираюсь в Боснию. Сегодня уезжаю.

Я не сводил с него глаз.

— Не скажу, что Дрвар находится поблизости от тех мест, куда я направляюсь, но и не очень далеко. Если хочешь, я поеду с тобой туда, а дальше — посмотрим. — Он наблюдал за выражением моего лица, я тоже не сводил глаз с Рашида. — Может быть, ты составишь мне компанию? Мы воспользуемся моей машиной. На той, что ты сможешь взять здесь напрокат, далеко не уедешь.

Я подумал, что он хочет завербовать меня. Мне больше не хотелось воевать, но я лишь ответил:

— Это предложение, от которого трудно отказаться.

Мой рюкзак стоял в холле отеля, часть одежды была засунута в полиэтиленовый пакет, поверх которого лежала зубная щетка. Рядом на коричневом диване сидел прыщавый подросток. Увидев, что я смотрю на свои вещи, он побежал к лестнице.

— Один-двадцать один, — сказал я портье, чей костюм по-прежнему усыпала перхоть. — Вы закончили уборку в моей комнате?

Вместо ключа он протянул мне счет в местной валюте, составлявший в общей сложности шестьсот сорок три доллара.

— Вы шутите?

— Это за дверь и за комод. Нам пришлось также заменить ковер и покрывало на кровати. Все вещи импортные и очень дорогие.

— Вы шутите, — повторил я, засовывая полиэтиленовый пакет и зубную щетку в рюкзак и взваливая его на плечо. Я разозлился, хотя и ожидал чего-нибудь в этом роде, и положил на стол стодолларовую купюру.

— Что это? — спросил мужчина.

— Все, что я вам должен.

Он покачал головой и вернул мне деньги. Я не взял их.

— Я хочу поговорить с администратором, — потребовал я.

Портье, маленький, болезненного вида человечек, взял телефон, вставил провод в переключатель и отрицательно покачал головой прежде, чем на другом конце провода раздался звонок.

— Его нет на месте. — Он протянул мне трубку, чтобы я мог убедиться сам. Это был старый черный телефон с тяжелой трубкой. Я услышал только короткие гудки.

Рашид стоял позади меня. Он положил мне руку на плечо, посмотрел на счет, присвистнул и отошел в противоположный угол холла, к выходу.

— Позвоните администратору еще раз, — процедил я сквозь зубы.

На лестнице послышались шаги, кто-то быстро спускался вниз. Я увидел крупного мужчину, с которым разговаривал прошлой ночью, прыщавого паренька и пьяницу-мужа. Его нос заклеивал пластырь, а лицо украшали синяки фиолетово-коричневых оттенков. Я подумал, что они хотят свести со мной счеты. Казалось, даже пацан готов к драке. Я по-прежнему стоял с рюкзаком на плече и телефонной трубкой в руке.

Рашид что-то крикнул и сунул руку под куртку, чтобы достать спрятанный у него за поясом предмет.

Я решил, что он блефует. Побитый мной мужчина подумал то же самое и двинулся на меня, как полузащитник. Он был таким же злым, тупым, и от него все так же пахло спиртным. Я не двигался, пока он не подошел ко мне на расстояние двух футов, затем ударил его телефонной трубкой по тому, что осталось от его носа. Он не то закричал, не то взревел и схватился за лицо. Трубка упала и со стуком покатилась по полу. Портье кричал, Рашид тоже. Но подросток и крупный мужчина не двинулись с места. Рашид не блефовал. Он вытянул руку, в которой держал пистолет «хеклер-кох» девятимиллиметрового калибра.

Скандальный муж корчился, тряс головой, но от боли ничего не видел. Маленький серый человек за столом стал пунцово-красным, скорее от страха, чем от ярости. А Рашид стоял спокойно, как полицейский на стрельбище.

— Занесите телефон в счет, — заявил я, кладя стодолларовую купюру на стол. — Сдачи не надо.

«Лендкрузер» Рашида стоял около входа. На ветровом стекле красовалась наклейка с изображением раскрытой книги, исписанной арабскими письменами. Я бросил рюкзак на заднее сиденье, взял у Рашида пистолет и прикрывал его, пока он садился на место водителя. Мы тронулись с места.

— Рашид, чем ты, черт возьми, здесь занимаешься?

— Помогаю беженцам.

Когда я проснулся, мы сворачивали с главного шоссе около Карловаца.

— На заднем сиденье — еда, — сказал Рашид.

Я нашел пиццу и колу.

— Все американские удобства, — улыбнулся я. Пицца уже остыла, но я умирал с голоду. Кола оказалась прохладной, и я окончательно проснулся, когда она зашипела у меня в горле. — Спасибо, что помог мне в отеле, — поблагодарил я.

Рашид не отрывал глаз от дороги. Несмотря на мокрый снег с дождем, он ехал довольно быстро и был предельно сосредоточен.

— И за Кувейт, — добавил я. — Ты меня дважды выручил.

— Мы же друзья.

Чем ближе мы подъезжали к морю, тем выше и отвеснее становились горы и тем безумнее было движение на дороге. Рашид вел машину сосредоточенно, как ребенок, играющий в видеоигру.

— Мы спешим? — поинтересовался я.

— Может быть. Нужно двигаться быстро, если есть такая возможность.

Дворники работали непрерывно, а висевшее над самым морем солнце светило достаточно ярко, и его лучи скользили по нашим лицам. Во всем облике Рашида чувствовалась какая-то напряженность. Тогда я в первый раз обратил на это внимание. Это нельзя было назвать страхом. Но я чувствовал, хотя не происходило ничего особенного, что с ним творится что-то неладное. Он напоминал человека, которому сказали, что он скоро умрет, но который еще не ощущает боли.

— Расскажи мне про Кувейт, — попросил я.

— Это долгая история.

— Дорога длинная.

— Верно, — вздохнул он. — Я родился в Кувейте и вырос там.

— Понятно.

— Но я не кувейтец. — Рашид мрачно усмехнулся. — Я палестинец, из Яффы. Моей матери исполнилось три года, когда ее семье пришлось уехать.

— Твои родители еще живы?

— Да, слава Богу.

— Я читал, что палестинцы поддерживали Саддама.

— Не все. Я воевал против него. Помнишь?

— Да.

На минуту Рашид сосредоточился на дороге, пытаясь обогнать большой грузовик на опасном повороте. Маленький «фиат» выскочил навстречу, и нам втроем пришлось умещаться на двухполосной дороге.

— Против Саддама сражалось гораздо больше палестинцев, чем кувейтцев. Помнишь Ябера? Сукиного сына, из-за которого мы все чуть не погибли? Владельца сейфа?

— Помню. — Не забыл, как он умирал, когда Рашид прострелил ему живот.

— Он был кувейтцем. И хотел, чтобы все сражались за него. Его интересовали только деньги.

Из этого разговора я понял, как мало я знаю о Ближнем Востоке и о Рашиде.

— На самом деле я ничего не знаю о Палестине, — признался я.

Рашид посмотрел на меня, казалось, что он удивлен. Потом что-то впереди привлекло его внимание.

— Контрольно-пропускной пункт, — объяснил он.

Мы сбавили ход, а затем остановились в конце длинной пробки.

Высокий мужчина в камуфляже шел по дороге, рассматривая водителей и пассажиров в автомобилях. За спиной у него болтался «Калашников», и, судя по всему, он не очень крепко стоял на ногах.

— Сливовица — сливовая настойка, — сказал Рашид, рассматривая его. — Эти люди вечно пьяные.

Он вышел из машины, отозвал одного из солдат в сторону и стал о чем-то говорить с ним за грузовиком, стоявшим перед нами, так что остальные водители не могли их видеть. В какой-то момент Рашид отвел руку за спину. «Вот черт!» — подумал я, но потом увидел, что он просто достал воду. Рашид показал солдату свое удостоверение. Тот рассматривал его очень внимательно, как горилла, нашедшая банан. Затем они оба посмотрели на меня. Солдат подошел, нагнулся над водительским местом, обдав меня запахом сливовой настойки.