Лагерный пахан - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вот что думаю… – Мигунок вопросительно глянул на Трофима, ожидая разрешения продолжить свою мысль.
Трофим согласно кивнул. Червячка заморили, водочкой его слегка залили, можно и о делах поговорить.
– Надо бы нам рыночек наш прижать, – осторожно, без фанфаронского пафоса продолжил Лешка. – Медяка мы опустили, если надо будет, и Делапута прижмем. С таким паханом, как у нас, мы любого уроем!
– Надо будет, и Делапута уроем, – неопределенно пожал плечами Трофим. – А нам это надо?
– Да на этой балочке такие денежки крутятся, что нам и не снилось… Ты у матушки своей не спрашивал, сколько она лавья Медяку отстегивает? – резонно спросил Мигунок.
Трофим задумался… Не сообразил он задать матери такой вопрос. А ведь надо было бы спросить… Но сама же она не жаловалась. Значит, не все так уж и плохо. А может, она нарочно не затрагивала эту тему, чтобы он не стал выяснять отношения с рыночной братвой – дабы не нарваться на неприятности…
– Все равно, сколько она там раньше отстегивала. Зато сейчас отстегивать не будет, – сказал он. – Медяка мы, считай, опустили, после такой лажи никто не станет его держать за центрового…
– Делапут другого поставит, и все равно шерсть стричь будет. А он глубоко стрижет, мы видели – знаем. С матушки твоей конкретно стружку снимает…
– Скорее всего так и есть, – кивнул Трофим.
– А кто он такой, чтобы слам снимать? Он же не блатной, на зоне не мотал. Какие у него понятия? По каким понятиям он с людей стрижет?..
Трофим снова задумался… Как ни крути, а Лешка прав. Делапут потому и Делапут, что ничего из себя не представляет. Набрал рэкетирскую кодлу из мордоворотов, поставил под себя весь город и жирует, как паук на паутине. Хотя прав на то не имеет. Фраер он дешевый, с него самого снимать надо…
– И что ты хочешь? – брюзгливо спросил Трофим. – Рынок под себя взять?
– А почему бы и нет! Мы уже Медяка сделали… Ты его сделал…
– Не менжуйся, правильно ты сказал, мы его сделали, – приободрил его Трофим. – Без вас не было бы форсу… Медяка мы сделали, да. Но балочка от этого нашей не стала. Чтобы рынок под себя взять, надо Делапута на правилку ставить. А это не наш размах. Можно дров наломать, а лес так и останется стоять…
– Да почему не наш размах? Надо будет, я с десяток пацанов толковых подгоню… Стрелу Делапуту забьем…
– На стрелу с волынами ездят…
– Будут волыны. Я уже пробивал по этой теме…
– И что ты пробил? – Трофим настороженно глянул на Мигунка.
Похоже, идея подмять под себя рынок, а с ним и весь город, родилась не с бухты-барахты. Судя по всему, пацан давно об этом думал, но за дело не брался, потому как мощи не хватало. Но тут появился Трофим, и Лешка быстрехонько воспользовался закрутившейся вокруг него каруселью – сам на нее запрыгнул и пацанов своих подсадил. Трофим – положенец, у него воровской авторитет, выход на больших людей, в принципе, он мог бы поднять волну, которая смыла бы Делапута.
– Да так, есть тут склад один, ну, вояки его держат. Охраняется не очень, шиферину с крыши снимем, влепим скачок – и все дела… Будут стволы, сколько надо, столько и будет…
– И дальше что? – нехорошо усмехнулся Трофим.
– Так это, говорю же, стрелу Делапуту забьем.
– И что мы ему предъявим?..
– Ну, он же не вор… – замялся Мигунок. – А если не вор, значит, не может за городом смотреть…
– Так он и не смотрит за городом, он на бабки его ставит.
– Ну, и это нельзя.
– Я совсем недавно откинулся, так и то знаю, что за дела вокруг. Такими делапутами сейчас вся Москва забита, раньше они там кооператоров доили, сейчас коммерсантов. И, типа, все по понятиям… Времена нынче другие, и то, что Делапут не нашей масти, это не предъява… Что-то другое нужно.
– Что?
– Наезд нужен крутой. По беспределу. С его стороны…
– А если он так наедет, что костей не соберешь?
Трофим замолчал. Все это пустой разговор, вилами по воде. Но Мигунок продолжал мутить.
– Самим на него наехать нужно. Кто первый ударит, тот и победит!
– И наедем. И победим. А дальше что? – сычом посмотрел на него Трофим.
– Как что? Рынок под себя поставим! Всех коммерсантов городских данью обложим. Как короли жить будем…
– Тебе это надо?
– Ну да!
– А мне – нет. Я вор, дела бандитские меня не колышут.
Трофим надеялся, что Лешка заткнется, но у этого пройдохи на все имелся ответ.
– Так это, я могу за бандита! А ты за вора оставайся. Смотреть за городом будешь. Ну, за нами, – он обвел взглядом своих пацанов. – И за воровской общиной…
– За общиной Черёма смотрит.
– Так его подвинуть можно.
– Ты как беспредельщик говоришь… – посмурнел Трофим. – Не ты Черёму ставил, не тебе его двигать…
– Да я чо? Я ничо! – смутился Лешка. Но обороты не сбавил. – Пусть Черёма за общиной смотрит. А ты за нами смотреть будешь. Мы на воровской общак столько отстегивать будем, что Черёме и не снилось… Тебе отстегивать будем, а ты уже дальше там, наверх… И в городе воровская власть, и бабла на общак валом – тебе от бродяг почет и уважение…
Трудно было не согласиться с Мигунком: уж очень красиво он рисовал. Он бригаду в городе держит, деньги на коммерсантах делает, а Трофим всего лишь за всем этим смотрит. То есть ведет себя как правильный вор. А поскольку через него на общак пойдут хорошие деньги, поскольку за ним сила – в авторитете прибавит, с ним станут считаться самые козырные воры. Да и коронуют его очень быстро, даже в тюрьму для этого идти не понадобится… Но Мигунок красиво рисовал на бумаге. А в реальности – масть в городе держит Делапут. И свалить его очень непросто… Но ведь можно его свалить. Можно.
Но как это сделать – здесь нужно было думать. А думать Трофиму как раз и не хотелось. Разомлел он за столом, водочка разморила – хотелось просто сидеть и качаться на хмельной воде.
– Ну так что, завязываемся на это дело? – продолжал доставать его Мигунок.
Трофим недовольно поднял руку. Уже хотел бросить ему в лицо «Заткнись!», когда в комнату вдруг вошла аппетитного вида, румяная с мороза бабенка. Пышные волосы, пышные формы, аромат спелого яблока. Трофим только глянул, и сразу захотелось откусить от нее…
– Водочку пьете? – озорно спросила она.
Голос у нее высокий, бодрящий.
– А меня позвать не догадались?
– Марин, дела тут у нас, – скривился Лешка.
В глазах вопрос: «Какого ляда приперлась?»… Но Трофима скорей раздражал сам Лешка, чем она. Не хотелось ему о делах тереть. На шалости тянуло.
– Ша! Нормально все!
Он многозначительно глянул на Овчара, и тот мгновенно вскочил со своего стула, подал его женщине.
– А вас как зовут? – присаживаясь, чуточку смущенно, с задорным блеском в глазах спросила она.
– Трофим!
– А я Марина, соседка ваша… Это для вас я белье давала?
– Ну, белье-то ты дала, – усмехнулся Лешка. – А сама дашь?
– Фу! Какой ты пошлый! – фыркнула она.
И окатила его язвительно-насмешливым взглядом.
– Может, и дам!..
Трофим вспомнил, что говорил Мигунок о соседке. Веселая вдова, но никому не дает.
– А вы издалека, наверное, приехали? – обращаясь к Трофиму, задушевно спросила она.
– Ну, можно сказать и так…
– Устал, поди!
– Да есть чуток.
– А у меня банька согретая… Я бы тебя веничком оходила. Хороший веничек, дубовый…
Краем глаза Трофим заметил, как завистливо закусил удила Мигунок. Сам, видать, был не прочь попариться в баньке с веселой вдовушкой, но ему такое счастье, похоже, не светит. Зато Трофиму с ходу, считай, такая лафа обломилась… Оказывается, он крут не только на удар. У него и с женщинами все на мази… Какой-никакой, а плюсик в копилку своего авторитета он заработал. Пацаны с еще большим уважением смотрели на него, когда он поднимался из-за стола – чтобы уйти вместе с гарной вдовушкой…
Глава 11
На Зойку больно было смотреть. Верхняя часть головы в бинтах, переносица распухшая, от глаз остались только узкие щелочки, на носу гипсовая лангета, синяки, ссадины на лице, шее, руках… Трофима не хотели впускать к ней в палату, но он шел напролом с уверенностью могущественного человека. Даже врач не смог устоять под его натиском.
– Какая сволочь это сделала? – с порога спросил он.
– Не знаю…
Трофиму пришлось подойти ближе, чтобы услышать ответ – настолько тихо она говорила.
– Темно было, я с рынка шла… А они в машину затащили… Били долго…
– Только били?
Она кивнула.
– А может, не только это?.. Ты скажи, это очень важно…
– Не только, – выдавила она.
– Ты выздоравливай! А с этими уродами я разберусь!
Три дня Трофим зависал на хате у разудалой вдовушки. Банька, постелька, шуры-муры в таком темпе, что кровать не выдержала – сломалась. О Зойке он и не думал… А потом к матери домой заглянул. И узнал, что Зойка в больнице.
Он знал, кто избил ее и снасильничал. Делапутовской братвы работа. Они же бакланы отмороженные, им бабу на круг пустить, что высморкаться… Хорошо, что мать не тронули, а то бы могли и на ней отыграться. Видно, не рискнули. За мать бы Трофим убивал беспощадно. Но и за Зойку спросить он должен. Хоть и нет любви к ней, но как бы то ни было, она своя баба. Да и повод предъявить Делапуту появился…
