Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правду сказать, первая мысль была – пойти сдаваться. Но останавливало сомнение, а с чем бы я пришёл? Нет ни задокументированных фактов, ни письменных показаний свидетелей. Ещё за психа ненормального сочтут, а там недалеко и до шестой палаты в Кащенке.
Столь же наивным было бы намерение доказать, что кто-то меня преследует по политическим мотивам. Какие тут ещё мотивы, какие убеждения? Я бы по этой теме и двух слов не смог связать. Ну монархист, не либерал. А вам какое дело?
И тут вдруг захотелось мне домой. Ужасно захотелось, мучительно, отчаянно и даже нестерпимо! Чуть ли не бегом добрался до посольства.
– Здравствуйте! – это я им говорю.
– Здоровеньки булы, пане добродзию, – вежливо мне отвечают.
– Тут такое дело у меня… домой хочу.
– Та скатертью дорога, – говорит один из них, криво улыбаясь.
Это как же их понять?
– Вы, видимо, не знаете. Но дом мой в Киеве, – поясняю.
– Ха, подивитися! Москали всю незалежную скупили, – эти ржут.
– Да свой я, киевский! – убеждаю. – Вот и паспорт мой.
– Ну що вы брешете? Видали, вин з Киеву, – похоже, один из них не на шутку разозлился. – А чому ж зараз говорити не на ридной мови, а на тарабарском языке?
– Причём тут мова? Я с детства на русском говорю.
– Що вин казав? – спрашивает другой.
– Говорит, що вин залётный.
– Та гони в шею этот сучий хвост!
– Как это в шею? В Киеве у меня семья!
– Та не журись. Найдёшь себе другую кралю.
– Да что же это такое, в самом деле! Вы что… вы разве не слыхали про киевскую Русь?
– Бач, Опанас! Во гарно брешет!
Да провались оно! Я повернулся и, не прощаясь, пошёл прочь.
– Хай живе вильна Украина! – послышалось мне вслед.
Податься, что ли, в монастырь? Нет, лучше в скит. Только чтоб рядом ни живой души на десять… нет, на двадцать километров.
Или сбежать в Париж? А что, может, удастся там о Кире что-нибудь узнать? Вот только хорошо бы с рукописью для начала разобраться…
Снова иду в издательство. Шестой этаж. Направо до конца. «Бюро претензий». Этот, которому я пять баксов дал, сразу же меня узнал, без очереди к даме пропускает. Всегда бы так! Бледная дама под фотографией мужика в шинели говорит:
– Роман ваш отдан на отзыв в одну солидную организацию. Вы же у нас зарубежный автор? Так вот и надо бы определить, нет ли в тексте неустранимых искажений языка, двусмысленных оборотов, непонятных русскому читателю, завуалированного мата… А то ведь кто вас, незалежних, знает…
Ладно, иду по указанному адресу. А там вахтёр. Стучусь. Прошу, чтобы впустили. Отвечает:
– Не положено.
– Но мне же очень, очень надо!
– С письмом сопроводительным приходи. Чтоб было по всей форме – на бланке с гербовой печатью и чтобы начальство подписало.
– Да нет у меня ни одного начальника!
– Как же так? Без этого нельзя.
– Я сам по себе. Пустите!
– Говорю же, не положено.
– Да там ведь обсуждают мой роман.
– Какой-такой роман? Ничего не знаю…
Думаю, может, копию рукописи предъявить. Пусть с паспортом сравнит. Только как авторство ему докажешь, если подписался псевдонимом?
Тут дело вот в чём. Ещё когда знакомился с книгами того однофамильца из музея, возникла страшная мысль. Ведь что может получиться – его неудачи могут приписать мне, ну а моя слава достанется умершему. Этого я не должен допустить. Поэтому и придумал псевдоним – Михаил Покровский. Так оно надёжнее. Да только каждому балбесу всего не объяснишь…
– А если… – тут я достал доллар из бумажника.
– Однако, это же тебе не ресторан, – поначалу обиделся вахтёр, а потом глянул на купюру повнимательнее и заулыбался: – Да, знаешь ли, бывали времена! Случалось, я за вечер столько набирал … А при теперешней инфляции… Да что тут говорить, профукали Россию…
– Так что же делать-то?
Не стану хорошего человека выдавать, но выход нашёлся без труда – сбегал я за бутылкой в ближайший магазин и вот тихонечко, опасливо озираясь по сторонам и вздрагивая при каждом стуке, поднимаюсь по лестнице на второй этаж и по ковровой дорожке направляюсь в зал. Вроде бы там и проходит заседание здешнего Учёного Совета.
Сначала длинный коридор. Стены увешаны дипломами и благодарственными грамотами за достижения в деле улучшения родного языка. Потом огромное фойе – тут не до грамот, потому что по стенам сплошь бородачи в тяжеловесных рамах, начиная с Кирилла и Мефодия. Кто знает, возможно, борода у них нечто вроде отличительного знака, ярлыка. Нет, скорее уж, памятной медали. А как ещё может выглядеть медаль почётного строителя, если речь о строительстве языка?
Я перед входом в зал. И вот, прислонившись ухом к двери, внемлю доносящимся из зала голосам. Ну что поделаешь – попросту подслушиваю.
– Шутки шутками, уважаемые господа. Но как же так случилось, что наши признанные классики не смогли ничего такого написать? Да что писатели… ведущие литературоведы эту тему просмотрели. А ведь какие люди, какие имена! Ну, им-то, может, и простительно, коль выше крыши заняты работой, им ещё изучать и изучать. Что Пушкин, что этот… как его… Фёдор Достоевский. Тут, в общем-то, понятно. А вот ведущий наш литературоведческий журнал с его многочисленной армией исследователей – он-то, они-то что? Прогавкали, профукали, опять же просмотрели?
– Издеваетесь? Нам деньги нужно зарабатывать, семью кормить, а вы тут с каким-то неизвестным автором. Да кому он нужен? Говорят, написал что-то про Булгакова, про роман его с княгиней, ну так и что? Мало ли чего жулик нафигачил! Да я не сомневаюсь, что архивы подчистил, домовые книги заново переписал, поддельные княжеские письма разослал в музеи. Тьфу на него!
– Ну, это вы слишком! А я бы ему так сказал: как-то не верится, гражданин хороший. Слишком уж гладко у тебя, да и сюжет замысловатый. Ну очень это подозрительно! Такого в природе просто не бывает. Так что, извини, вынужден прийти к выводу, что ты списал. Но у кого?
– Да-да! Я тут припомнил «Тихий Дон». Конечно, сравнивать не собираюсь, но сказывали, что ту историю сочинил белогвардейский офицер. Так может это самое и здесь?
– Господа! Мы забываем о деликатных обстоятельствах. Как-никак речь идёт о замужней даме, да ещё княгине. Вряд ли её любовник пользовался курьером, чтобы нежные послания передавать. Скорее всего, на то был телефон.
– Так может быть телефонистка?
– А это мысль!
– Да! Да! Представьте, старая дева, бывшая курсистка с неудавшейся судьбой. Случайно подслушала разговор. Затем телефон поставила на прослушку, записи