Агентство "Иллюзия". Возлюбленная для бастарда (СИ) - Гуйда Елена Владимировна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут в памяти словно вспышкой мелькнуло улыбчивое лицо консьержа дома миссис Эдренг и коробка в красивой подарочной упаковке.
– Это вы мне отправили подарок? – вскинув бровь, уточнила я. – На имя Дерсон?
– Артефакт Тобренклота, – призналась настоятельница, подтвердив тем самым свое далеко не самое простое происхождение. Такие игрушки и королевская семья не всегда может себе позволить. – Немного магии… Если ты не забыла, у меня была твоя кукла, она и сказала, как тебя зовут в тот момент и где ты обитаешь, – пояснила она, снова посмотрев на Стейна, но все же продолжила: – Я надеялась, что ты ее получишь, как и записку… и примчишься сюда незамедлительно. И уже начала опасаться, что что-то напутала. Или опоздала, и случилось непоправимое.
– Вы меня пугаете, матушка. Я получила посылку, но, вероятно, ее украли, – бросила на Стейна взгляд, осознав, что именно о посылке я позабыла напрочь, беспокоясь о судьбе Сьюзи.
Бенджамин посуровел в одно мгновение.
– Что было в той посылке, матушка? – напряженно спросил он.
Настоятельница окинула Стейна таким красноречивым взглядом, что я на его месте попыталась бы тут же слиться со стеной и не показываться ей на глаза в ближайшее… столетие, не меньше. Но это я. Его незаконнорожденное высочество только вскинул бровь, намекая, что желает услышать ответ, а не играть в гляделки.
– Молодой человек, – высокомерно вскинув голову, начала матушка. Не сдалась, а отступила. – Вы же не думаете, что я настолько глупа и недальновидна, что доверю почтовым каретам что-то действительно важное?
Ее голос звенел сталью: острой, каленой, не привыкшей к тому, чтобы с ней спорили.
– Ни в коем случае, ваша святость, – улыбка Стейна была настолько открытой и обезоруживающей, что я невольно затаила дыхание, ожидая развязки этого противостояния. – Но в квартиру мисс Уинли пробрались неизвестные. И пропала именно эта посылка, в которой, как вы выразились, не было совершенно ничего важного, кроме… чего, ваша святость?
Все это он сказал таким медово-сладким, приторным тоном, что у меня язык к небу прилип. Вспомнилось мое заточение в королевских казематах, где он расспрашивал меня точно таким же тоном. “Это все украшения, что у вас при себе, уважаемая?” “Так для чего, вы говорите, вы пробрались на прием под чужой личиной?” Бр-р-р… Да уж. Такое не забудешь. Даже если теперь с головой не совсем все хорошо и на этого… человека начинаешь поглядывать с интересом… не с тем интересом, с которым в принципе следовало бы на него смотреть.
Не забывай об этом, Линда. Даже когда сердце сходит с ума от одного его взгляда, а в голову лезут не самые приличные мысли… просто помни, что ни к чему хорошему это не приведет. И возможно, в следующий раз это будут не казематы, а плаха. Бенджамин Стейн точно что-то скрывает, пока не узнаешь, что именно – не растекайся лужицей у его ног.
В аскетично пустом кабинете стало невероятно тесно. Я невольно сделала шаг назад и наткнулась на чуть ли не единственный, кроме рабочего стола и жесткой скамейки, предмет интерьера – шкаф с документами. И с радостью забралась бы внутрь и прикрыла дверь. Ну кто так разговаривает с настоятельницей?
Что-то, видимо, и матушка прочла между строк, увидела в его глазах, потому как откашлялась, отвела взгляд и глухо произнесла:
– Даже не думала, что все так серьезно, – и только после посмотрела на меня, протянув руку с единственным перстнем на указательном пальце. – В посылке действительно самое важное – письмо, которое я отправила тебе. А так… ерунда всякая. Твои детские рисунки и мелочи, которые вы со Сью прятали в нише за статуей святого Крементия. Не смотри так. Мне известно все, что творится в этих стенах. И о том, что для тайника вы выковыряли несколько камней в кладке, тоже. К слову, в следующий свой визит озаботься вопросом ремонта поврежденной стены, – я улыбнулась и кивнула, а матушка вздохнула и продолжила тихо и с явным сожалением: – Ох, как же мне жаль, что невольно навлекла на тебя неприятности, дитя.
– Это не стоит вашего беспокойства, – я сжала протянутую руку в знак того, что действительно не держу на нее зла. – Но… я здесь. И… у нас не так много времени, как хотелось бы. Если вы понимаете, о чем я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Да-да. Конечно… – она снова бросила быстрый взгляд на Стейна, который, казалось, потерял всякий интерес к этой беседе. – Дело в том, что… – матушка вздохнула, опускаясь на жесткую скамейку и увлекая меня за собой. Она как-то в одно мгновение осунулась, даже морщины вокруг всегда плотно сжатых губ стали глубже, а пальцы, которые я сжимала, отчетливо похолодели. Эта беседа давалась ей куда тяжелее, чем она хотела показать. Потому я не торопила ее, только крепко держала за руку, поддерживая. – В ту ночь, когда вас всех привезли в эти святые стены, в тебе едва теплилась искра жизни, – я невольно затаила дыхание, прочувствовав всю важность момента. – Сестра-целительница не давала тебе ни единого шанса. Говорила, что и до рассвета не дотянешь. Твоя болезнь не была простудой, это была не рана… это было магическое воздействие. Дети после такого не выживают в принципе. А лечат это разве что магистры, а не целительницы при монастырях. Потому, милая, прости, но… мы тебя уже практически похоронили. Оставили отходить в дальней келье, опоив маковым настоем, чтобы ты не мучилась. На следующий день на пороге появилась женщина… Она прикрылась иллюзией, чтобы остаться неузнанной. Но ты сама знаешь, у меня особое зрение, и для меня она не осталась инкогнито. Эта леди попросила показать новых девочек, чтобы выбрать себе нескольких для службы в замке. Это не самая худшая судьба для сирот… Но мне показалось странным, что сама леди приехала подбирать служанок, а не… управляющая, к примеру.
– Да… уж. Странно – не то слово. И что было дальше?
– Ни одна из девушек ей не приглянулась. Сказала, что ищет кого-то особенного. Причуды высокородных. Я не придала этому значения. И, видимо, зря, – настоятельница перевела дыхание, рассеянно погладив мою ладонь. – Ты очнулась спустя неделю, дитя. Худая, обессилевшая. Ты едва могла проглотить глоток сладкой воды. Целительница тогда сказала, чтобы я не питала иллюзий, умирающим часто становится лучше перед уходом. Однако вопреки нашим ожиданиям, ты крепла, начала принимать пищу. А очень скоро даже поднялась на ноги. Но… совершенно ничего не могла о себе рассказать. Все, что ты помнила, – свое имя. Адалинда, – матушка улыбнулась, ее взгляд застыл, словно заглядывая в прошлое. – То, что в тебе течет необычная кровь, я поняла в тот день, когда в тебе проснулась магия.
– Иллюзорный салют в честь дня рождения Сьюзан, – догадалась я. – Думала, что вы мне голову оторвете.
– Признаюсь, мне хотелось, – покивала матушка. – Иллюзия иллюзией, но деревенские всю ночь просидели под стогами сена, опасаясь искр и пожара. Представляешь, каково мне было с ними объясняться? Так что да. Наказания ты избежала только потому, что магия всегда требует выхода. Если ты не подчинишь ее, то она подчинит тебя. Мне ли этого не знать. Тогда я подумала, что ты плод любви какой-то крестьянки и лорда, заморочившего ей голову.
– Будто лорды спят и видят, как бы задурманить голову хорошеньким простушкам, – не удержался на это Стейн.
– Согласитесь, молодой человек, не без этого, – Стейн соглашаться не планировал, скрестив руки на груди и ожидая продолжения, потому матушка продолжила. – Таких детей немало. И с каким-никаким даром даже в приюте были. Но у тебя это была… сила. Мощь, и она требовала работы, укрощения, огранки. Потому я решила подать прошение на ваше обучение магии. И получила разрешение, – а вот этого я не знала. Думала, что так было всегда, а оно вот как… – Нельзя пропадать такому таланту. Я сама маг, пусть даже в монашеском балахоне, и прекрасно знаю, что это за сила. Я чувствовала, с какой мощью она пульсирует в тебе. И казалось, для тебя я сделала все, что могла. Даже Сьюзан отпустила с тобой.
– Но?
– Но мне кажется, что этого было недостаточно, Линда. Ощущение, словно играешь в кретс, когда три карты у тебя на руках, но расклад зависит от тех пяти, что лежат на столе рубашками вверх, – я невольно вздернула бровь. – Я не всегда была монашкой и тоже… всего лишь смертная, подверженная порокам. Не о том сейчас речь. Тарита Дерсон открыла мне несколько этих карт в тот день, когда вернулась в приют погостить. За день до того, как вы покинули обитель. Рыдая в этом кабинете, она твердила, что проклята, – матушка вытащила из складок балахона кольцо на цепочке. Серебряный перстень с небольшим синим камушком в центре. Я видела перстни куда более вычурной работы, но этот… от одного взгляда у меня голова пошла кругом. Это было как встреча со старым другом, которого, думал, уже и не узнаешь, но один взгляд – и словно и не было этих лет разлуки. – Она украла у тебя это кольцо в ту ночь, когда тебя нашли на обочине тракта едва живую. Это случилось еще до того, как вы вошли в эти стены. И… она единственная, кто слышал, как ты, едва придя в себя на мгновение, прошептала: “Я – Дерсон!”