Злые игры. Книга 2 - Пенни Винченци

Георгина смотрела на Александра во все глаза. Обычно он не был столь уж общителен, а в самые последние годы стал почти патологически стеснительным. Возможно, сейчас в нем прорезалась обходительность потому, что Энджи была частью и его прошлого, и это в какой-то мере вселяло в него спокойствие и уверенность.

— Доставьте мне удовольствие, разрешите пригласить вас на этот танец, — сказал он. — Георгина, дорогая, ты не возражаешь?

— Нет, конечно, — ответила Георгина, испытывая невероятное смущение. Она оглянулась вокруг, отыскивая взглядом, на кого можно было бы переключиться, и тут увидела миссис Викс, которая энергично, так, что ее сверкающие юбки разлетались в стороны, отплясывала с Кендриком.

— А ваша бабушка, Энджи, веселится вовсю, — заметила она.

— Да, — улыбнулась Энджи. — Спасибо вам всем, что вы и ее тоже пригласили.

Александр обнял Энджи, и они очень медленно закружились вместе под музыку; Георгина с некоторым смятением в душе смотрела, как Энджи всем телом прижалась к Александру, положив голову ему на грудь. Она явно была сильно пьяна.

Увидев, как она притянула голову Александра вниз и принялась что-то шептать ему на ухо, Георгина отвернулась.

Она подошла к одному из окон и стала смотреть в парк.

— Какая-то машина по Большой аллее едет, — произнесла она вдруг. — Интересно, кто это решил приехать в час ночи?

— Да кто угодно, — заметил подошедший Малыш.

— Пустите, я взгляну. — Макс принялся всматриваться в приближавшийся свет фар; он был очень бледен.

— Ты что, Макс, кого-нибудь ждешь? — Энджи с любопытством уставилась на него.

— Нет. Нет, никого.

К подножию парадной лестницы подъехала и остановилась машина; это был очень большой белый «даймлер» Из нее вышел какой-то мужчина и поднял голову, обводя взглядом дом.

— О господи, — пробормотал Макс.

— Что такое? — спросил Александр. — В чем дело, Макс, что здесь происходит? Дайте-ка я пойду выясню.

Он открыл дверь и посмотрел на лестницу и на стоявшую внизу машину. Георгина и Кендрик двинулись за ним следом.

Приехавший мужчина был очень высок и крепкого телосложения; одет он был в длинное пальто, наброшенное прямо на рубашку, и в ковбойские сапоги; секунду-другую он смотрел вверх, на приближавшегося к нему Александра, потом широко улыбнулся и медленно пошел ему навстречу. Дойдя до самой верхней ступеньки, он протянул руку:

— Лорд Кейтерхэм?

— Да. Чем могу служить? Заходите.

— Спасибо.

Мужчина вошел в дом; Георгина посторонилась, пропуская его, и пристально на него поглядела; она испытывала необычайно сильный страх и сама не понимала, что могло стать его причиной. Она на ощупь поискала руку Кендрика; тот взял ее ладонь в свою и сильно сжал, чувствуя охвативший ее страх и тоже не понимая, чем он вызван. Мужчина говорил с американским акцентом; когда он вошел, стало видно, что у него сильный загар, удивительно голубые глаза; что широкая, тщательно отмеренная улыбка обнажает идеальные зубы; что он полноват, что его светлые волосы уже тронуты сединой, а сапоги поношены и со стоптанными каблуками.

— Привет, — сказал он. — Я вижу, у вас тут вечеринка. Извините, если я не вовремя. Меня зовут Соамс-Максвелл, Томми Соамс-Мак-свелл.

— Да? — вежливо произнес Александр.

— А Макс тут? О, привет, Макс, вот и ты! Рад снова тебя увидеть. Я же обещал, что найду тебя, и вот, как видишь, нашел.

— Значит, вы знакомы с Максом? — спросил Александр.

— Разумеется, знаком. Можно даже сказать, близко его знаю. Макс, он ведь плоть от плоти, как у вас тут говорят. Верно, Макс?

Макс молчал. Лицо у него было зеленое, покрытое мелкими бисеринками пота.

— Боюсь, я чего-то не понимаю. — Голос Александра стал несколько менее вежливым.

— О да, простите. — Соамс-Максвелл снова широко улыбнулся. — Разумеется, не понимаете. Давайте-ка я немного введу вас в курс дела. Я… знал вашу жену, лорд Кейтерхэм. Очень хорошо знал. И с огромным огорчением прочел о ее смерти.

— Благодарю вас, — процедил Александр.

Георгина обратила внимание, что кулаки у него были сжаты, а подбородок напрягся и слегка выдвинулся вперед.

— Она обо мне никогда не упоминала?

— Нет, — твердо ответил Александр, — никогда, ни разу, это точно.

— Ну, когда-нибудь я вам расскажу. Сейчас-то я приехал к Максу. — Он посмотрел на Макса и опять улыбнулся. — Прекрасный молодой человек, а, лорд Кейтерхэм? Что вы скажете? Сын, которым можно гордиться, верно?

Глава 31

Георгина, 1984

Только на следующий день, когда они устроились втроем в библиотеке — Шарлотта, Малыш и она сама — и Шарлотта ясно и четко объяснила им, кто такой Томми Соамс-Максвелл, только тогда Георгина в полной мере осознала, насколько же угнетает ее вся эта мерзость. Именно Шарлотта, заявив, что теперь им необходимы совет и помощь кого-нибудь из взрослых, настояла на том, чтобы рассказать Малышу все, что они сумели узнать об историях своего появления на свет. Георгина вспомнила, какое дерзкое, вызывающее, почти злое выражение было накануне написано на лице Макса, как буквально на глазах сделался серым от потрясения Александр и как сегодня с утра он словно ушел в себя, погрузился в какой-то собственный, отстраненный от всех мир; она вспомнила, с какой ужасной легкостью, просто и более чем самоуверенно вошел в жизнь каждого из них Томми Соамс-Максвелл, — и, подумав обо всем этом, согласилась. Ей страшно не хотелось рассказывать все, что им стало известно, кому бы то ни было, даже Малышу, но Шарлотта была права: сами они, одни, уже не смогли бы справиться со складывавшейся ситуацией. «Этот человек опасен, — убеждала ее Шарлотта, — он может начать нас шантажировать, он вообще явно способен на что угодно. Может быть, мне даже придется обсудить все это с Чарльзом».

Малыш явно был расстроен и встревожен не меньше, чем они сами. После того как Шарлотта закончила свой рассказ, он очень быстро проглотил одну за другой три большие порции виски и теперь сидел, уставившись на племянницу, с необычайно грустным выражением лица.

— Не понимаю, — повторил он уже в который раз, — я просто ничего не понимаю.

— И мы тоже ничего не понимаем, — очень тихо проговорила Георгина, чувствуя, как задрожал ее голос.

— И отец не хочет обо всем этом говорить?

— Он не хочет говорить ничего сверх того, что уже сказал нам в самый первый раз. И ведет себя так, словно вообще ничего не случилось и мы ничего не знаем.

Малыш помолчал, потом тяжело вздохнул.

— Ну что ж, — проговорил он, — я не представляю, что обо всем этом и думать, но твердо знаю одно: ваша мать была очень незаурядным человеком и ей было в высшей степени несвойственно заниматься прелюбодеяниями да еще и плести при этом какие-то заговоры или интриги. У всего этого обязательно должно быть какое-то объяснение, надо его только найти.