Переменная звезда - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прекрасно понимал, как глупо, романтично и наивно звучат мои слова. Я никогда не собирался произносить их вслух. Они покидали мои губы с силой и честностью рвоты, но с такой же степенью отчаяния. Прошла почти целая секунда, но она не отвечала. Без малой толики надежды.
Вернее, в самом начале паузы надежда еще была – крошечная, как тень лептона в полдень. Потянулась вторая секунда – и мне стало не по себе. А к тому времени, когда Джинни заговорила, я уже успел здорово разволноваться.
Однако стоило Джинни заговорить – и мое сердце замерло и перестало биться.
– Черт бы тебя побрал, Джоэль, ты заставил меня поверить, что ты взрослый. Что у тебя все на месте – в том числе и, как минимум, половина мозгов. Ты не можешь быть таким трусом и задавакой, я этого не стерплю. Я потратила на тебя слишком много времени. Я вылетаю к тебе, и я… Джоэль? Джоэль!
Руки у меня вяло повисли от навалившейся слабости, поскольку сердце не билось. Понятное дело, Джинни смотрела на мое левое бедро. Повинуясь рефлексу вежливости, я согнул руку в локте и устремил взгляд на дисплей телефона. Я должен был что-то сказать, поэтому снова начал дышать.
– Джинни, послушай меня. Пожалуйста. Я, правда, не знаю, наделен ли я тем, что нужно для того, чтобы быть Конрадом. Я честно признаюсь в этом. Но я не знаю, наделен ли этими качествами хоть кто-то, поэтому я вовсе не боюсь это выяснить. Но я знаю, что это не то, чем я хотел бы стать. Думаю, для тебя очевидно, что всякий здравомыслящий человек хотел бы этого. Поэтому тебе ни к чему нездравомыслящий муж. – Она попыталась прервать меня, а я, в кои-то веки, не дал ей этого сделать. – Если ты думаешь, что даже у твоего деда найдется столько боевиков и приставов, что они смогут задержать старт корабля, принадлежащего картелю Канга – Да Коста на пять минут, чтобы ты смогла арестовать младшего помощника фермера за нарушение данного обещания, то ты сама не проявляешь здравомыслия. А теперь выслушай последнее и не прерывай до тех пор, пока я не договорю до конца, а потом можешь меня ругать самыми грязными словами, какими захочешь, до восьми часов. А в восемь часов запалят свечку, и связь на некоторое время полетит к чертям. Идет?
– Говори.
Она заряжала главное оружие, мы оба это знали: ее голос дрожал от слез – от совершенно искренних слез. А у меня голос зазвучал напряженно и нервно:
– Джинни, Джинни Гамильтон, ты была моей первой любовью. Ты можешь стать мой последней любовью. Уж точно, ты – моя последняя любовь в Солнечной системе. Нужно это тебе или нет, но я прощаю тебя за то, что ты не говорила мне, кто… кто ты на самом деле такая. Я понимаю – правда, понимаю: у тебя не было выбора, не было другого способа. Мне жаль, мне ужасно жаль, что ты напрасно сделала ставку на меня. Возможно, никому так не жаль, как мне. Уж точно я – в первой пятерке. Я только могу сказать тебе, что та перспектива, которую ты мне предложила, была продумана и точна во всех деталях. Я ответил на все заданные вопросы. Честно. – Я сделал глубокий вдох. – У меня со ставками в последнее время тоже не очень. Спасибо тебе за то, что ты научила меня танцевать, спасибо, что слушала мою музыку. Правда. Удачи тебе со ставками в будущем. Может быть, мы встретимся снова через пару сотен лет и обменяемся нотами. – Что еще можно было сказать? Да, оставались у меня на уме еще кое-какие слова, но они были сердитые. Стереть их. От злости уже не было никакого толка. – Твоя очередь.
На этот раз пауза получилась примерно такая же долгая, как раньше, но в ней не было никакой надежды, и потому она пролетела быстрее.
– Удачи, Джоэль. Мне, правда, очень жаль.
Последнее слово она выговорила с таким усилием, что на дисплее появился ее полузажмуренный левый глаз.
Я каким-то образом ухитрился сдержаться.
– Понимаю, милая. Мне тоже. Очень.
– Прощай.
Телефон сдох.
А я почему-то нет. Поэтому пошел поискать себе выпивки покрепче и постарался изо всех сил. К тому времени, как мы покинули Солнечную систему, я не перестал чувствовать боль – вернее было бы сказать, что боль я как раз испытывал на всю катушку, а к боли присоединялся тяжелейший физический дискомфорт состояния свободного падения, но на ту пору я пребывал в таком отупении, что особо не возражал. Земля, мерцающая в имитации иллюминатора, выглядела вполне симпатично, и то, что она медленно уменьшалась в размерах, нисколько не портило общего впечатления. На самом деле, чем меньше она становилась, тем красивее выглядела.
То же самое касалось Солнца. Оно было необыкновенно восхитительным как раз перед тем, как я окончательно отрубился – одинокий пиксель чистого белого света посреди чернильного моря.
В первый день полета мы не набрали такую первичную скорость, чтобы Солнце начало уменьшаться в размерах: то последнее видение стало эффектом помутнения моего зрения. Факел материи-антиматерии – это совсем не то, что вам захочется быстро поджечь и вывести пламя на максимальную мощность – и уж конечно, не вблизи от обитаемой планеты! Высокую орбиту мы покинули, когда работал обычный термоядерный двигатель, хотя мощность у него была поистине адская. Даже несмотря на то что я был мертвецки пьян, мне показалось, что работает он шумновато.
Не стоило удивляться тому, что выбор средств для расслабона на борту "Шеффилда" был значительно меньше и скромнее, чем тот, который я мог позволить себе в Ванкувере. Человек, пожелавший хорошенько надраться, должен был довольствоваться здесь алкоголем и (или) марихуаной. В различных комбинациях они делали свое дело.
После того как я взлетел, брякнулся, умер, ожил и пришел в себя настолько, что стал проявлять слабый, но продолжительный интерес ко всему, что происходило вокруг меня, а не только в моей черепной коробке и грудной клетке, капитан "Шеффилда" как раз перевел термоядерный двигатель с космической скорости в режим обычного энергообеспечения, и на борту стало потише и поспокойнее. Солнце в имитации иллюминатора выглядело самую малость уменьшившимся диском… и значительно более тусклым, хотя при этом другие звезды, казалось, горели ярче, чем обычно. Я подумал, не поискать ли взглядом Ганимед, чтобы попрощаться с родной планетой, но было уже слишком поздно – она не была видна, осталась по другую сторону от Юпитера.
Через час вспыхнула горелка антиматерии, в результате чего воспоследовали кое-какие шумы и вибрация, но это было не так уж ужасно. Походило не столько на непрекращающееся землетрясение, сколько на шум водопада или порожистой реки.
Вот тут уж уменьшение Солнца в размерах стало возможно наблюдать по-настоящему – если, конечно, у вас бы хватило для этого терпения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});