Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Ответ на свои вопросы — или по крайней мере исходную точку своих вопросов — я нашла в неожиданном и неправдоподобном взлете сериальной звезды Клео Пиреш. В год, когда я приехала в Бразилию, синьору Пиреш официально объявили секс-символом Рио этого года. Потрясающее достижение в стране, где пляжи просто забиты великолепными красотками, настоящими королевами с дивными формами и упругой кожей, на которых — в это трудно поверить — превосходно смотрятся даже обтягивающие трусики из лайкры. Фото Пиреш, принимающей солнечные ванны, красовались на страницах таблоидов, она лениво улыбалась с обложек глянцевых журналов, вокруг ее дома в Ипанеме собирались толпы фанатов. В Бразилии достаточно часто сходят с ума по звездам сериалов, футболистам, второсортным знаменитостям из США, даже по некоторым туристам — ничего необычного в этом нет. Здешнее население падко до кричащего, безвкусного и до всевозможных крайностей. Но Клео Пиреш, или Лурдинья, по имени ее героини из нашумевшего сериала «Америка», побила все мыслимые рекорды и рейтинги популярности. Сериал из жизни нелегальных иммигрантов-бразильцев, ставших ковбоями в Техасе, демонстрировали по вечерам, в прайм-тайм. Успех был оглушительным. Сериал, и только он, был виной тому, что цены на родео в Барретосе выросли в два раза, множество достойных женщин, бросив все, устремились к мексиканской границе, а на пляже в Ипанеме все щеголяли в соломенных ковбойских шляпах. Даже всеми обожаемая Жизель Бюндхен, всемирно известная супермодель, бывшая подружка Леонардо ди Каприо и талисман бразильской сборной по футболу, начала отходить на второй план.

Карина, мой барометр бразильского общественного мнения, проинформировала меня, что Лурдинья стала «официальным культом».

— Мужчины хотят на ней жениться, женщины хотят ею быть, — с легкой завистью говорила Карина, когда я приехала к ней в элегантный байру Жардим Ботанику.

Был вечер четверга, знойный и прекрасный, и мы в размягченно-дремотном состоянии неспешно прогуливались вокруг озера в форме сердца, протянувшегося от Ипанемы до ботанического сада. Если Рио — «спящий великан», то Лагоа — без сомнения, озеро Нарцисса. Вода была тихой, как на акварели, и окрашена нежно-розовыми красками заката. Мрачные силуэты окружающих озеро гор отражались в его глади, а вдоль берега, как мраморные, замерли белые стебли тростника.

Район треугольной формы граничил с озером, ботаническим садом, живописным нагромождением скал и был удивительно освещен благодаря причудливой игре света, отражавшегося от воды, деревьев и камня. Место стильное, сдержанно-элегантное и чудовищно дорогое. Карина частенько подбивала нас перебраться сюда жить. Отсюда не открывались вульгарные и претенциозные виды на залив Гуанабара, которыми кичился весь город, однако именно Жардим Ботанику снискал себе репутацию самого престижного в Рио-де-Жанейро места — по той простой причине, что здесь не было фавел. Из-за высившихся за байру вертикальных скал это было физически невозможно — разве что настроить строительных лесов и жить на них.

Здесь селились сериальные актрисы и не было преступности. Единственным исключением стал инцидент с автобусом 174, получивший известность благодаря одноименному документальному фильму («Onibus 174», 2002; больше двух десятков фестивальных наград по всему миру). Суть инцидента в том, что уличный мальчишка захватил автобус и чуть ли не двое суток удерживал заложников как раз неподалеку от ботанического сада. Парень заявил, что требует лишь одного: признания факта, что полицейские поубивали всех его друзей, но их за это никто не судил. Однако все превратилось в очередной бразильский медийный фарс, в котором принимала участие толпа, требующая немедленной расправы без суда и следствия, а также некие коррумпированные полицейские, явно прогулявшие занятия по теме «Как обращаться с безвредным правонарушителем, захватившим заложников», и, конечно, представители преданного власти медиаконцерна «О Глобу». В конце концов Сандру Роза ду Насименту, тот самый мальчишка, был убит — может, для него это было гуманным исходом, если учесть нечеловеческие условия содержания заключенных в тюрьмах Рио-де-Жанейро.

И все-таки было бы несправедливо позволить трагическому случаю с ду Насименту — который, как пояснил мне один из жителей южной зоны, «только проезжал через Жардим Ботанику на автобусе», но не был «из Жардим Ботанику», — бросать тень на сей во всех отношениях достойный и благополучный байру. Этот район не характеризуют насилие, наркотики и проституция, как в других местах, это особый слащавый, пенистый, розовый мирок мыльных опер.

Вот здесь-то, в любимейшем байру Карины, и производится в жутких количествах настоящий опиум для бразильских масс. Именно сюда, на тенистые аллеи Сада наслаждений короля Жуана VI, привозят на поденную работу бразильских писателей, и они пишут novellas, или сценарии для мыльных опер, по-своему отражая все социальные, экономические и персональные темы, от коррупции до адюльтера, от насилия до военной диктатуры. Они пишут по полдюжине сценариев в год, населяя их красивыми людьми с белой кожей, живущими на виллах, и их эксцентричной чернокожей прислугой. И это они несут полную ответственность за интерпретацию истории своей страны, за искажение образа Бразилии, за то, что португальский язык в Бразилии упрощается, сводясь к двум-трем примитивным фразам, — хотя как раз за последнее лично я на них не в претензии. Для ленивой дебилки, каковой я являюсь в части изучения языков, это очень удобно. Я уж не говорю о том, что сериалы оказались потрясающим источником витиеватых оскорблений, которые я заимствовала для разговоров с Фабио. Примитивное «Ты есть плохой человек» уступило место изысканному «О ты, грязный, подлый дьявол. Брось свое сердце на стол, не то я вырву его из твоей груди».

А поскольку медиаконцерн «О Глобу» контролирует около семидесяти процентов всей печатной и телевизионной продукции Бразилии, все те же образы закрепляются и повторяются снова и снова. Это самое настоящее промывание мозгов, контроль сознания, как у роботов, — даже президент страны однажды признался: «Я готов сражаться со своим министром обороны, но не с „О Глобу“». И у кого повернулся бы язык его осудить?

Чтобы понять, что такое бразильская пресса, попытайтесь представить, что случилось бы, вверь наше правительство все частные и общественные телеканалы и все национальные газеты лондонской газете «Сан». Бразилия — единственная страна мира, где топ-моделей снимают в юмористических передачах. Выглядят такие программы, как шоу Бенни Хилла без Бенни Хилла. Хотя, признаюсь, это не мешало мне балдеть от фантастических гламурных красоток.

— Лурдинья? — недоверчиво переспросила я Карину.

Конечно, я тоже читала об этом в газетах, но сочла очередной вонючей уткой от «О Глобу». Актриса, мягко говоря, не красавица. Начнем с того, что у нее низкий неандертальский лобик. А ее сценическое имя напоминало о германских медсестрах, проводивших опыты на людях в нацистских лагерях смерти.

— Непостижимо, — ошарашенно протянула я. — Просто не понимаю…

— Это трудно объяснить словами. Есть в ней этакая искорка, внутренний огонь… — Карина пустилась в объяснения, но замолкла, рассеянно вертя трубочку в своем коктейле. Через минуту она, просияв, повернулась ко мне: — Давай попробую объяснить на примере. Вчера вечером, узнав, что одна женщина хочет отбить у нее возлюбленного, Лурдинья просто-напросто заявила, что отправляется на несколько дней к своей матери. Будет там одна. Ей так хочется. Одна. Представь. Когда такое творится! Она просто плюет на всё. Вообще не ревнует! Это поразительно. Она классная.

Вот и всё, понимай как знаешь. Попытаюсь догадаться, что она имела в виду под внутренним огнем. Лурдинье, разрушительнице семейного очага, подростку, нелегалке, удалось то, чего бразильские женщины никогда не могли получить ни за какие сокровища, — жизнь без ревности. Ревность. Зависть. Подозрение. Паранойя. Все ушло — с одним взмахом волос сериальной звездочки, когда она уходит от женатого мужчины, переживающего кризис среднего возраста, чтобы провести ночь с мамой.

Неверность много значит для Бразилии. Ревность значит больше. Да, латинские и африканские корни породили в бразильцах предрасположенность к чувственным удовольствиям, необузданную страстность, наделили способностью блестяще передавать в танце оргастические конвульсии, именуемые самбой. Но одновременно они превратили их в законченных параноиков. Сами подумайте, если мужчина влюбляется в вас с первого взгляда — при том, сколько вокруг красивых женщин, — разве нельзя допустить, что с ним это случится еще и еще раз?

В нашем разговоре всплыли и высветились типичные страхи среднестатистической бразильянки, с риском для жизни пробирающейся по минному полю гедонизма. Я покровительственно выразила сочувствие.