Эффект бабочки в СССР - Евгений Адгурович Капба

А местные бойцы-работяги не жаловались. Обустраивали быт, сваривали буржуйки, в которых ночами жгли что-то невообразимое, в темное время суток носили бушлаты, днём - майки и кроссовки. Оборудовали даже баню - где только древесины столько взяли? По словам рембатовцев, все необходимое для комфорта и уюта у них тут имелось: двойной забор из колючей проволоки, минные поля, боевое охранение в пределах прямой видимости... Что и говорить - понятия "комфорта и уюта" на войне и под мирным небом здорово отличаются!

***

Главное - тут была крепкая медсанчасть, которая взяла в оборот раненых разведчиков сразу же, едва их выгрузили из вертолёта. Пока летели - выяснили, что самыми тяжелыми были раненый в бедро боец и Федька, у которого осколок застрял в спине. Остальные были контужены, оглушены, легко ранены - некоторые и не по разу, но в целом их жизни ничего не угрожало.

Я к медикам даже не сунулся поначалу - совестно было. Да и помощь моя в перетаскивании раненых не требовалась, свободных рук тут хватало. В общем -уселся в тенёчке у брезентовой стены одной из палаток и принялся разоблачаться, потому как жарко было неимоверно, а Гумар и Даликатный отправились мучить местное начальство на предмет свалить наконец к родным пенатам, в Термез - при всём уважении и любви ко мне, грешному, вернуться на родную заставу они хотели сильнее, чем шататься со мной по Афгану.

Нервно насвистывая, я стянул бронежилет, совершенно мокрые рубашку и футболку, сморщился от ядреного запаха пота и принялся колупаться в кирасе. Спустя каких-то пару минут на моей грязной, залитой чужой кровью ладони оказались три металлических осколка.

- Охренеть, - сказал я. - Чуть не подох.

Осознать ситуацию и порефлексировать по этому поводу как-то не получалось. Мысли о бренности бытия в мозгу пролетали весьма абстрактные, отстраненные. Это ведь было бы очень типично для современной войны: жил человек, размышлял себе что-то, делами занимался, мир вон спасал, личную жизнь налаживал. Поехал на войну, его перепутали, потом повезли черт знает куда, а там он помер, убитый людьми, которых и в глаза не видел, и спасая других людей, с которыми и поговорить-то толком не успел...

То ли дело во времена благородных вонючих рыцарей - прежде, чем прикончить друг друга, успеешь намахаться железякой и задолбаться как следует. Эх, вот с тех пор, как арбалет изобрели - всё к черту и пошло... Вправду говорят - раньше было лучше!

- О чем задумался, Гера Белозор? - зеленоглазый молодой полковник стоял прямо надо мной, и солнце освещало его широкие плечи, статную фигуру и ноги в тяжелых ботинках, подошвы которых прочно стояли на пыльной земле.

Какого хрена он вообще - полковник? Ему же и сорока-то нет? Сколько этому волкодаву - тридцать пять? Тридцать два? Хотя взгляд, конечно, выдает человека бывалого, но...

- Об арбалетах, - сказал я. - И о том, что раньше было лучше.

- Раньше - это когда? - усмехнулся полковник. - При Сталине? Или при царском режиме?

- При праотцах Адаме и Еве. Или при неандертальцах - это как вам будет угодно. Чем обязан? - наверное, это прозвучало слегка грубовато.

- Обязан? Нет, товарищ Белозор, это мы тебе обязаны. Я тебя к награде представлю.

- К награде? - вот это были новости так новости. - Какой, к черту, награде?

- Ага. Готовь дырку для звездочки, - он, видимо, потешался надо мной!

Ну-ну, глумиться мы тоже умеем:

- Для какой звездочки, для вьетнамской? Какую дырку-то?

Командир разведчиков вытаращился на меня удивленно, а потом уголки его губ поползли вверх:

- Какую, в жопу, вьетнамскую? - потом он понял, что разговор о звездах и дырках и его собственное грубиянство привели прямо в расставленную мной ловушку - и заржал в голос. Отсмеявшись, он спросил: - Ты ж военкор? В каком звании?

- Я - спецкор "Комсомолки", мне награды и звездочки не положены. Мне бы интервью, для рубрики...

- Интервью-у? - удивился он. - Спецко-о-ор, значит? И что, у тебя прям аккредитация и разрешение имеются?.. Да и на столичного хлыща ты не похож, вон какой здоровенный...

Я поковырялся в куче грязного тряпья и достал из нагрудного кармана рубашки документы. Полковник перебирал бумаги и брови его ползли всё выше и выше:

- Так ты ТОТ Белозор? Который браконьеры, кладбище, маньяк, самогонщики и штаны? Это к нам знаменитость занесло, получается?

- Такая там и знаменитость... - я потрогал гематому на ребрах. - Белозоровы штаны во все стороны равны. Ауч! Больно, однако. Хватит уже глумиться, товарищ полковник, лучше скажите, где тут можно умыться и полежать. А то как-то все разбежались, и я теперь понятия не имею, куда мне сунуться, чтоб нахрен не послали.

- Давай я тебе помогу с твоим скарбом, - он поднял с земли рюкзак и бронежилет. - Там у медиков уже посвободнее, они тебя малость подлатают, а потом будем разбираться. Ты вообще куда путь держишь? В Кабул? Или в Чески-Будейовицы?

- "Шли мы прямо в Яромерь, хочешь верь, а хошь не верь..." - фальшиво пропел я.

Нет, мне определенно нравился здешний народ: шуточки из Гашека под палящим Афганским солнцем? Заверните все! Но таинственный полковник ждал ответа. Пришлось кивнуть:

- В Кабул. Меня перепутали и вместо Ташкента высадили в Термезе. Теперь во избежание перепута нужно, чтобы кто-то передал меня с рук на руки пресс-атташе советского посольства. А то ведь завтра проснусь где-нибудь в Синьцзян-Уйгурии, а это вам не Будейовицы, и ну бы его нахрен, м?

- Перепута, значит? - в глазах полковника снова появились дуроватые искорки, он явно веселился. - Пойдем в санчасть, потом отпустим твоих погранцов... А в Кабул вместе поедем. Гарантирую - никакого перепута и спи... Хм! В общем, со мной - не пропадешь!

И мы пошли в медпункт. Усталый пожилой медик с характерным носом и грустным выражением глаз продезинфицировал мои ссадины, чем-то намазал гематому, потом полез в ящик стола и долго шуровал там, засунувшись в него с головой едва ли не по пояс. Наконец этот верный последователь Эскулапа и Авиццены достал баллончик с аэрозолью и сказал:

- Таки давайте я вам на шею и уши напшикаю. У вас солнечные ожоги, молодой человек. Что ж это вы без головного убора ходите и совсем не жалеете свою