Призраки прошлого - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чаровница, кудесница, милая, прекрасная, неотразимая, сногсшибательная, обворожительная, прелестная Милана. Поздравляю от всей души!
Он одел ей колье, застегнул сзади замочек, водрузил на голову диадему. Обняв олигарха, Милана чмокнула в щёку. Зал утонул в громких аплодисментах. То, что эти украшения нувориш купил вовсе не в антикварном магазинчике, а где-нибудь на аукционе Сотби, я понял сразу. Стало безумно стыдно. Что я могу предложить «императрице»? Двухкомнатную квартирку в Красногорске? Форд «Мустанг» 1993-го года? Зарплату нищего журналиста? У меня застрял комок в горле, я сильно пожалел, что меня спасли. Если бы я утонул, не ощущал бы сейчас таким униженным и несчастным.
– И как дополнение маленький сувенир, – Бенедикт Романович хлопнул в ладоши.
В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, украшенные золотистой фольгой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули огромные букеты роз.
– Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, – сказал Бенедикт Романович. – Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.
Все опять яростно зааплодировали. Захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:
– Для нашего дорогого гостя!
Бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:
Над обрывом гнётся иваСердце рвётся в облакаЧто ты, Русь, глядишь тоскливоОт чего печаль-тоскаГде твоя былая удальЗолотые временаЭх, сударыня, эх сударьНе осталось ни хренаБенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина». А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.
Но я вернусь в Россию на рассветеА я вернусь в свой город над рекойА я вернусь пусть даже после смертиС разбитым сердцем, с раненой душойА я вернусь домой святой и грешнойСогреет водка голос мой больнойМоя душа заплачет безутешноКогда вернусь, когда вернусьЯ в дом роднойВ конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.
Я закрою глаза, и обиды забуду,Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.Но другим никогда, Видит Бог, я не будуЕсли что-то не так, Вы простите меня.Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону – неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое подаренных парней застыли рядом, как часовые.
Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу призраками носились официанты, обнося присутствующих десертом и коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Сама яхта, конечно, принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?
Возникла странная пауза, я взглянул на сцену – никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:
– Олег, исполни что-нибудь.
Я готов был сжечь его взглядом, но второй режиссёр, несмотря на кажущуюся подобострастность, обладал железным характером.
– Давай-давай, – уже твёрже повторил он, подталкивая меня в спину.
Ничего не оставалось, как встать и пройти к роялю. Я решил похулиганить. Оказавшись рядом с оркестрантами, заговорщически спросил:
– «Тётю Розу» знаете?
– А то, – ухмыльнулся контрабасист с мясистым сизым носом, выдававшим явную слабость к горячительным напиткам.
Остальные одобрительно кивнули. Я уселся за рояль, поправил микрофон. Ударив по клавишам, заиграл разудалый мотив:
На привозе к тёте РозеВидно, в очень сильной дозеПодошёл какой-то идиёт.Он сказал стихами в прозеНашей бедной тёте РозеЧто сейчас скандал произойдётЭта глупая угрозаВпилась в сердце как заноза.Тётя Роза ножик достаётТри раза курнула в спинуИ свалила на малину,Но к несчастью выжил идиётА тётя Роза ведёт себя нахально,А тётя Роза с рожденья аморальна,А тётю Розу не стоит обижатьА то Одессы-мамы больше не видатьОркестр умело подыгрывал, и получилось неплохо. Бенедикт Романович хохотал, как ребёнок, потом махнул мне рукой, чтобы я присоединился к ним. Я спустился вниз, проходя мимо столика Розенштейна и Верхоланцева, с удивлением заметил, как главный продюсер, багровый от злости, прожёг меня бешеным взглядом. Показалось, он вытащит из-под столика «пушку» и пристрелит меня.
Я присел рядом с олигархом, Милана нежно сжала мне руку под столом и загадочно улыбнулась.
– Ну, молодец, – воскликнул Бенедикт Романович, хлопнув меня по плечу. – Где так здорово научился? В кабаках выступал?
– Да нет, исполняю для друзей, знакомых, на вечеринках.
– Мне сказали, ты в Саратове в театре играешь? Хочешь, помогу в Москву перебраться? В любой театр пристрою. Для меня это не проблема. Или сольные сделаю. В театре Эстрады, или в Барвихе.
– Да нет, спасибо, – я ощущал себя неловко.
– Ладно, сыграй нам что-нибудь нежное, о любви. Давай.
Я вновь сел за рояль, но не успел даже прикоснуться к клавишам, раздался грохот, вопли, шум борьбы, в салон ворвались вооружённые до зубов парни в тяжёлых бронежилетах и масках.
– Всем на пол! – заорал мордатый парень, держащий наперевес «тавор-коммандо», массивную, штурмовую винтовку.
Взгляд зацепился за нечто интересное за широким иллюминатором, и я все понял. Огляделся по сторонам – гости, испуганно дрожа, улеглись носом в пол. Один из бандитов держал на мушке Бенедикта Романовича, бледного, как мел, а Милана сжавшись в комок, наклонилась над столом. Остальные прошлись по ряду, бесцеремонно пиная лежащих, и рассредоточились по углам салона.
– Ты, ублюдок, – услышал я окрик одного из братков. – За пианиной, быстро на пол.
Я невозмутимо встал, и нагло прошипел ему в лицо:
– Пошёл на х…
С силой вырвал из его рук винтовку, которая оказалась предсказуемо лёгкой, и бросил на пол. Сложив руки на груди, подождал реакции. Один из бандюков матерно выругался и вдруг задорно воскликнул, снимая маску:
