Чудесный нож - Филип Пулман

— Как пожелаете, — сказал сэр Чарльз, и машина двинулась дальше. — Когда, или если, вы получите нож, позвоните мне по телефону, и Алан подъедет забрать вас.

Они больше не произнесли ни слова, пока шофёр не остановил машину.

Когда они вышли, сэр Чарльз опустил окно и сказал Уиллу, — Кстати, если вы не сможете заполучить нож, даже не думайте возвращаться. Явитесь в мой дом без ножа, и я вызову полицию. Подозреваю, они будут очень рады, когда я скажу им твоё настоящее имя. Тебя ведь зовут Уильям Перри, так? Да, я так и думал. В сегодняшней газете есть очень хорошая твоя фотография.

И машина уехала. Уилл не мог произнести ни слова.

Лира тряхнула его за руку. — Всё в порядке, — сказала она, — он никому не расскажет. Если бы он собирался, он бы уже это сделал. Пошли.

Десять минут спустя они стояли на маленькой площади у подножия Башни Ангелов.

Уилл рассказал Лире про деймона-змею, и она остановилась посреди улицы, безуспешно пытаясь ухватить это наполовину стёртое воспоминание. Кто был этот человек? Где она его видела? Это было бесполезно — воспоминание не приходило.

— Я не хотела говорить ему, — тихо сказала Лира, — но прошлой ночью я видела человека там, наверху. Он смотрел вниз, когда все эти дети шумели…

— Как он выглядел?

— Молодой, с кучерявыми волосами. Совсем не старый. Но я видела его совсем недолго, на самом верху, между тех зубцов. Я подумала, что это мог быть…

Помнишь Анжелику и Паоло, и как Паоло сказал, что у них был старший брат, и что он тоже пришёл в город, и она заставила Паоло замолчать, как если бы это был секрет? Ну, я думаю, что это мог быть он. Наверное, он тоже пришёл за ножом. И я думаю, что все дети знают про это. Думаю, поэтому они сюда и вернулись в первую очередь.

— Ммм… — сказал он, глядя вверх. — Возможно.

Она вспомнила, что говорили дети этим утром. Ни один ребёнок не ходил в башню, так они сказали, потому что там были страшные вещи. И она вспомнила собственное неловкое ощущение, когда она и Пантелеймон заглянули в открытую дверь, прежде, чем покинуть город. Может, именно поэтому им и нужен был взрослый — чтобы зайти в башню. Её деймон летал вокруг её головы, приняв форму мотылька в ярком солнечном свете, испуганно шепча что-то.

— Чшш, — шепнула она в ответ, — у нас нет выбора, Пан. Это наша вина. Мы должны исправить её, и это — единственный способ.

Уилл прошёл направо вдоль стены башни. На углу, между башней и следующим зданием, лежала узкая мощёная аллея, и Уилл прошёл туда, поглядывая вверх, изучая это место. Лира последовала за ним. Уилл остановился под окном на втором этаже башни с спросил Пантелеймона: — Ты можешь туда залететь? Посмотреть, что внутри?

Пантелеймон немедленно превратился в стрижа и взлетел вверх. Он еле мог дотянуться до окна. Лира резко вздохнула, и тихо вскрикнула, когда он добрался до подоконника, и задержался там на секунду или две, прежде чем нырнуть обратно вниз. Уилл удивлённо нахмурился.

— Это тяжело, — объяснила она, — когда твой деймон отходит далеко от тебя. Это больно.

— Извини. Ты что-нибудь видел? — спросил он.

— Лестницу, — сказал Пантелеймон. — Лестницу и тёмные комнаты. Там на стене висели мечи, и копья, и щиты, как в музее. И я видел молодого мужчину. Он… танцевал.

— Танцевал?

— Двигался взад и вперёд, махал рукой вокруг. Или, может, он сражался с чем-то невидимым… Я едва успел заметить его через приоткрытую дверь. Не очень чётко.

— Сражался с Призраком? — спросила Лира. Но они не могли придумать ничего лучше, а потому просто двинулись дальше. За башней высокая каменная стена, с разбитым стеклом наверху, окружала маленький сад с ровными травяными клумбами вокруг фонтана (Пантелеймону пришлось снова взлететь и посмотреть), а дальше начиналась аллея на противоположной стороне башни, которая привела их обратно на площадь.

Окна башни были маленькими и глубоко утопленными в камень, как нахмурившиеся глаза.

— Значит, придётся входить через переднюю дверь, — сказал Уилл. Он поднялся по ступенькам и широко распахнул дверь. Солнечный свет ворвался внутрь, и тяжёлые петли заскрипели. Он сделал шаг-другой внутрь, и, никого не заметив, прошёл дальше. Лира шла вплотную за ним. Пол был выложен прямоугольными плитами, за столетия ставшие гладкими, и воздух внутри был прохладен. Уилл увидел лестничный пролёт, который вёл вниз, и прошёл по нему достаточно далеко, чтобы увидеть, что тот приводит в широкую, низкую комнату с огромной угольной печью у дальней стены, и где стены были чёрными от сажи. Но в комнате никого не было, и он вернулся обратно во входной зал, где увидел Лиру, прижимающую палец к губам и глядящую наверх.

— Я слышу его, — прошептала она. — Кажется, он разговаривает сам с собой.

Уилл прислушался, и тоже услышал это: низкое дрожащее бормотание, изредка прерывающееся резким смешком или гневным вскриком. Это было похоже на голос сумасшедшего.

Уилл выдул воздух из щёк и начал взбираться по лестнице. Она была сделана из почерневшего дуба, огромная и широкая, со ступеньками, такими же гладкими, как и каменные плиты на полу: слишком крепкими, чтобы скрипеть под ногами. По мере того, как они забирались выше, света становилось всё меньше, потому что единственными его источниками были маленькие глубоко посаженные окна на каждой лестничной площадке. Они забрались на второй этаж, остановились и прислушались, забрались на следующий, и звук человеческого голоса смешался со звуками прерывающихся, ритмичных шагов. Звуки исходили из комнаты, выходившей прямо на площадку, дверь в неё была приоткрыта.

Уилл подкрался к двери и отодвинул её ещё на несколько сантиметров, чтобы рассмотреть получше.

Комната была большой, с плотными занавесями паутины, свисавшими с потолка. Стены были уставлены шкафами, забитыми плохо сохранившимися томами книг, с разваливающимися и подгнившими обложками, или полуразвалившимися от влажности.

Несколько книг лежали на полу около полок, несколько лежало открытыми на полу или на широких пыльных столах, а иные были небрежно засунуты обратно на полки.

В центре комнаты, молодой парень… танцевал. Пантелеймон был прав: это выглядело именно так. Он стоял спиной к двери, и он шагал то в одну сторону, то в другую, и всё это время его правая рука двигалась впереди него, как если бы он прочищал себе путь среди невидимых препятствий. В этой руке он держал нож, абсолютно обыкновенный на вид нож, с тусклым лезвием длиной около двадцати сантиметров, и этим ножом он делал выпады, двигал в стороны, кружил лезвием, тыкал вверх и вниз, и всё это в пустом воздухе.

Он двинулся, как будто хотел повернуться, и Уилл отодвинулся в сторону. Он приложил палец к губам, поманил Лиру пальцем и повёл её вверх по ступенькам на следующий этаж.

— Что он делает? — прошептала она.

Он описал увиденное так, как только смог.

— Он, похоже, спятил, — сказала Лира. — Он худой, с кучерявыми волосами?

— Да. Рыжие волосы, как у Анжелики. Он определённо выглядит спятившим. Я не знаю… я думаю, это страннее, чем сказал сэр Чарльз. Давай осмотрим остальное, прежде чем говорить с ним.

Она не возражала, и позволила ему завести их вверх по лестнице на самую верхнюю площадку. Здесь было гораздо светлее, потому что покрашенные в белый цвет ступеньки выводили на крышу — или, вернее, в небольшую теплицу из дерева и стекла. Даже находясь у подножия лестницы, они чувствовали удушающую жару, царившую наверху.

А затем они услышали оттуда стон.

Они подпрыгнули. Они были абсолютно уверены, что в башне был только один человек.

Пантелеймон был так перепуган, что немедленно превратился из кошки в птицу, взлетел и прижался Лире к груди. В этот момент Уилл и Лира поняли, что они схватились за руки, и медленно отпустили друг друга.

— Надо пойти и посмотреть, — прошептал Уилл. — Я пойду первым.

— Я должна идти первой, — прошептала она в ответ, — учитывая, что я во всём виновата.

— Учитывая, что ты во всём виновата, ты будешь делать то, что я скажу.

Она искривила губу, но послушно пристроилась ему за спину.

Он выбрался наверх к солнцу. Свет в стеклянной теплице был ослепляюще ярким. Тут и жара стояла, как в теплице, так что Уилл не мог ни смотреть, ни дышать. Он нашёл дверную ручку, повернул её и быстро вышел наружу, прикрывая ладонью глаза от солнца.

Он стоял на свинцовой крыше, ограниченной зубчатым парапетом. Стеклянная теплица стояла в самом центре, и свинец плавно изгибался в сторону жёлоба внутри парапета, с квадратными дырами водостока в камне.

На свинцовой крыше, прямо под солнцем, лежал старик с седыми волосами. Его лицо было избито и исцарапано, один глаз был закрыт, и, как они увидели, подойдя поближе, его руки были связаны у него за спиной.

Он услышал их шаги и снова застонал, пытаясь перевернуться, чтобы закрыться.