Питер - Шимун Врочек

Убийцы.

Иван застонал сквозь зубы. От этого я и бежал на Василеостровскую, на другой конец метро.

А здесь всё тоже самое.

— Ван! — окликнул его голос Солохи. Иван повернулся. Диггер был бледный, как снег на куполе Исаакия. — Там… Гладыш…

И Иван понял, что всё только начинается.

Фигня, иначе не скажешь.

— Где наш дизель? — Гладыш оскалился, поудобней перехватил лом. Бордюрщик смотрел на него беспомощно. Да ударь ты его по яйцам, идиот, — подумал Иван на бегу. Отшвырнул с дороги адмиральца, тот вцепился ему в рукав. Иван коротким движением локтя впечатал адмиральцу в челюсть. Падает. Извини, друг.

— Какой дизель?! — испуганное лицо бордюрщика.

— Считаю до трех, — Гладышев оскалился. — Раз, два…

— Питерцы — уроды! — крикнул пленный.

Тук. Хруст.

Люди закричали.

— Неправильный ответ, — сказал Гладыш. Раскачал лом и выдернул из мёртвого тела. Всплеск крови. Лицо и одежда у него были забрызганы кровью.

— Следующий пациент, — сказал он.

— СТОЯТЬ! — Иван шёл на Гладыша яростный и раскалёно-белый, как вольфрамовая нить. Диггер изменился в лице. Отшатнулся, отступил к стене.

Иван выдернул лом из рук Гладыша, отшвырнул в сторону. Грохот. Руки тряслись от желания раздавить этого придурка. Иван размахнулся и ударил. Гладыш отлетел, врезался спиной в стену. Начал сползать. Иван шагнул вперёд, схватил его за грудки и вздёрнул вверх.

— Ты что, придурок, творишь?!

Гладыш вдруг улыбнулся. Неровные гнилые зубы в кровавом оскале.

— Всё нормально, командир. Допрашиваю пленных ублюдков.

Иван приблизил лицо к роже Гладыша.

— Раз-дав-лю, — произнес Иван раздельно. Встряхнул диггера, ударил затылком об стену. Гладыш продолжал улыбаться.

— Команди-ир. Что ты, команди-ир.

Ах, так!

Иван выдернул у Гладыша «макаров» из-за пояса, взвел курок. Прижал ствол ко лбу диггера. Нажал с силой, так, что вокруг ствола кожа побелела.

— Так понятней? — спросил Иван. — Ты у меня под расстрел пойдёшь, понял?!

— Понял, — Гладыш усмехнулся, глядя на Ивана. — Чего ж тут не понять, командир? Пришлым ты был, пришлым и остался. Что тебе наш дизель, верно? Тебе и так хорошо.

Иван отвел руку с макаром, ударил наискось, в висок. Гладыш замолчал и сполз по стене.

— Что встал? — Иван повернулся к последнему часовому. — бери всех пленных и веди за блокпост. Там отпустить. Понял?! И чтобы ни единый волос… Лично проверю. Понял?

— Понял, — кивнул тот. Испуг в его глазах был размером с Исаакиевский собор.

На платформе закричали — женским голосом. И затем — знакомый рев Шакилова.

Да что ж сегодня такое!

— Солоха, за мной, — скомандовал Иван.

Взорванному воздуху нечем дышать.

Кто-то задыхается.

А кто-то нет.

Воздух, ты уже не тот…

— Остановите своих людей, — предупредил Иван. Он расслабил руки и слегка ссутулился. Справа от него стоял Солоха, слева Шакил. Хорошо хоть, мимоходом подумал Иван, что Кузнецова с собой не взяли. Похоже, будет основательная разборка.

— А ты кто такой? — спросил адмиралтейский. На плече у него была нашивка с серым кулаком в круге. Надо же, и у этих тоже. Это же совсем почти форма. Иван прищурился.

— Диггер.

— А по рогам хочешь, диггер?

— Попробуй.

Адмиралец оскалился. Его подчиненные, переключив всё внимание на Ивана, оставили девушку в покое. Та отползла и остановилась, глядя на происходящее.

Заторможенная какая-то.

— Руки держи на виду, — сказал Иван. — Или я тебя прямо здесь уроню, чтоб всем было понятно. Не слышу? Понятно?!

Адмиралтейские загудели. Возмущены, сволочи. Добыча из рук уплывает.

Расклад только не очень хороший. Их всего трое, а адмиральцев пятеро, но терпеть мародеров и насильников — к чёрту такое терпение! Адмиралец улыбнулся — он тоже оценил расстановку сил.

Трое против пяти. Иван вздохнул. Что ж… Где наша не пропадала.

Адмиральские в мгновение ока подняли оружие. Смелые, ты смотри.

Иван оглядел «адмиральцев» и хмыкнул.

— Что ты на это скажешь, козёл? — спросил главный, прежде державший девушку.

— Мои любимые конфеты, — сказал Иван, разглядывая морду адмиральца, одутловатую с толстой бородавкой на щеке. — Слышишь? Бато-ончики.

— Че?

Иван ударил. Бородавчатый вздрогнул, застыл и начал оседать. Глаза закатились. Прикрывшись им, как щитом, Иван выдернул автомат у Бородавчатого из рук и перещёлкнул предохранитель на автоматический огонь. Держа автомат обеими руками, поднялся и навел оружие на «адмиральцев».

Автоматная дуэль, подумал Иван. Обожаю.

Пауза.

Семь стволов направлены друг на друга.

«Адмиральцы» заорали. В ответ заорали невские. Атмосфера накалилась до такой степени, что один выстрел и всё будет залито кровью…

Иван такое уже видел.

— Спокойно! — закричал он и поднял оружие стволом в потолок. — Всё, всё, всё! Спокойно! Всем убрать оружие!

Ещё секунда, и, кажется, случится непоправимое. Девушка, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, сидела с безучастным лицом. Словно это не её тут собирались насиловать. И не её же спасали.

— Тишина! — приказал Иван.

— Ты вообще кто такой? — спросил один из адмиральских — худой и лысый. Другой придвинулся к нему, зашептал на ухо.

— Чё, серьёзно, Меркулов? — адмиралец выпрямился. — Всё, пацаны, без обид. Разойдемся при своих.

Другой адмиралец наклонился и что-то сказал. Иван не расслышал, что, но лицо худого вдруг снова начало меняться.

— Который тут из вас Сазонов? — спросил он.

А всё так хорошо начиналось, с тоской подумал Иван.

— Я за него, — сказал Шакилов. Без передних зубов прозвучало как «я ша за нефо».

— Ты Сазонов? — уточнил худой. — Точно? Мне говорили, он не такой толстый.

— Фше мушики, — сказал Шакил. — Не поверите. Теперь я обиделша по-наштоящему…

Дальше Иван не запомнил ничего. Только мелькание рук и ног, тени, звуки ударов, хрипы. Пульсирующая боль в ребрах. Каждый удар, который Иван наносил, отдавался там. Наконец, всё закончилось. Адмиральцы, кто ещё мог стоять на ногах, отступили.

Иван с трудом встал, потрогал языком разбитую верхнюю губу. Зубы на месте и ладно. Вообще, можно сказать, легко отделались. Шакилов убойная боевая машина, а адмиральцы всё-таки трусы.

Выстрел.

Сашка вдруг замер и без сил опустился на пол. Лицо белое, как простыня.

— Шакил, ты…

Иван поднял руку, ладонь красная. Как же так?

— Ерунда, — сказал Сашка. — Отлежусь. Только спать чего-то охота…

Иван поднял голову, оглядел платформу. Бородавчатого утащили его дружки. Девушка исчезла.

— Солоха, тащи доктора! — закричал Иван. — Быстрее!

Он нашёл генерала в крошечной комнатке в торце Восстания, превращенной во временный командный пункт. В разгромленной во время штурма комнате — сломанный пополам стол (чем его так?) сдвинут в угол, на кривой столешнице свалены бумаги. Единственный деревянный стул. На стене — схема метро с воткнутыми цветными булавками. Иван прищурился. Нижняя часть зелёной ветки, начиная с Площади Александра Невского до Обухово — отмечена зелёными булавками. Это Веган. Рыбацкое — чёрная булавка. Понятно, эта станция на поверхности, там жизни нет. Вернее, есть, но «другая экосистема», ага.

Маяк и Площадь Восстания отмечены серыми. Как и Василеостровская, кстати.

Развиваемся, да?

— Остановите расстрелы, — сказал Иван.

— Уже, — коротко ответил Мемов. — Виновные будут наказаны… Ты мне вот что скажи: нашли вы свой генератор? — генерал посмотрел на диггера в упор.

— Нет. Ищем. Нам бы не помешала помощь.

Генерал кивнул.

— Хорошо, я выделю людей.

Иван с силой провёл ладонью по лицу. Устал. Где они могли спрятать генератор, а? Сволочи. Все сволочи — и бордюрщики и наши не лучше. Иван прошёл к столу и, наплевав на субординацию, опустился на единственный стул. Скрип старого дерева. Прикрыл глаза, посидел. Услышав бульканье, Иван поднял взгляд. Увидел, как генерал разливает коньяк.

Мемов протянул ему металлический стаканчик.

— Выпьем и иди отдыхать, — велел генерал. — На тебе лица нет. Найдется твой генератор. Сделаем всё возможное. — он поднял свой стаканчик. — Ну, за победу.

Чокнулись.

Пищевод обожгло. Хорошо.

Тепло, греющее изнутри, расслабляло, окрашивало мир в тёпло-розовый оттенок. Жить снова становилось… терпимо.

Иван поднял голову, посмотрел на генерала почти весело.

— Сам не верю, что получилось. Но ведь получилось? Верно?

Генерал помолчал.

— Если сказать честно… не совсем.

— Как?

— Ты действительно думал, что твой план был единственным?