Потерянный разум - Сергей Кара-Мурза

Шахтеры требовали отказа от советской системы, в которой занимали привилегированное положение, и желали ориентации на “опыт практики экономически и социально развитых стран”. Допустим, они посчитали, что СССР не является развитой страной — так с какой стати он должен брать за ориентир страны иной “весовой категории”? Ведь это требование неразумно с очевидностью — а его принимали на съезде, обсуждали, голосовали.

Результат известен. Шахтеры нанесли удар, который добил советскую систему и были отброшены режимом Ельцина в сторону. Среди них началась массовая безработица, зарплата сократилась в несколько раз. Ясно, что они совершили ошибку фундаментального характера — и ни каких признаков разумного анализа, извлечения уроков.

Глава 7. Учебный материал: экологическое кликушество элиты

Когда разрушение логики сочетается с невежеством и воспаленным идеологизированным воображением, возникают социально опасные состояния целых социальных групп. В моменты кризисов такие группы, превращенные в возбужденную толпу, могут послужить взрывным устройством, сокрушающим целые страны. Во время перестройки такой толпой стала часть интеллигенции, возбужденная экологической проблемой. Политическая роль экологических движений была отмечена и в других странах социалистического лагеря. В российском обзоре материалов экологического конгресса 1992 г. сказано: “Злободневна для нас тема доклада Дж. Энеди и В.Ширман (Венгрия) “Социально-инвайронментальные движения и гражданское общество”. В условиях относительной стабильности государственного социализма 70-х годов эти движения косвенно способствовали поддержанию стабильности. Когда наступил кризис второй половины 80-х, они превратились в социальную силу, оппозиционную режиму как таковому, а функция охраны среды отошла на второй план”82. Та роль, которую сыграли экологи в политической программе перестройки, отражена в социологической и обзорной литературе (см. 83). Здесь рассмотрим влияние их деятельности на общественное сознание.

Начиная с середины ХХ века промышленная цивилизация в целом натолкнулась на естественные ограничения для непрерывного роста производства и потребления. Возник тяжелый, но пока еще подспудный культурный кризис (“экологический кризис”) — под сомнения были поставлены главные идеи, на которых стоит индустриальная цивилизация. На этом кризисе сразу стали паразитировать идеологи. Экологический страх стал мощным средством манипуляции сознанием.

Например, знаменитый психоз в связи с “озоновой дырой” нанес ощутимый удар по экономике целых регионов мира. Добившись международного запрещения использовать фреоны, промышленно развитые страны Запада не позволили другим странам получить экономические выгоды от применения этой технологии, которую те только что освоили. Никаких разумных оснований для этого не было. К моменту, когда были под давлением экологов подписаны Монреальские соглашения, ни одно исследование атмосферы не обнаружило корреляции между содержанием фреонов в воздухе и уменьшением содержания озона. Озоновая дыра находилась над Антарктидой, а 99% фреонов промышленного происхождения вырабатывались и потреблялись в Северном полушарии. Ни эксперименты, ни теоретические расчеты не предлагали механизма переноса загрязнений через экватор. Последующие атмосферные исследования также не дали никаких объяснений.

Экологическая риторика приобрела чисто идеологический, зачастую совершенно иррациональный характер. Во время перестройки она была использована в полной мере и в СССР. Замечательно, что после ликвидации СССР экологическое движение было сразу свернуто. Начальство нажало на кнопку — и все “экологи” исчезли. Так, в Литве моментально прекратились всякие протесты против Игналинской АЭС, а в Армении спустя какое-то время были начаты работы по продолжению строительства Армянской АЭС.

Те политики, которые использовали экологическую риторику как инструмент для сокрушения СССР, действовали вполне рационально — в том числе и подрывая рациональное мышление политизированной части общества. Не о них речь. Речь о той части интеллигенции, которая вовсе не желала гибели СССР и даже не думала об этом, но дала себя увлечь риторикой, противоречащей знанию, логике и здравому смыслу — и стала пушечным мясом перестройки и реформы.

В представлении экологических проблем СССР была резко нарушена мера, вопрос был вырван из той системы координат, в которой он мог быть осмыслен рационально. Каждая очередная кампания принимала характер психоза, а “экологически возбужденная” часть общества превращалась в толпу, принципиально отвергающую и диалог, и рассудительный тип выступлений, и суждения специалистов. При соучастии образованного слоя в массовом сознании был создан злонамеренно деформированный образ, подкрепляющий общее разрушительное кредо “Так жить нельзя!”

Само представление СССР как огромной зоны экологического бедствия было ложным. Это знали и наши специалисты, и западные журналисты, которые постарались внушить эту мысль западному “среднему классу”, мнение которого, в свою очередь, оказывало большое влияние на нашу интеллигенцию. Со мной был такой случай. В 1994 г. было устроено двухнедельное путешествие на теплоходе группы наших и иностранных ученых и политиков по рекам и озерам, от Москвы до Петербурга — плавучая конференция. Кроме нас была большая группа туристов из Испании. Увидев, начиная с самой Москвы, на берегах рек купающихся людей, они пришли в большое волнение. На середине пути они и сами осмелились искупаться — теплоход специально остановился в красивом месте. После того, что они наслушались о России, вид огромной речной системы, на всем протяжении которой люди могли купаться, их потряс.

В самой Европе о купанье давно забыли, и рассказы стариков слушают с недоверием — но при этом вовсе не считают свою экологическую обстановку катастрофической. Особенно сильное впечатление произвело на испанцев зрелище Череповецкого металлургического комбината, вблизи которого тоже купались люди и вода в реке была прозрачной — по сравнению с ним домны Бильбао являют собой образ ада84.

СССР, проводя форсированную индустриализацию при нехватке средств, был вынужден компенсировать эту нехватку перерасходом экологических ресурсов, однако обширность территории позволяла биосфере справляться с нагрузками. Но в любом случае требовать под экологическими лозунгами смены общественного строя и перехода к рыночной экономике было глупо. Ведь рыночное общество имеет в качестве своего духовного основания, как выражался А.Тойнби, “идолаторию самодовлеющего человеческого индивидуума”. Но это — принципиально антиэкологическое мироощущение, в котором индивид противопоставлен природе и всем другим индивидам. Об этом написана уйма литературы, и наша интеллигенция никак не могла этого не знать.

Даже на бытовом уровне мы уже с первых шагов реформы могли видеть, насколько агрессивным стало вторжение “сильных” индивидов (каждого по-своему) в окружающую среду человека. Например, отброшены культурные нормы, оберегающие среду от шумового загрязнения (кстати, одного из важных видов загрязнений). О правовых нормах и говорить нечего. Подростки на мотоциклах, даже без глушителей, могут ночь напролет демонстративно разъезжать по микрорайону. В метро раньше подъем на эскалаторе давал человеку пятиминутный отдых — теперь в ухо ему орет хриплая реклама египетских курортов. А в вагоне некуда уткнуть усталые глаза. Посмотришь в одну сторону — мерзкая картинка с кричащей надписью: “Снимаем жир с живота и бедер!” Повернешься к другой стенке, там “Лечение прыщей и угрей!” Мелочь, но красноречивое проявление “самодовлеющего человеческого индивидуума”.

Как могло образованным людям придти в голову, что господство частной инициативы и частного интереса будет более бережно относиться к природе, чем огосударствленное хозяйство? Для такого убеждения не было никаких исторических оснований — на втором витке индустриализации в середине ХХ века разрушение природной среды в США и Западной Европе стало одной из очень широко обсуждаемых тем. Положение на Западе было улучшено двумя способами. Во-первых, именно вследствие “сдвига к социализму” — резкому усилению роли государства в регулировании экономики. Во-вторых, вследствие массового вывоза экологически вредных производств в страны “третьего мира”. Этому процессу посвящена обширная литература, он широко освещался в СМИ и заведомо был известен нашей интеллигенции.

Принципы рынка неумолимы и по своей силе несравнимы с экологическими сантиментами западного общества. Достаточно взглянуть на просочившийся в печать конфиденциальный меморандум главного экономиста Всемирного банка Лоуренса Саммерса (впоследствии главного казначея США), который он разослал своим ближайшим сотрудникам 12 декабря 1992 г.: “Строго между нами. Как ты считаешь, не следует ли Всемирному банку усилить поощрение вывоза грязных производств в наиболее бедные страны? Я считаю, что экономическая логика, побуждающая выбрасывать токсичный мусор в страны с низкими доходами, безупречна, так что мы должны ей следовать”85.