Наше шаткое равновесие - Мария Николаевна Высоцкая

Киваю, сжимая руки в кулаки.

— Ну что ты, — искажает голосок, — не плачь, детка.

— Кто там?

Слышу его голос.

— Листовки разносят, достали уже, — она заливается смехом и захлопывает дверь перед моим носом.

Я же спускаюсь по ступенькам и ничего не вижу. Сердце ноет. Меня разрывает на части от этой боли, от этой несправедливости. Почему? Опять… за что? Что я сделала? Я же… я же думала, что наконец-то у меня появился человек, который меня понимает… я же была в этом уверена.

Вытирая слезы рукавом, осознаю, что ноги сами приводят меня в донельзя знакомую квартиру. Здесь, как и всегда, воняет сыростью, сигаретами и затхлостью. Но это не имеет значения. Ящер встречает меня с распростертыми объятиями.

— Плохой день?

— Жизнь.

— Вмажешь?

Киваю.

— Я благотворительностью не занимаюсь, ты помнишь.

— Помню, — вытаскиваю из рюкзака деньги, протягивая в его выставленную ладонь.

— Ща организую. Тебе как? Повеселиться или что покрепче?

— Чтобы забыть, — бормочу и прохожу в комнату.

Там полно народа. А я смотрю в окно, и мне кажется, что я одна. Здесь, в этой комнате, в мире.

— Держи, — сует мне шприц.

Усмехаюсь. Вспоминая свои слова, что больше никогда в жизни не прикоснусь к этой дряни, а потом на меня, словно книги с полки, сваливается все, что ранит до паршивой, почти смертельной боли.

Перед глазами лицо отца, его злость, надменные взгляды соседей, родственников. Пощечина от Юли за то, что я ее предала подобным поведением. Слезы мамы. Игорь. Его поцелуи, его слова, что любит. Алкино лицо в дверном проеме, ее триумфальная улыбка.

Смотрю на свои вены и, крепче затянув ремень, делаю укол.

Раз. Два. Три. Больше ничего не чувствую. Только яркие вспышки. Его поцелуи, моя улыбка. Все.

Когда открываю глаза, понимаю, что я дома. В своей комнате родительской квартиры. Меня трясет, тело покрывается гусиной кожей. Тошнота усиливается. Хочется пить. Сползаю с кровати, забиваясь в угол комнаты. Мне плохо. Очень плохо. Я не понаслышке знаю, что такое ломка. Но это не она, точнее не совсем. Это лишь отходняк, но, кажется, доза была совсем недетской, и меня медленно начинает ломать. Организм беспощадно просит этой дряни еще, и этому сложно сопротивляться.

Не могу находиться в одном положении, все мышцы натянуты словно струны. Я хожу по комнате, а в башке пустота. Сажусь, встаю… но это не помогает. Тело скручивает, и я невольно падаю на пол, выплевывая из себя воду. Не знаю, когда ела последний раз. Вытираю рот рукавом, забираясь на кровать. Свернувшись в клубок, смотрю в одну точку и мечтаю заснуть, но это слишком большая роскошь. Я знаю, что не усну. И знаю, что ждет меня впереди. Я вновь пройду через этот ад.

За дверью слышатся голоса, но я не разбираю, о чем речь. После они становятся ближе, кажется, уже в комнате. Отец нависает надо мной и что-то кричит. Мама плачет, пытаясь увести его, но он не слушает. Чувствую его пальцы на своей шее, вижу его глаза, но мне не страшно. Мне никак. Он плюется своей злостью мне в лицо, а я, словно овощ, ни черта не соображаю.

Папа швыряет меня на кровать и, хлопнув дверью, вылетает прочь. Сглатываю, накрывая голову подушкой.

Спустя пару недель я опять могу нормально воспринимать солнечный свет и окружающих. Только вот сил и желания жить дальше у меня нет. Все в доме настроены враждебно. Юлю привозят из Москвы, у нее сотряс, перелом руки, ноги, но в целом с ней все в порядке. Кома, о которой говорили, случилась не с ней. Личные данные перепутали. И это хорошо.

Я же стараюсь не выходить из комнаты. Наверное, только мама проявляет ко мне подобие заботы. Почему подобие? Потому что делает это скрытно, чтобы отец, не дай бог, не узнал. Когда он уходит на работу, она печет блинчики и приносит мне в комнату. Но эти блины не лезут мне в глотку.

Набравшись смелости, я просто собираю вещи и, когда дома остается только сестра, ухожу. Я не знаю, куда идти, что делать… но я верю, что все наладится.

Пока прогуливаюсь по улице, наталкиваюсь на объявление «требуются официанты», вот и работу, кажется, нашла. Небольшой и очень уютный ресторан встречает меня теплом. А владелец — фирменной улыбкой.

Не знаю, почему мне так свезло, но, как только я переступила порог «Зефира», жизнь словно поменяла направление. Я работала по две смены подряд, не жалея сил. Ромка начал ко мне подкатывать, а я… мне просто нравилось с ним общаться, это отвлекало… правда, до тех пор, пока я не узнала, что беременна.

Да, примерно через месяц меня начало тошнить от вида любой еды, а после не пришли КД. В тот день я шла до ближайшей аптеки, а в голову, словно прозрение, влетели воспоминания той ночи. Ящер, то, как я его целовала, как он лапал мою грудь и даже стащил с меня кофту. Меня трясло от одной только мысли… но это ложь. Я не могла. Я была убита, но не могла.

Где-то в глубине души я сама над собой смеялась. Я ведь почти ничего не помню. Какая, к черту, уверенность?

Купила тест, а когда сделала его на утро следующего дня, еще на час зависла в ванной на моей съемной квартире. Точнее, комнате в коммуналке. Меня колотило. Мне было страшно.

Дойдя до своей комнаты, вижу там сестру. Она-то как сюда попала?

Плевать.

— Что это у тебя? — она хмурится, смотря на мои руки.

— Ничего, — прячу за спину, совсем забывая, что позади меня зеркало.

Юлька вытягивает шею, щурится, а потом усмехается.

— Ты беременная, что ли?

— Нет.

— А глазки забегали. Врать ты не умеешь. Кто отец хоть?

— Какая разница?

— Мне никакой, просто я всегда думала, что мы сестры, родные люди… но ты… ты всегда делала