Химия чувств - Бет Фантаски

Я тяжело сглотнула комок, застрявший в горле, и погладила мамину руку. Она тоже Джекел. По праву не рождения, но брака.

Нет, я никогда не задумывалась о своей вине и причастности к этому делу. Моя семья не могла быть ответственна за то, что целый род имел склонность к насилию. Мы сами были жертвами насилия. И, как я и сказала маме, я была невинна. Невинна…

Тристен замолчал — перестал сыпать обвинениями. Он стоял прямо передо мной, тяжело дыша — его плечи заметно ходили вверх-вниз, — и пристально смотрел на меня. Когда он понял, что я ничего отвечать не буду и не собираюсь защищаться он подошел к дивану и просунул под неподвижную маму руки.

— Тристен? — Я крепче вцепилась в мамино запястье. — Что ты…

— Отнесу ее наверх, — хрипло перебил он, не глядя мне в глаза. — Если она проснется не в своей постели, она может вспомнить, что сегодня случилось что-то не то. Я хочу, чтобы она хорошенько выспалась и забыла о том, что тут произошло. — Он посмотрел на меня, но взгляд его был жестким и суровым. — О том, что мы делали, о списке. Обо всем.

О том, что мы делали… Я подумала, что он говорит о поцелуе. И, судя по тому, как он сказал это, по тому недовольству, которое я увидела на его лице… Я поняла, что второго такого момента у нас уже больше не будет.

Именно это и должно было случиться.

Я его ненавидела. Чудовище.

— Отнеси ее наверх и убирайся, — сказала я упавшим голосом. Я сдалась. Он все равно добьется своего, — Давай, а потом уходи. Прошу тебя.

Тристен поднял маму и прижал к груди. Руки ее повисли плетьми, голова запрокинулась.

Я отвернулась и уставилась в темноту камина:

— Ты знаешь, где ее спальня.

— Да. — Тристен сделал несколько шагов, а потом остановился. — Джилл, с ней все будет в порядке, — тихо сказал он, — Я действительно знаю дозировку, а она даже не все выпила.

Я зажмурилась, как жмурилась тогда, на кладбище, от яркого снега, и вспомнила тот день.

Поверь мне, Джилл, настаивал Тристен.

Ага. Конечно.

— Положи ее в кровать, аккуратно, и уходи, — сказала я, все еще стоя с закрытыми глазами.

Тристен не ответил. Я слышала лишь его шаги, когда он поднимался по лестнице.

Я осталась одна в доме, где погасли все эмоции, как будто кто-то потушил всю ярость, страх и желание, которое так недавно возникло между нами с Тристеном, как свечу. И я почти задыхалась в этом вакууме. Я слышала, как в коридоре стихли шаги, потом скрипнул матрас — Тристен положил маму на кровать.

Я закрыла лицо руками и продолжала слушать: он спустился вниз и почти беззвучно прошел через гостиную в прихожую и вышел за дверь, которая тихонько скрипнула, когда он закрывал ее за собой.

Он не попрощался, но меня это не расстроило. Я не хотела ни смотреть на него, ни слышать его голос.

И к тому же я так разревелась что все равно не смогла бы ему ответить.

Глава 37 Тристен

Ночь, жарко, как в парилке, рядом медленно течет река, от которой несет гнилью: обильная растительность в такую погоду уже начала преть. Я с улыбкой посмотрел в черное небо и увидел, как луна косилась на меня хитрым, но одобрительным взглядом. Эта круглая голова, лишенная тела, болталась на виселице звезд.

— Смотри, — хочу сказать ей я, — смотри, что будет, как ловко я проверну свое дельце.

— Тристен? — нежным голоском зовет девушка — И нагибается в темноте в сторону той тропинки, откуда она ждет моего появления, — Ты там? — Она, похоже, начала нервничать. — Тут так темно!

Я немного выжидаю, наслаждаясь зрелищем: она стоит передо мной, такая стройная, такая тоненькая, лопатки выпирают, словно ангельские крылья, которые я обломаю, прежде чем она успеет подумать о том, что надо улетать…

Я облизываю губы и крепче сжимаю нож. Ладонь, вцепившаяся в рукоять, мокра, словно я уже пролил ее кровь.

— Тристен, — снова шепчет она, — где ты?

Голос ее подобен музыке, подобен пению сирены. Но на речные камни рухнет не мое тело.

Я подхожу к ней сзади, я больше не в силах откладывать это томительное удовольствие.

— Привет, любимая, — шепчу я ей в ухо. — Бy!

Она вздрогнула и чуть не закричала, но я не даю ей раскрыть рот— я не зажимаю его рукой, а кладу ладонь на ее трепещущий живот, чтобы придать ей уверенности, и нежно уткнувшись в ее шею, целую ее, и она стонет — от облегчения и желания, и в то же время посмеиваясь.

— О, Тристен…

Она расслабляется, прижимаясь спиной к моей груди, мои губы, дразня, скользят вверх, к ее уху, и я успеваю заметить ее улыбку.

— Заждалась? Может, думала, что я вообще не приду?

— Нет, Тристен, — уверяет она, прижимаясь крыльями к моей спине. — Нет, я в тебя верила. Я доверяю тебе.

— Правильно, любимая, — говорю я, медленно поднося к ее шее нож, пока он не касается ее кожи. Еще один сюрприз! — Верь мне.

— Тристен? — поначалу она просто удивлена. Она даже не понимает. — Что…

— Верь мне, — шепчу ей я, и губы мои дрожат от радости, так, наверное, дергаются ноги повешенного в последнее мгновение его жизни. — Все будет волшебно. Волшебно, как ты сама.

— Тристен! — вопит она, понимая, что ее обманули, пытается вырваться из моих рук. — Тристен? Это не смешно. Тристен!

Тристен, Тристен, Тристен тебя стиснул. Эта милая фразочка крутится в голове, лишь добавляя удовольствия. Мгновение становится еще слаще.

Она продолжает свои бессмысленные попыткивырваться, упирается в меня, пытается развернуться, я слегка поддаюсь, ведь мне так хочется видеть ее лицо, когда она будет умирать.

— Тристен! — вопит она, поворачиваясь ко мне, чтобы закидать меня обвинениями и молить о пощаде — и ее глаза, неожиданно карие, распахнуты от ужаса, а я глубоко-преглубоко вонзаю нож, я люблю ее за эту жертву, которую она мне принесла, за ее кровь, которая уже течет по моим рукам и начинает капать с моего запястья.

— Тристен! — кричит она, даже на последнем издыхании называя меня по имени, ослабевая в моих объятиях.

Я держу ее обмякающее тело, смотрю на то, как жизнь медленно выходит из ее груди и глаза закрываются. Она уже на грани забытья, но ей все же хочется узнать.

— Почему, Тристен? За что?

Я проснулся на рассвете, лишенный сил, измотанный, руки спрятаны под подушку — я боялся посмотреть на них, потому что не знал… Только потом я наконец набрался смелости и вытащил их, дрожа от страха — меня просто колотило…