Абиссинец (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

— Александр, я не ожидал, что это такая чудовищная пушка, но я вижу, что стреляет она не очень далеко, — непривычно громко сказал рас.

— Отец, извини, что я забыл тебе сказать, что при выстрелах таких пушек надо открывать рот, у тебя явно заложило уши, но это скоро пройдет. А что касается дальности выстрела, я думаю, километров на десять, то есть в пять-шесть раз дальше, чем мы видели, она может швырнуть снаряд со взрывчаткой, но это, конечно, не будет прицельной стрельбой.

— Да, если бы там, куда сейчас попал снаряд, был корабль, он был бы утоплен.

— При удачном попадании — да, но броня броненосца или броненосного крейсера могла бы выдержать. Канонерку или такой крейсер, где мы сейчас находимся, такое попадание пустило бы на дно.

Попросил пересчитать все орудия и торпедные аппараты на всех кораблях и отдал эфиопские флаги, велев поднять их на носовом флагштоке, как гюйс… А потом мы обошли на баркасе все трофейные корабли: нам достались крейсер «Giovanni Bausan»[3], канонерские лодки Curtation и Governolo[4], транспорт Genova, а таже маленький номерной миноносец. Взрывом мины был утоплен крейсер «Dogali»[5], но лежал он неглубоко, на борту, пробоиной вниз и из воды торчали жерла шестидюймовых бортовых орудий.

После этого я поговорил с пленными, но служить Негусу не захотел никто из моряков. Тогда я сказал, что они все (кроме экипажа транспорта) отправляются на строительство железной дороги. Кто-то крикнул, что офицеры не обязаны работать.

— Можете не работать, но тогда не обессудьте — кормить так, как здесь, там не будут, хорошо кормят только тех, кто работает, — я повторил то, что ранее говорил пленным в Асмэре. — Есть желающие специалисты для работы на кораблях?

На этот раз вышли восемь человек, но опять-таки, ни одного офицера среди них не было.

Пообедав приготовленными казаками щами с молодой капустой и пловом с бараниной, Мэконнын засобирался в Асмэру. Плов расу понравился, я сказал что морковь и капуста выросли из семян привезенных русскими и поселившимися на Аваше рядом с его землями, там где леса переходят в поля. Там русским понравилось и я туда планирую переселять желающих остаться в моей провинции Аруси и заниматься сельским хозяйством. Сказал, что это — типичный русский летний суп из свежей капусты, моркови и лука — «щи», правда, картофеля в нем нет, не взяли с собой, а зимой готовят щи из кислой квашеной капусты, мои люди ее тоже попробуют сделать. Плов — блюдо родных мест казаков, правда не русское, а жителей тамошних завоеванных земель, присоединенных к Российской Империи. Щи Мэконнын попробовал, но есть не стал, а вот плов ему понравился, и ему дали добавки, положив кусочки баранины получше.

Отправил раса обратно в Аруси отдельным поездом, дав ему эскорт казаков с подъесаулом Стрельцовым во главе. В оставшиеся вагоны загрузили остаток винтовок, хранившихся в пакгаузах. За день до прибытия от Иьга его интенданта по трофеям, в крепость уже перевезли пять тысяч новеньких винтовок и все патроны, надо же мне будет вооружать чем-то свою армию, хотя Мэконнын сказал, что те три тысячи «драгун», что были в моем распоряжении, так со мной и останутся до подписания мира, а то что, мне с горсткой русских все побережье удерживать? Вновь прибывшие устроились в бывшей кордегардии, артиллеристы — в порту на транспорте, поставив на его палубе пушки Барановского и пулемет: так они могли простреливать акваторию порта. На всех кораблях уже были подняты эфиопские флаги, такой же флаг теперь реял над кордегардией.

Ночью проснулся от стрельбы, причем били сразу два пулемета. Оказывается, военнопленные решили совершить побег, пытаясь захватить плавсредства и добраться до Джибути или просто дрейфовать к Баб-эль-Мандебскому проливу в надежде, что подберет какой-нибудь пароход. Заколов самодельными «заточками» трех «драгун»— часовых и завладев их оружием, они попытались скрытно захватить баркас и напасть на рыбацкую деревню, с целью захвата рыбачьих лодок, но выдали себя шумом.

По тревоге выскочили казаки и открыли огонь по толпе, бежавшей вдоль берега. Причем сначала дали из пулемета очередь поверх голов, а потом уже — по беглым. На пароходе ночью держали под малым паром один из котлов, чтобы действовала корабельная динамо-машина, вырабатывая ток для освещения, в том числе для прожекторов. Когда беглых осветили (и ослепили) лучом прожектора, они подняли руки. Тем не менее, часть беглых достигла рыбацкой деревни и итальянцы, убив двух пытавшихся оказать сопротивление рыбаков, захватили рыбацкую лодку и, пользуясь ночным бризом вышли на ней в море.

Часть убежала в сторону Джибути вдоль побережья, но на верную смерь — там пустыня. Загнали уцелевших в пакгаузы и выставили усиленную охрану. Кстати, около двухсот человек и не пытались бежать — экипаж транспорта и почти все черные «милиционеры». Утром провели перекличку — погибла и сбежала половина людей из экипажей военных кораблей. Заставили их рыть могилы дальше от порта и таскать туда трупы товарищей. Когда в обед пришел поезд из Асмэры, погрузили всех пленных, даже не участвовавших в побеге и отправили в Асмэру, сказав им напоследок, что в дороге их и охранять-то не будут — даже показал рукой, где находятся Судан и где сомалийские племена — и те, и другие будут рады пришедшим к ним рабам.

10 апреля 1892 г. Санкт-Петербург, Зимний дворец, кабинет императора Александра III

В кабинете двое: император и министр иностранных дел Гирс Николай Карлович.

— Николай Карлович, почему я не имею от вас точной информации об итало-абиссинском конфликте? В Италии скандал, левые требуют отставки правительства Криспи. Газеты публикуют информацию о зверствах итальянцев — вот, поглядите! Царь кивнул на газеты, разбросанные на столе, видно, кому-то уже показывал. Сверху лежал свежий выпуск «Пти журналь» — газеты, размещавшей на первом и последнем листе цветные иллюстрации на злободневные темы, чаще, — касающиеся мировой политики. Рисунки делались хорошими художниками, обычно по мотивам фотографий, сопровождающих помещаемые в газете статьи. Газета выпускалась большим тиражом и люди, чаще небогатые, вырезали эти цветные иллюстрации и вешали в рамках на стену. То же практиковалось владельцами кафе и прочих питейных заведений, где посетители обсуждали вопросы политики.

Так вот, на передней странице номера «Пти журналь», вышедшего несколько дней назад и поездом через Берлин и Варшаву, доставленным в русскую столицу, был изображен итальянский кавалерист с искаженным злобой лицом, замахивающийся саблей на врача, священника, поднявшего крест, и сестру милосердия, закрывающую своим телом чернокожего раненого в бинтах. На заднем фоне итальянская кавалерия громила палатки с нанесенным на них Красным крестом. Такой же флаг с Красным крестом был и на флагштоке полевого госпиталя.

В статье были приведены три фотографии, которые были как бы продолжением сцены, изображенной на обложке: на первой были зарубленные начальник госпиталя в мундире с повязкой красного креста (это хорошо было видно на снимке) и православный священник с зажатым в руке большим металлическим крестом; на второй фотографии были видны трупы врачей и медицинских сестер, тоже со знаками красного креста и третья фотография показывала ряд убитых, выложенных для погребения у свежей могилы — ближе лежал медицинский персонал, дальше — раненые в бинтах, вдали были видны покосившиеся или поваленные палатки с большими красными крестами (естественно, фотографии черно-белые, но хорошего качества). Подписи под фотографиями гласили, что они были сделаны под Адуа русским корреспондентом Павловым и переданы в Европу с оказией. Статья была написана в резко отрицательном ключе по отношению к бесчеловечным и попирающим нормы общечеловеческой морали действиям итальянских войск в Эфиопии и призывала французское правительство потребовать объяснений этому вопиющему случаю у итальянского короля Умберто.

Царь дождался, когда Гирс прочитает статью и сказал:

— Господин Министр, возможно, ваши чиновники не читают иностранную прессу, но, надеюсь, в русских газетах они знакомятся не только с результатами скачек и объявлениями о продаже? Вот вчерашняя петербургская «Неделя» с заметкой этого самого корреспондента Павлова, переданная по телеграфу еще неделю назад. Просто в редакции не поверили, что такое возможно и попросили подтверждения у Павлова, так как никакого нештатного корреспондента в Эфиопии у них нет. Заметка короткая, поскольку передана телеграфом, главный редактор сказал в полиции, что у них нет сомнений, что ее написал знакомый ему лично человек, так как во второй телеграмме были ответы на два вопроса, которые редактор Гайдебуров и человек, взявший псевдоним «Павлов», могли знать только лично.