Мерзкий старикашка - Сэй Алек

Несколько минут спустя я совал котенку в пасть кусочки смятого хлебного мякиша, пропитанного молоком, а окружающие на это смотрели и диву давались. По принципу, «у монархов и монахов свои причуды, а когда он два в одном, так и тем более».

На кошачью титьку продукт был похож слабо, так что сначала зверенок пиханию в рот непонятно чего не обрадовался, а напротив, из последних сил попытался мою руку с хлебом отталкивать, но быстро смекнул, что из этого тоже идет молоко, и тут же присосался как пиявка.

Эрзац-сиська, разумеется, от этого моментально начала распадаться на крошки, которыми котенок чавкал, давился, отплевывался, а потом начал глотать.

— Ну-у-у, теперь не пропадет, раз есть начал, — улыбнулся я, и сунул ему под нос очередную порцию. Котэ задрало хвост торчком и тут же вцепилось в угощение. — Оголодал-то как…

— Ага, — кивнул мой стремянной. — Почти как мы во время «святой голодовки».

Много съесть у малыша, разумеется, не вышло (хотя он весьма старался) — очень скоро он упал на пузо и совсем было собрался отрубиться, но тут подоспела теплая водичка, которую я отправлял греть Тумила, и, вооружившись мягкой тряпочкой, я принялся за отмывание котенка от грязи.

Мыться зверю не понравилось — он возмущенно попискивал и уморительно чихал, когда влага попадала ему в нос, а при оттирании от грязи низа живота еще и обоссать меня умудрился, — но кто же его спрашивал? Прошло совсем немного времени, и кот — а оказался это мальчик, — приобрел свой естественный пепельно-белый цвет. Даже глаза у него, оказывается, уже начали открываться — закисли просто.

— Ну вот так как-то, — резюмировал я, насухо вытерев котенка.

Тот приподнялся на дрожащих лапках, и пискнул.

— Неужто опять проголодался? — подивился подошедший понаблюдать за процессом Касец, смял мякиш, и, обмакнув его в молоко, поднес к мордочке малыша.

Котенок ткнулся в угощение носом, пожамкал его пару мгновений, а затем повалился на бок, завернулся сам в себя, и продемонстрировал явное желание поспать, и так, чтобы больше всякие там к нему с мытьем не лезли.

Я накрыл его краешками тряпицы, на которой он лежал, и вздохнул.

— Ну вот, теперь и нам поесть не грешно.

— А все готово, ваше высочество, — отрапортовал первый десятник. — Для вас и князей солдатами уже накрыт дастархан, извольте откушать.

— Откушать, это можно. Коли царь сыт, так и подданным легче, — ответил я, поднимаясь.

Кот продрых до самого утра, и даже не пошевелился, по-моему. Перед тем, как отправляться в дальнейшую дорогу, я вновь напихал в него размоченного хлеба и разжеванный до состояния кашицы кусочек мясца, усадил в сплетенный за вечер Тумилом квадратный туесок, и засунул за пазуху.

— Твое высочество будет ему кошку-мачеху искать? — поинтересовался парень. — Мне на постоялых дворах про недавно окотившуюся спрашивать?

— Да нет, себе оставлю, пожалуй, — ответил я. — Кот-то красивый. Будет у меня на ногах сидеть когда вырастет, больные коленки мои греть. Но про кошку поспрошай, а то я его боюсь до заворота кишок закормить, да и ее молоко котенку будет полезнее козьего или коровьего.

— А как его назовешь? — полюбопытствовал Тумил.

— Князь Мышкин, — усмехнулся я.

— О, да такой князь будет вернейшим из твоих вассалов, — расхохотался парень.

На «обеденном» постоялом дворе кормящих, да даже и беременных кошек, правда, не нашлось, так что с котенком опять пришлось повозиться, зато понаблюдать за процессом кормления собрались все оказавшиеся в трактире. Мышкин, на дрожащих полусогнутых лапках стоял на столешнице и задрав голову ел с рук, потешно тряся при этом торчащим хвостиком, а народ глядел и умилялся.

К вечеру же наш отряд достиг Баратура, и прямо от городских ворот мы проехали к замку (именно замку, а не дворцу) князя Лексика. Не то, чтобы я был в восторге от перспективы визита, но если бы князья не попросили гостеприимства у господина этой земли, то воспринято такое было бы как оскорбление.

Правящая княгиня-теща, невысокая, сухонькая, полуседая и морщинистая, много если на два местных года меня моложе, — но некогда явно блиставшая красотой, — всяческим там церемониалом, в отличие от наместника Запоолья, не заморачивалась, и встречала нас во дворе.

— Боги благие, и те что не очень, вы гляньте-ка кого к нам принесло, — задорно поприветствовала она нас. — Князь Арцуд и князь Шедад собственными персонами! И зять ваш с вами тоже! Ну слезайте, слезайте-ка со своих коней, дайте я вас обниму и рассмотрю поближе — поди уже скоро год как не видались.

— Привет тебе, достойная Шока, — князь Хатикани спрыгнул с седла как молоденький. — Я тоже рад тебя видеть в добром здравии. Дашь ли ты приют нам, и людям что едут с нами?

— Иди сюда, старый греховодник, и не задавай дурацких вопросов! — Шока Юльчанская обняла его, а затем отстранилась чуть и оглядела. — Ох и раскабанел! Почти вдвое пуще прежнего. Благодари небеса за то, что я в свое время отвергла твои ухаживания, а то ты бы у меня сейчас как тростиночка был стройный.

Она потрепала Шедада по щеке, и обернулась к князю Софенине.

— Ну вы гляньте, и этот пузо наел! — всплеснула княгиня руками. — Посадить бы вас обоих на хлеб да воду! Ну, полно, не хмурься, иди сюда, тебя я обниму тоже.

— Ты совершенно невозможна, — улыбнулся Арцуд. — Как и всегда, впрочем.

— Они что, оба за ней волочились раньше? — негромко спросил я князя Тимариани.

— Причем одновременно, — ответил он.

— А ты чего в стороне стоишь, да с кем-то шепчешься, князь Зулик? — спросила теща Лексика Баратиани.

— Позволь тебе представить, о достойнейшая, известного своей святостью брата Прашнартру из обители Святого Солнца, — ответил ей дважды зять.

— Да вижу я уже, чей это брат, — усмехнулась Шока, глядя прямо мне в глаза, а затем отвесила поясной поклон. — Ну, здравствуй, царевич Лисапет. Давненько не видались.

Слуги, устроившие во дворе показательную суету с борьбой за высокое звание замка высокой культуры и быта обслуживания гостей, моментально замерли, прекратили даже видимость телодвижений и с любопытством уставились на меня, а потом тоже начали поясные поклоны отвешивать. Хорошо еще, что тут в ноги по любому поводу бросаться не принято.

Мнда. Спалила дура-баба.

А с другой стороны, думается, то что я все же отбыл из монастыря в блистательную столицу, это давно уже секрет Полишинеля. Да и в то, что Хурам с Большой Горы сохранил мой визит в секрете надежды мало — он высокопоставленный чиновник, у него есть свои интересы, и связи, скрепленные взаимными обязательствами, тоже наверняка имеются. Тайной пока является письмо от военного крыла совета князей (и то не факт), ну так я про него болтать и не собираюсь.

— Здравствуй, почтенная княгиня, — ответил я. — Не припомню, правда, чтобы мы были знакомы.

— Ну еще бы, — усмехнулась Шока. — Конечно не помнишь. Ты уже юношей был, когда удалился в монастырь с концами. А я тогда в услужении у твоей матушки состояла, совсем соплюха, еще от Сердца не кровила — куда уж тебе было на меня смотреть да запоминать.

— Ты мне тут апокрифы не проповедуй, — я погрозил княгине пальцем. — Церковь их не одобряет, а я лицо довольно духовное.

Среди многочисленных и разнообразных писаний о деяниях Святой Троицы есть и такой малоизвестный свиток, как «Слово Нургиты Благословенной», где утверждается, что Святое Сердце был не братом Солнца, а сестрой, чем привязка менструального цикла к фазам розовой луны и объясняется.

— Ну простите, ваше святейшее высочество, это я от женского недомыслия. Волос долог — ум короток, так ведь, вроде, в народе говорят?

Ехидная, однако, старушенция. Не попади братниными стараниями Лисапет в обитель, да (свят-свят-свят!) женись на ней, никому бы мало не показалось. Каген, похоже, страну от потенциальной катастрофы спас.

— От длины волос не зависит, — я перекинул свою косу через плечо. — Ты, почтенная, так нас во дворе держать и станешь?

В общем, через пару часиков, вымытый в бане, отдохнувший и расслабленный я заселился в спешно подготовленные роскошные апартаменты. Зачем мне столько комнат одному, этого я, положим, не понимаю, — статус демонстрировать разве что, — зато мягкие перины и разные там подушечки на креслах очень даже одобряю.

За то время что я мылся, с замковой кухни ко мне успели перебазировать и корзину с недавно окотившейся кошкой — надо было видеть глаза хозяйки, когда я изложил такую просьбу.

Князя Мышкина, перед тем как идти с князьями на водные процедуры, я подселил к мохнатому выводку лично — фиг ее знает, эту кошку, не задушит ли чужого. Нет, не пыталась, — у этих животных вообще материнский инстинкт сильно развит, — хотя и удивилась «подарочку», конечно, но титьку предоставила безропотно, и начала вылизывать. Так что мы с котом оба теперь чистые, белые и нарядные. Ну, во всяком случае, я точно нарядный — сподобился переодеться в «штатское», то что князья с собой еще в монастырь приперли, а дорожную и парадную сутаны в стирку сдал. А Мышкин — белый, как ему и положено, и снова мокрый. Спит, сытый да счастливый, покуда я перед зеркалом из полированной бронзы прихорашиваюсь.