Опасные гастроли - Далия Трускиновская

— Да, разумеется, — согласился он. — Я сам охотно смотрел, какие чудеса творят маленькие наездники на этих лошадях. Вы ведь знакомы с этими мальчиками, которых де Бах держит нарочно для того, чтобы они на липпицианах показывали все замысловатые прыжки?

Я растерялась. Какие мальчики, какие прыжки? Уж не хочет ли этот человек вслед за липпицианами похитить из цирка и мальчика, умеющего добиваться от них этих невероятных штук?

— Да, разумеется… Господин де Бах держит их в строгости и очень бережет, — сказала я. — Мне почти не доводилось беседовать с ними.

— Много ли у него таких мальчиков?

— Трое, — брякнула я наобум.

— И одного он привез из Санкт-Петербурга?

— Да.

— По имени Иоганн, а если по-русски — Иван?

Я никак не могла понять, для чего конокраду мальчик Иван.

— Да, — на всякий случай сказала я.

— Мисс Бетти, с кем из наездников или цирковых служителей дружил этот Иоганн? Мне очень важно знать это!

— Но как я могу это знать?

Алексей Дмитриевич несколько смутился.

— Мисс Бетти, я должен сказать вам… судьба ваша мне небезразлична… Наша встреча… сколь бы странной она не казалась… я готов служить вам всей душой…

Бедняга совсем запутался, а я растерялась — как же теперь быть с влюбленным конокрадом?

— Алексей Дмитриевич, я выслушаю вас, я непременно вас выслушаю, но не сейчас, Бога ради! — воскликнула я, внутренне ругая себя за неумеренное кокетство. Вот ведь человек уже не молодой, далекий от веры в идеалы, а как оно на него подействовало!

— Я хочу сказать, что если вы в затруднительном положении, если вам негде искать покровительства…

Я все больше убеждалась, что этот человек получил отменное образование и жестокость несправедливой судьбы вынудила его заняться малопочтенным промыслом. Речь человека из хорошего общества, английские книги, с которыми он не расставался, даже замыслив преступление… и эта старомодная галантность…

— Я ценю ваше внимание, — несколько разволновавшись, отвечала я.

— Действительно, я в затруднительном положении. Но покровительство… я, право, не знаю, что ответить… это слово налагает обязательства…

— Про обязательства мы говорить не будем, — неожиданно твердо сказал он. — Я вижу, в каком положении вы оказались. Даже если вы совершили какие-то ошибки — не мне вас судить, мисс Бетти! Позвольте мне быть вашим другом!

Похоже, он знал о моих ошибках то, чего не знала я сама.

— Вы друг мой, и никакие позволения тут не нужны. Вы спасли меня от… от ужасного человека…

— Я вас не оставлю. Я сумею о вас позаботиться.

Вот тут я насторожилась. При всей своей неопытности я поняла: тут мне предлагают не руку и сердце, а ту заботу, которая выражается в найме хорошей квартиры вместе с горничной и ежемесячной твердой сумме содержания.

— Алексей Дмитриевич! — воскликнула я; полагаю, что достаточно возмущенно.

Мой конокрад смутился несказанно.

— Я имел в виду, что помогу вам достойно вернуться домой, к родным и близким… — пробормотал он. — Ваш приезд в Ригу — та ошибка, исправить которую не поздно. Помогите мне, а я помогу вам.

— Что я должна для вас сделать?

— Свести меня с людьми, с которыми дружил Ваня. Я хочу задать им несколько вопросов. Это никому и ничем не угрожает. Я только хочу обратиться к ним от вашего имени, а если бы вы соблаговолили написать записочку — мол, податель сего мой друг… то есть, чтобы подателю сего ответили правдиво…

Тут меня осенило — не Ваня-Иоганн ему нужен, а знакомство с конюхами! Правы были мальчики — найдутся люди, которые пожелают любыми путями заполучить липпицианов, и начнут, скорее всего с подкупа цирковых служителей.

Был бы жив несчастный Лучиано — именно ему я отправила бы с Алексеем Дмитриевичем записку, ведь он так беспокоился о сохранности лошадей! (Тут я задумалась — а на каком языке я бы ту записку написала? Лучиано бойко говорил по-немецки, но умел ли он по-немецки читать и писать? А я знала несколько слов по-итальянски, но писать совершенно не умела.)

— Хорошо, я напишу вам записку, — сказала я, — но действительно ли она нужна? Ведь вы сумели оказаться в цирке вечером, во время репетиции, в ту ночь… Стало быть, у вас там завелись знакомцы?

Алексей и убиравший со стола Свечкин переглянулись.

— Мы искали Ваню и забрались туда незамеченными, — ответил конокрад. — И, как на грех, именно той ночью случилось столько разных событий! Диво еще, что цирк не подпалили. Правда, сколотили его наспех и из сырой древесины, но немало имущества пострадало бы при пожаре.

— А что еще случилось? — спросила я. — Вы понимаете, милый Алексей Дмитриевич, как важно мне знать обо всех событиях, которые там произошли.

— Той ночью убили наездника, — помолчав, сказал он. — И, я полагаю, убили за то, что он пытался помешать злоумышленникам похитить девушку. Девушка тем не менее пропала, пропали и два липпициана. Так что мы с вами вовремя покинули цирк.

Ничего подобного мне Кудряшов не говорил. А должен бы сказать!

— Какую девушку? — растерянно спросила я.

— Мадемуазель Клариссу. Верно ли, что она была на самом деле дочерью де Баха?

— Боюсь, что да, — осторожно ответила я. — Он о ней очень заботился.

— А могло ли быть, что она убежала с кавалером?

— Могло! — уверенно сказала я. Коли у цирковых наездниц те же повадки, что у столичных актерок, то еще удивительно, ежели у девицы был всего один кавалер.

— Видимо, все эти странные события никак меж собой не связаны, — подумав, произнес Алексей Дмитриевич. — Девица с кавалером — сама по себе, пропажа липпицианов — сама по себе, а наездник убит оттого, что воспротивился похитителям. Попал, так сказать, под горячую руку… Понять бы еще, как во все это замешался мой Ваня… Мисс Бетти!

Вид у него был настолько жалобный, что мне, невзирая на сложность положения, сделалось смешно. Вот уж чего недоставало — так это расхохотаться в лицо человеку, которого я пыталась увлечь.

— Да, Алексей Дмитриевич?

— Я готов оказать вам любую поддержку… примирить вас с родными вашими…

И тут мой несуразный конокрад совершил нечто непостижимое — взял меня за руку.

Мне мужские уловки знакомы — тот же Кудряшов пару раз это проделывал с таким видом, как будто знать не знает, чем там занимается его правая рука и как оказалась возле моих пальцев. Алексей же Дмитриевич совершил этот акт ухаживания с видом гренадера, штурмующего редут и готового выкрикнуть предсмертный клич.

Я не стала отнимать свою руку — раз уж кокетничать, так напропалую. Более того — я улыбнулась ему одобрительно.

— Милый Алексей Дмитриевич, — сказала я. — Положение мое безвыходно, и я принимаю помощь вашу… Прежде всего мне нужно платье. В том, что на мне одето, я не могу выйти из дому днем, только под покровом ночной темноты. Если вы хотите, чтобы я помогла вам найти вашего Ваню, дайте мне возможность днем попасть в цирк.

Я решила согласиться с существованием этого Вани и не заставлять моего благодетеля выдумывать еще какую-нибудь ложь, раскусить которую я, может статься, даже не сумею.

— Платье! — воскликнул он. — Где ж его взять?! Свечкин!

— А я почем знаю? — огрызнулся слуга, которому явно не нравилось это трагикомическое кокетство. — Я не портной, не модистка. Модель сколотить — это ради Бога. Стамеской там, рубанком… любой винт найду… А дамское платье — да я и не разберу, где там перед, где там зад!

— Пошлите вашего человека к ближайшей модистке, она объяснит ему, где найти то, что мне нужно, — предложила я.

— Слышишь, Свечкин? Завтра же, с утра!

— Ничего я в платьях не смыслю!

К счастью, я догадалась, что модистке можно просто-напросто послать записочку. Попросив бумаги и чернил, я написала по-французски, чего и сколько мне надобно, решив, что коли конокраду угодно держать меня за руку с таким выражением лица, будто он собрался вместе со мной броситься сейчас с утеса в пучину вод, так пусть платит за это удовольствие.

Я и не подозревала, что душа моя такова: стоило попасть в беду, как благовоспитанность с нее слетела и обнажилась суть. Я готова была на самые скверные поступки, лишь бы выпутаться из беды. Я улыбалась человеку, который собирался за узел модных тряпок купить меня и сделать своей любовницей! Улыбалась — а не отвергла его с гордостью и достоинством!

Наконец Свечкин, получив записку, стал бурчать, что должен убрать со стола и устроить постели. Тут конокрад мою руку выпустил и объявил, что разделит со Свечкиным его ложе в чуланчике. Видимо, есть все же в мужчинах что-то, чего я не понимаю, — я-то ведь приготовилась деликатно отказать ему в милостях, объяснив, что за порядочной женщиной полагается красиво ухаживать. Но, к счастью, не пришлось.