Сорняк - Андрей Буянов

Вечером Койт вернулся к их костру, сел на подложенное полешко – на шкуре на земле ему сидеть уже было тяжело, и начал рассказывать, как прошёл день. А день прошёл для рода Пегой лисицы удачно и с изрядным прибытком. Краски, как и всегда, разошлись сразу же и по многим родам. Выделанная и окрашенная кожа – тоже. За неё даже спорили род Куницы и Быка, но хозяева оказались настойчивее, и куницам пришлось уступить. Бобы и ягоды забрали выдры, а по горшку мёда старый Койт подарил нескольким главам родов – в знак хорошего отношения и дружбы. Взамен же получили пять кожаных мешков соли, каждый литров, наверное, на двадцать, целую гору вяленого мяса, три короба орехов и связку кожаных канатов. Это всё за товары, что были для племени обычными и возились на торг каждый раз.

С ножами всё обстояло гораздо путаней и проще одновременно. Один выторговал себе Гото. Выдры заплатили за него солью и воском. Ещё два обменяли на целую связку канатов и рыбьей кости, то есть клыков моржа или ещё кого-то, добываемого родом Красного оленя, что летом ходит торговать с людьми, живущими на берегах холодной воды. Мишка так понял, что с местным аналогом ненцев или чукчей, которые живут возле моря, огибающего степь с севера. Довольно полезное знание о географии мира. Ещё три забрал род Быка, расплатившись за них отарой в почти четыре десятка овец, которых их вождь обещался пригнать посуху через две руки дней.

Пока Койт всё это перечислял, лица охотников вытягивались всё сильнее и сильнее. И Миша, с удовольствие наблюдавший эту метаморфозу, понял, что этим людям такое богатство, если бы им был вообще понятен этот термин, не снилось даже во сне. За такими наблюдениями задумался и не сразу сообразил, что теперь Койт обращается уже к нему.

– А что ты, Мисаш, попросил у Гото взамен на то, что он просит?

Мишка пожал плечами:

– К тому, что просил ты, только толстые шкуры и шерсть… А зачем ты хочешь дать выдрам оружие? Не нравятся куницы?

Старик довольно улыбнулся. Видно было, что Мишины мысли пошли в правильную, с его точки зрения, сторону. Тем не менее ответил он сухим и даже, наверное, безразличным тоном.

– Род Куницы большой и сильный. У их охотников много медных копий, ножей… Есть даже стрелы из меди. Род Выдры не такой большой и меди у них почти что нет. Будет не очень хорошо, если куницы побьют выдр и заберут их земли себе…

Койт говорил это, смотря в огонь и как бы ни к кому не обращаясь, но когда Миша согласно кивнул, сразу же замолчал. Потом пожевал губами и прежним тоном выдал:

– Волки руку дней назад побили род Барсука…

Все сидящие вокруг костра мужчины дружно выдохнули:

– Как? – только и спросил Унга. – Откуда ты узнал?

Старик сцепил руки, положил их на живот и прежним тоном продолжил:

– Рена из рода Степной собаки ходил к ним, отнести подарок первой жене, – Койт посмотрел на Тауку, потом на Мишу и усмехнулся в куцую бороду, поворошил палочкой угли в костре. – Наверное, решил взять её обратно. Их земли недалеко отсюда, и за день он до них дошёл. Но когда пришёл, увидел лишь сгоревший посёлок… Волки подожгли его и перебили всех жителей. Рена день ходил в поисках живых, и только на второй день нашёл сбежавшего маленького Ону. Помнишь, Ур, Ону, сына Оты, вождя Барсуков?

Ур угрюмо кивнул, сжав кулаки.

– Он рассказал Рене, что с утра к посёлку Барсуков подошли волки. Трое. Они сказали Оте, чтобы тот уходил сам и уводил свой род с этой земли, потому как теперь она их. Тогда Ота рассмеялся и сказал старшему Волков идти пожрать прошлогоднего помёта, чтобы глупость от яда мухоморов его отпустила.

Таука не выдержал, прыснул в кулак. Но старик строго посмотрел на него, и улыбка сама собой сползла с его лица.

– Волки ничего не сказали, ушли. Но как только солнце поднялось высоко в небо, они снова пришли из степи… Их было много, больше, чем пальцев на его руках, и они больше не говорили, а убивали всех, кого находили. Она был на реке, и когда увидел, что в посёлке всех убили, побежал сюда, на место торга. Но мал ещё… Если бы Рена его не встретил, так и остался бы в степи, не смог бы сам дойти.

– А Рена сейчас здесь? – спросил Таука.

– Нет, они ушли ещё утром. Ону Рена взял с собой, сказал, что назовёт сыном…

Койт замолчал. Все у костра покивали, одобряя действия Рены. Мишка для приличия и чтобы не отрываться от коллектива, тоже кивнул. И весь превратился в слух, в ожидании продолжения рассказа. Но старик не торопился, не спеша попил воды, вытянул затёкшие ноги, а потом, наслаждаясь всеобщим вниманием, как бы нехотя продолжил:

– Шаманы родов завтра будут камлать… Просить Отца Солнце помочь решить, что делать со сбесившимися Волками.

В эту ночь все спали плохо, ворочались из стороны в сторону, мешали друг другу. Старый Койт вообще не ложился, всё сидел молча, смотря в огонь костра, время от времени подкидывал дрова, чтобы он не прогорел. А под утро, Миша как раз поднялся по малой нужде, отправился вместе с остальными старейшинами и шаманами на соседний холм встречать рассвет, вопрошать Отца Солнце.

Спать дальше у Мишки не было особого настроения, поэтому он уселся к почти прогоревшему костру, подкинул ещё дров и, замочив бобы, принялся стругать вяленое мясо из тех тюков, что принесли Быки. Мыслей в голове особо не было, он строгал жёсткую как доска мясную полосу и насвистывал себе под нос простенькую ненавязчивую мелодию из старого советского мультика. Потом, когда вода закипела и бобы распарились, сгрузил мясо туда и закрыл крышкой. Теперь каше надо дать покипеть, а затем посолить и «Вуаля!», завтрак «по-могикански» готов! Подходи и налетай! На запах горячей еды стали ворочаться родичи. Первым проснулся Ур, широко улыбнулся Мише и заспешил вниз по склону справлять естественные надобности. Возвращался уже не спеша, степенно виляя между разбросанными то тут, то там стоянками других родов. Поднялся на вершину, сел рядом с Мишкой и, посмотрев на небо, сказал:

– Сегодня будет ясный день.

– Угу, – буркнул Миша, увлеченный помешиванием варева.

– Койт уже стар, а ты молод и полон сил – слушай его.

Мишка удивленно посмотрел на здоровяка.

– Ты это к чему?

Но Ур не стал отвечать, а вместо этого наклонился к стоящему на огне горшку, втянул обеими ноздрями аромат варева и, вторя заурчавшему желудку, проговорил:

– Хорошая у тебя, Мисаш, получилась каша.

– Ну так чего ты хотел, – озадаченный предыдущей фразой, протянул Миша, хотя похвала здоровяка была приятна, – считай, с самого утра её варю. Давай будить всех, пока слюной не изошли.

Будить никого не пришлось: все уже и так проснулись, и когда речь пошла о еде, решили прервать праздное валяние. Минут, наверное, через десять все уже сидели кружком вокруг почти прогоревшего костра и усердно поедали получившееся варево. Потом, когда каша закончилась, Миша направился на речку – прополоскать в кои-то веки горшок. Но на половине дороги остановился как вкопанный: возле берега, не доходя до мелководья, стоял, спустив одинокий парус, настоящий деревянный корабль!

Нет, совсем не такой, какие любят снимать в фильмах про пиратов. Не гордый красавец, обвешанный как облаками грудами парусов. На речке покачивался небольшой кораблик, по форме напоминающий перекрытую палубой большую, метров так пятнадцать в длину и до пяти в ширину, лодку. Одинокая мачта и широкое весло для управления на корме… Что он Мише напомнил? Да ничего, разве что иллюстрации античных торговых кораблей из учебника истории. Но и то так, отдалённо: некое сходство было, но совсем не очевидное. Некоторое количество вёсел, торчащих в стороны и относительно небольшой парус, недвусмысленно подсказывали, что в движении этот образец местного кораблестроения приводится отнюдь не только силой ветра. Что вообще, как Мишка помнил, довольно характерно для древнегреческих, римских и финикийских кораблей. А так… То, что это не знаменитая трирема, видно совершенно точно.

– А-а… – протянули рядом. – Те, что приходят с заката, приплыли.

Рядом стоял Таука и также смотрел на реку.

Команда тем временем, орудуя веслами, аккуратно подвела корабль почти к самому берегу, что, собственно, говорило о его достаточно неглубокой осадке. Потому как сам Миша не далее как позавчера свою лодку лично вытаскивал на берег и прекрасно помнил, что глубины в том месте от силы по пояс. Конечно, к самому берегу корабль никто не подвёл, скинули на него широкие сходни и по ним спустились пятеро человек. Четверо были явно воинами, потому как держали в руках большие круглые щиты, на головах их краснели круглые медные шлемы, а в руках были длинные, в рост человека, копья. Их наконечники, что характерно, блестели в утреннем свете всё той же начищенной медью. Что на ногах и на теле, в деталях разглядеть не получалось: всё же не площадь, а берег, поросший травой и камышом, да и щиты мешали, но, судя по всему, там должны быть тёплые шерстяные туники и зимний вариант сандалий.