Гваделорка - Владислав Крапивин

Во втором тайме каждая команда вкатила соперникам по два очка, все изрядно запыхались, и казалось, что будет результат под названием «Победила дружба». Но за минуту до свистка неудачливый игрок «Юпитера» (тот, которого обвела в прошлом тайме Лорка) вмазался в мяч рукой. Ну, и сразу у «Артемиды» разгорелась надежда. Шанс! Пенальти! Ситуация — как в каком — нибудь международном матче!

Бить надо было Никелю или Ване — оба одинаково меткие «бомбардиры». Но Никель только что «отбегал» свое, а Ваня весь был в азарте, в инерции схватки и, конечно, вдарил бы как надо… Но он посмотрел на Никеля. Тот на своей скамейке запасных сидел скромный такой, поглядывал исподлобья и колупал кроссовкой гравий.

— Ребята, я не попаду. Правда… — выговорил Ваня. — Нога опять заболела. Это все еще от того ушиба книгой…

Все с пониманием приняли его неуклюжее вранье. Ваня старательно захромал, объявили замену, и Никель вышел на поле.

Щуплый такой, в похожем на Ванин костюмчике (впрочем, все были в похожих, только у «юпитерцев» для отличия — красные повязки). Нерешительный.

— Ребята, я, наверно, промажу.

— Это будет катастрофа, — сказал Андрюшка Чикишев. — Земля сойдет с орбиты, и межпланетный кубок окажется на Венере… Бей, Ник, без оглядки.

И Ник ударил «без оглядки». И не промазал…

Неудачливый игрок «Юпитера», из — за которого назначили пенальти, всхлипывал. Его утешали. Свои и соперники. И Лорка… Потом она подбежала к Никелю, которого поздравляли друзья и оказавшийся рядом снисходительный Бруклин.

Никель тихо светился и говорил:

— Это я нечаянно… Сам не ожидал…

Лика налила для него в пластмассовый стакан минералку.

Подошел Герман Ильич.

— Что вы наделали, друзья! Теперь на меня взвалят должность организатора спортивной работы… Хорошо, что до отпуска неделя…

— Куда — нибудь поедете? — спросил Ник.

— Едва ли. Учительский оклад — не для туризма. Буду готовить холсты к осенней выставке… Кстати, любезная Анжелика, не могла бы ты заглянуть ко мне? Давно не была. Мне интересно твое прямодушное, хотя порой излишне саркастическое мнение…

— Прямо сейчас?

— Ну… если можешь…

Тростик сразу ухватился за Ликин локоть.

— Ну, разумеется, разумеется, — сказал Герман Ильич. — Да пошли хотя бы всей компанией. У меня есть вполне съедобный клубничный джем…

Тимофей Бруклин тут же молча поклонился и отошел.

Федя сказал, что они с Андрюшкой обещали помощь Евдокии Леонидовне на грядках.

— А то она полотенцем…

— И я… — сказал Никель. — Хватит меня делать инвалидом.

Ване тоже следовало сказать «и я». Ведь его уже считали своим в этой компании. Но Лика опередила:

— Герман Ильич, пусть Ваня с нами пойдет! Он москвич. Ему здесь все интересно. И… как живут здешние художники…

Ваня решительно взял за локоть Лорку:

— Тогда и она…

— Ради бога!.. Значит, москвич Ваня?.. А как зовут этого юношу? — Он перевел взгляд на Лорку.

Лика хихикнула:

— Это не совсем юноша… Она записалась, как Ларик, а на самом деле она Лорка… Лариса.

Герман Ильич пятернями взялся за щеки:

— Мамочки мои… Вы меня подведете под монастырь! Это же запрещено… Такие подставки…

— Мы будем молчать, как партизаны! — поклялся за всех Федя Трубников. Затем он, Андрюшка и Никель помахали руками и отправились «на огородную барщину». Ваня вслед им пообещал присоединиться позже. И Лорка…

Учитель и его гости тоже двинулись пешком. Пристанский район был не близко, но… и не так уж далеко. Автобусы же туда ходили «через пень — колоду». Герман Ильич на ходу все поглядывал на Лорку.

— Ты похожа на одного моего юного соседа. Правда, он уже вырос… Лет семь назад я писал его… на одном своем полотне. «Мальчик и Дон Кихот» называется…

— Я не видела такого, — вставила Лика.

— Ну, ты много еще не видела… Картина была в кладовке, я вытащил недавно… А Лорка… ну, действительно, Ларик. Носилась по полю, как истинный мальчишка. Уж не в твою ли честь команду назвали «Артемидой»? Резвая Артемида — охотница..

— Не — е… — смутилась Лорка. — Это корабль.

— Что за корабль? — спросил Герман Ильич. И будто споткнулся слегка.

Лорка испуганно глянула на Ваню: «Кажется, я выдала секрет?» И, чтобы не огорчать ее, Ваня быстро сказал:

— Тут закрутилась вокруг нас одна загадка. Столько всего в ней…

— Секретная загадка? — серьезно спросил Герман Ильич. — Мне знать не следует?

— Да не секретная! — Художник Ване нравился, чего было таиться! — Вы случайно не слышали о речном капитане Булатове?

— М — м… подожди. Надо подумать… О речном?

— Да… Ну, может, и не только о речном. Говорят, он плавал и в океанах, но когда был не капитаном, а юнгой… Но это все так не точно. Запутанно…

— А можно подробнее?

— Можно. Только подробностей — то мало… Мне дед рассказывал…

— Ванин дед — профессор Евграфов, в университете, — вставила Лика.

— Ого! — сказал Герман Ильич. — Статья «Мальчик и бомбочка» — не его ли произведение?

— Да, его… А вы разве читали?

— Твое «разве» вполне объяснимо. Это, мол, для ученых написано, а не для всяких там художников. Но в кругах, так сказать, творческой интеллигенции данный текст тоже обсуждался. В основном сочувственно…

Ваня виновато засопел.

— Ну, а подробности — то? — напомнил художник. — Что поведал тебе Константин… Матвеевич, если не ошибаюсь?

— Матвеевич… — вздохнул Ваня. — А поведал вот что…

И стал рассказывать, что знал. Историю, где были Ремка Шадриков с картой Гваделупы и сама Гваделупа со страшным фортом Дельгре на склоне вулкана Матуба, и капитан «Охотницы», и Гриша Булатов на таинственной «Артемиде», и его маленький дружок — туземец, и…

— Все неизвестно, все непонятно, — признался Ваня. — И хочется разузнать… Хотя, может быть, ничего не было…

— Не бывает, чтобы совсем ничего не было, — как — то недовольно отозвался Герман Ильич. — Булатов наверняка был. Полковник Дельгре — тоже. И Гваделупа. И были мальчики Рем и Костик, тоже любившие тайны… И тайны эти, кстати, не рождаются на пустом месте… Ну вот, мы почти пришли…

Конечно, жилище художника Суконцева понравилось Ване. И картины понравились. Он же был сын своей мамы, которая имела дело с выставками живописцев и графиков. И в искусстве кое — что (хотя бы чуть — чуть) понимал. Или, вернее, чувствовал.

Была картина с нагромождением бурых скал под кучевыми облаками, с зелеными, как стекло, волнами, которые рассыпали по всему полотну клочья прибоя. И был маяк на кромке скал, а рядом с ним — рыжая лошадь, которая оглядывалась и словно ждала кого — то. (Уж не Гваделупа ли это? Та, старая, времен Дельгре…) А рядом, на скамье, стоял холст с очень яркими плодами, отчаянно зеленой ботвой и гирляндами желтых луковиц. Из — за луковиц торчал узкогорлый белый кувшин, из которого выглядывала пластмассовая лысая кукла.

Красные плоды напомнили Ване те самые помидоры. Он смотрел, не зная, что сказать. А стоявшая рядом Лика сказала:

— Маяк и лошадь — это здорово. А натюрморт, извините уж, сплошной кич. Будто и не ваша работа.

— А она и не моя, — слегка злорадно отозвался Герман Ильич. — Соседа. Он принес, чтобы похвастаться… Я передам ему твое мнение. Только не советую потом с ним встречаться…

— Куклу жалко… — вполголоса произнес Тростик.

— Да? Значит, не все потеряно! Значит, какое — то эмоциональное воздействие холст оказывает! Это я тоже передам автору…

— А где мальчик и Дон Кихот? — тихо спросила Лорка.

— Сейчас… это здесь… — Герман Ильич поманил ребят и в кирпичном закутке напротив окна отдернул зеленую занавеску…

Рыцарь сидел на солнцепеке, скрестив длинные ноги в порванных чулках и стальных наколенниках. Ощущалось, что его мятый железный панцирь нагрет солнцем. Рядом валялся такой же помятый шлем — тазик. Худое лицо было утомленным. Но… оно не было печальным. Рыцарь явно радовался отдыху. Он держал у подбородка надкусанную горбушку, а свободной рукой жестикулировал — что — то объяснял сидящему перед ним мальчику. Тонкорукий мальчик в белой маечке и подвернутых джинсах слегка откинулся, упираясь сзади ладонями в песок. Слушал, подняв лицо. Видны были только щека и позолоченное солнцем ухо. И тем не менее Ване сразу представилось мальчишкино лицо (тот был явно похож на Лорку).

Мальчик слушал рыцаря с интересом. Даже не шевелился (это понятно было потому, что на пальце голой ступни сидела, не улетала красно — черная бабочка).

Ваня вдруг подумал, что под майкой у мальчика есть, наверно, такой же коричневый шрамик, что и у Лорки.

Был желтый песок, желтые камни, желтое от солнца небо. Неподалеку пасся худой Росинант, чуть подальше пилил по дороге бело — зеленый автобус, широко шагала к горизонту линия электропередачи. Отбрасывала разлапистую тень ветряная мельница.