Сожженые мосты ч.6 (СИ,с иллюстрациями) - Александр Маркьянов

— Никак нет, нужен технический специалист.

— Терьяков — найти!

— Есть! — один из охранников выбежал из диспетчерской

— Что мы должны делать дальше, полковник?

— Проводить спасательную операцию… У нас есть вертолеты, нужно отправить спасательную группу. И по земле пожарные расчеты, у нас есть… несколько аэродромных машин тушения. Семь километров это немного, прибудут быстро.

— Так направляйте! Господа, что вы стоите?! Работайте!

Вертолеты их не обнаружили — просто прошли на пугающе низкой высоте, вжимая в землю ревущим ветром от лопастей. Потом наступила тишина.

А потом появился самолет. Он был довольно далеко от них, уже отклонился от зоны глиссады. Это был большой четырехдвигательный самолет. И он падал — шел со все увеличивающимся креном к земле, потом стал выпрямляться… потом за деревьями взметнулось пламя…

Снимали все это сразу с трех камер — потому что хоть один, но должен был дойти и донести до небольшого острова, омываемого холодным морем весть о том, что еще один его давний враг нашел себе упокоение…

Спецназовцы без команды, перебежками, начали отходить к фургону…

— Дмитрюк! Дмитрюк, ты что о…ел?!

Поскольку территорию перед штабом, где раньше курили, вычистили до блеска, как говорится… муха ничего не делала — пришлось организовывать другую курилку. Тот же Дмитрюк притащил в укромное место бочку, чтобы не разбрасывать окурки и пепел по территории, а потом опять убирать, и сейчас курил, весьма довольный собой. Курить в присутствии Его Величества… как-то не с руки, а он не курил с утра, и испытывал настоятельную необходимость дернуть хоть пару затяжек. Тут-то на него и выбежал, тяжело дыша, майор Ткач, уже не в форме, а в серебристом защитном пожарном комбинезоне, с каской на ремешках, бьющейся по груди.

— Общая тревога! Быстро в машину!

— Так не наш же день…

Поскольку на каждом аэродроме должна была быть пожарная техника и пожарная бригада — была она и здесь. Целых четыре мощные, полноприводные машины на шасси тяжелых армейских грузовиков, на каждой — кабина для расчета и огромная установка для производства пены, пеногенератор вместе с запасами исходных ингредиентов для пены. Упавший самолет — это страшное дело, там могут быть десятки тонн высокооктанового горючего, а в салоне — сотни пассажиров. Поэтому, аэродромные пожарные машины тушат не водой, а только специальной пеной, а сами машины представляют собой настоящих монстров, способных везти двадцать тонн груза и пожарный расчет по бездорожью со скоростью сто километров в час.

Пожарные машины были — а вот штатных пожарных в части не было, никто не выделил бы фонды на то, чтобы содержать штатные пожарные расчеты. Был один освобожденный брандмейстер, который следил и за мерами пожарной безопасности в части, и были офицеры пожарных расчетов, которые были обучены обращению с техникой и получали за это доплату к жалованию. Полных расчетов было три, и дежурили они по очереди.

— ВВС-один упал! Бегом!

Вместе они побежали к ангару, оттуда уже выезжали, крякая сиренами, ярко-красные монстры. Их подбирали уже на ходу, Дмитрюк втиснулся в заднюю кабину, кто-то передал ему упакованный пожарный костюм, он начал натягивать его прямо поверх формы. Машины неслись по дороге, потом прыгнули сразу на поле через кювет, отчего сидевших в них пожарных так тряхнуло, что кто не был пристегнут — набил себе шишки об потолок. Колокола громкого боя, включенные на всех машинах, извещали всех о случившейся беде.

Потушили достаточно быстро, самолет заходил на посадку, и горючее было выработано на четыре пятых, если не больше. Вертолеты сели на пару минут раньше их, кто-то, вырвав в салоне из креплений большой огнетушитель, пытался безуспешно бороться с огнем — но тут первый же подъехавший пожарный автомобиль повернул в сторону пожара раструб пенной пушки — и белая струя ударила неудержимым потоком, покрывая раскаленный металл белым, невесомым ковром. Первая машина и закончила тушение, помощь остальных уже не понадобилась.

Все что могло сгореть — сгорело.

После часа нахождения на месте пожара, видя, что его помощь не требуется, Дмитрюк решил отойти в туалет.

Народа на пожаре было много, и с каждым часом его прибывало все больше и больше, уже все потушили и сейчас осторожно разбирали то, что осталось от самолета — в общем, капитан решил отойти подальше, чтобы никого не вводить в смущение. Это значит — за лесополосу, там было неубранное хлебное поле, колосья уже наливались желтизной.

Отойдя немного от лесополосы, Дмитрюк начал искать, где бы присесть, и тут что-то привлекло его внимание. Какой-то пролежень… как будто здесь лежало какое-то животное. Он происходил из сельской местности, и знал, что кабаны и медведи очень даже не против разнообразить свой рацион. Но что для кабана, что для медведя было рано, тем более что кабан выкопал бы себе копытами большую яму, и тут этого не было.

Забыв про свои насущные потребности, Дмитрюк осмотрелся, руками поднял примятые колосья, чтобы посмотреть на землю. Никаких следов, но видно, что тот, кто это сделал, потом ушел к дороге. Пройдя по следу, он понял, что здесь все-таки был человек — в двух местах остались-таки смазанные следы. Человек шел очень аккуратно, следов почти не оставалось… он не сломал ни единого колоска, тем более что колосья тут низкорослые, такой сорт пшеницы, ее скармливают скоту…

Еще два-три часа — и все бы поднялось. Не осталось бы никаких следов.

Выйдя по едва заметному следу к дороге, он прошел по обочине. Нашел еще один выходной след. И еще…

Вечером, в Санкт Петербурге был объявлен траур. Гремели пушки Петропавловки, басом отвечали форты Кронштадта, отдавая последний салют ушедшему в мир иной главнокомандующему.

Оружие спецназа КМП САСШ 3

05 августа 2002 года

Персидский залив, Персия

Оперативное соединение "Флотилия 17"

Ночью Персидский залив замирает. Мелководный, теплый — этот кусок моря в окружении раскаленной пустыни и гор является одним из самых желанных кусков мирового океана, если считать в геополитическом смысле. Персидский залив — это нефть, это газ, это глубокая переработка нефти и газа до шестого передела включительно. Персидский залив — это вода с нефтяной, радужной пленкой на ней и частоколом блестящих ректификационных колонн по берегам. Нефть в основном перерабатывают здесь же, и здесь же грузят на танкеры. Далеко в море уходят толстые хвосты труб, по каждой из которых, не пригибаясь, мог бы пройти человек, заканчиваются эти ответвления от трубопроводов — далеко в море. Это так называемые станции, каждая имеет свой сложный буквенный код, обозначающий, откуда эта станция питается и что отгружает потребителям. К станциям ежедневно причаливают танкеры, они столь огромны, что не могут грузиться у берега и всю жизнь проводят на открытой воде, единственный раз они видят сушу во время их постройки. Эти левиафаны, предварительно сбросив из танков балластную воду (никакие штрафы не помогают), ведомые мощными буксирами причаливают к станциям — и живительный черный дождь проливается в их танки. В основном это бензин — миру надо много бензина, мир не может без него жить, а здесь — бензина более чем достаточно. Потом те же буксиры выводят груженый танкер на большую воду, на фарватер — он обозначен длинной цепочкой тральных вех, снабженных фонарями и радиомаяками. Они здесь необходимы, потому что Персидский залив мелководен, полно отмелей и если груженый под пробку танкер напорется на мель, то снять его без разгрузки прямо в море будет невозможно. Современные танкерные команды невелики — обычно это двадцать-двадцать пять человек, большая часть работ на судне выполняется автоматикой. Главный на танкере — капитан, он зарабатывает столько, что часто выходит на пенсию миллионщиком, а за проводку судна в порт быстрее нормы получает премию, достаточную чтобы купить на нее автомобиль. Самый большой бардак обычно бывает у горловины Ормузского пролива — там мало того что фарватер никакой, так еще и полно островов. Танкеры встают в очередь, один за другим, их проводит лоцманское судно, потому что рельеф дна здесь такой, что не помогает никакая автоматика. Каждый год огромные землечерпалки, базирующиеся на Бендер-Аббас и на Мускат, выходят, чтобы углублять фарватер на этом участке — но каждый год все приходится повторять заново.

Сейчас на фарватере было на удивление тихо — старые морские волки, отдавшие здоровье в этих местах припомнить не могли, чтобы не было очереди на проводку. Однако же ее не было — Исламский Халифат объявил эмбарго на поставки нефти — черной крови этих земель. Теперь танкеры грузились только на станциях, идущих от Абу-Даби и от Басры — и то и другое принадлежало русской короне, а она эмбарго не объявляла, даже несмотря на явно недружественные действия объединенного, британо-американского флота. Хуже было другое — страховщики, учитывая нездоровую обстановку в заливе резко взвинтили стоимость страховки, а владельцы танкеров — стоимость фрахта. В пабах Лондона — столице мирового коммерческого судоходства — шутили, что в кой то веки раз в этом году Ллойд[37] сработает без убытков. Большая часть танкеров грузилась теперь на станциях, расположенных на побережье Средиземного моря — и огромная пробка образовалась теперь уже на проход по Суэцкому каналу, который и до этого то был перегружен. Да еще и стоимость продукта там была дороже, потому что в цену входил тариф на перекачку по трубопроводам. В общем и целом — сплошные убытки.