Сиятельный - Павел Корнев

Вот и замечательно!

Честно говоря, после столь беспокойной ночи ничуть не удивился бы, если бы оказался покрыт светящимися бубонами аггельской чумы с головы до пят.

Беспокоила лишь отбитая при прыжке со второго этажа нога. В ней поселилась болезненная ломота, но проблемой это стать не могло: по обыкновению, на мне все заживало, как на бродячей собаке, даже насморком с самого детства не болел.

Сходив в туалет, я оделся, распахнул исцарапанные ставни и посмотрел с высоты холма на город, укутанный туманной пеленой смога даже в столь ранний час. Солнце только–только поднималось над горизонтом и окрашивало серую дымку во все вариации красного, от блекло–розового вина до ярко–алой артериальной крови.

Снова кровь? Да что ж это такое?!

Я в сердцах выругался и спустился на первый этаж. Аппетита с утра не было, поэтому отправился прямиком в сад, где мертвые деревья тянули к небу свои голые ветви. От травы давно осталась одна труха, лишь клумбы щеголяли засохшими цветами, черными и ломкими. Присутствие проклятия ощущалось здесь даже более явственно, нежели в особняке, и по спине побежали колючие мурашки.

Но уходить в дом не стал. Вместо этого прошел путаными тропинками на поляну с голой каменной плитой. Молча постоял там какое–то время, затем обогнул заросли колючих кустов и остановился у второго надгробия. Постоял и у него.

После вернулся к особняку, уселся на верхнюю ступеньку и с благодарностью кивнул Теодору, который вынес на улицу поднос с чайничком, чашкой и вазочкой марципановых конфет.

— Благодарю.

— Не стоит, виконт.

Я поднял с крыльца валявшуюся там со вчерашнего дня газету, встряхнул ее, расправляя, и взглянул на первую полосу.

«Таинственное исчезновение инженера!» — гласил заголовок. Заинтересованный броской подачей материала, я по диагонали проглядел статью, но в итоге так и не сумел уяснить для себя, по какой именно причине пропажа из запертой каюты парома некоего Рудольфа Дизеля наделала столько шума.

Перевернув страницу, я внимательнейшим образом изучил злосчастную заметку о «происшествии» в иудейском квартале, но ничего нового из нее не почерпнул. Тогда интереса ради прочитал статью о самоубийстве дирижера и в очередной раз убедился, сколь нестабильна психика у всех этих деятелей искусства. Один впадает в депрессию, потеряв никому не нужное студенческое кольцо, другой накладывает на себя руки из–за пропажи банальной дирижерской палочки.

Мне бы их проблемы!

Я взглянул на фотографию с похорон дирижера и вдруг углядел на ней знакомый овал бледного лица. Тогда перечитал статью и некролог уже несказанно более внимательно, выяснил, что близких родственников у дирижера не осталось, а коллеги убыли на гастроли по континентальной Европе, и не без сожаления попросил дворецкого отнести поднос с чайником и конфетами на кухню. В голове засело нехорошее подозрение, и проверить его требовалось безотлагательно.

Но прежде чем отправиться в город, я поднялся в спальню и прицепил на пояс кобуру с «Рот—Штейром».

«Циклоп» — это хорошо, только иной раз трех патронов может и не хватить.

Слегка припадая на отбитую ногу, я спустился с холма, завернул в лавку с канцелярскими принадлежностями и приобрел в ней блокнот и пару грифельных карандашей, после отправился в швейное ателье. Безмерно удивил портного, выкупив за полцены костюм — да–да, тот самый нестерпимо модный и столь же броский! — сразу переоделся в него, а пропахшую гарью старую одежду велел отправить в прачечную.

На улицу вышел, ощущая себя новым человеком.

Постоял на крыльце, не дождался восхищенных взглядов прохожих и, слегка раздосадованный этим обстоятельством, отправился в городскую библиотеку. Но когда на глаза попалась вывеска «Ножи со всего света», не удержался и заглянул в нее. Дело было вовсе не в жегшем руки авансе, просто мой старый нож остался под завалом обрушившейся часовни, а зачем претерпевать мелочные неудобства, если есть возможность зайти и купить новый?

Ладно–ладно! Руки мне жег аванс, довольны?

Ножевая лавка оказалась пуста. Нет, различных образчиков колюще–режущих предметов в ней хватало с избытком, а вот покупателей не было, и потому приказчик немедленно взял меня в оборот.

— Чего изволите? — не столько угодливо, сколько подчеркнуто вежливо поинтересовался он, неуловимым образом давая понять, что признал знатока, и после едва заметной паузы доверительно поведал: — У нас новое поступление, опять появились непальские кукри и оригинальные африканские мачете!

— Не интересует, — покачал я головой. — Нужен складной нож среднего размера.

— Наваха, стилет? — уточнил приказчик, оглядел мой модный наряд и задумчиво покрутил ус. — Или что–то более изящное? Сейчас в моде перламутровые рукояти.

Я оглядел витрины с коллекционными экземплярами, экзотическими поделками туземных мастеров и дорогими безделушками и уточнил свои требования:

— Требуется рабочий инструмент с титановым клинком.

— Вот как? — озадачился продавец и указал на проход в соседний зал. — Прошу сюда.

Небольшое помещение оказалось заставлено стеллажами с самыми разными орудиями смертоубийства. Именно орудиями; зачастую чрезмерно изукрашенными, но при этом исключительно надежными и функциональными. Никаких вычурных форм, никаких перламутровых рукоятей.

Кортики, кинжалы, крепкие охотничьи клинки.

Приказчик подвел меня к витрине с парой десятков складных ножей и, будто извиняясь за скудный выбор, произнес:

— Все здесь.

Я не долго колебался и сразу указал на нож–двойник потерянного мной. Замок надежно фиксировал простой серый клинок, плавно переходящий в узкое хищное острие, удобную рукоять украшали по две плашки с каждой стороны, из слоновой кости и полированного красного дерева.

— Сколько?

— Сто франков, — не моргнув глазом, запросил приказчик сумму, в которую мне обошелся костюм.

Но я колебаться не стал; нож стоил каждого запрошенного за него сантима.

Он был титановым и надежным, да при этом еще и красивым. Сочетание, против которого просто невозможно устоять.

С тяжелым вздохом я расстался с очередной сотенной банкнотой, вышел из магазина и прямо у крыльца на пробу заточил карандаш. Бумагу на весу резать не стал — и так стало ясно, что клинок заточен на совесть.

Что ж, хромаем дальше…

Огромное здание главной библиотеки Нового Вавилона с мраморными изваяниями на фронтоне лишь немногим уступало своими размерами Ньютон—Маркту, но не давило на округу, не выглядело мрачным и угнетающим. Посреди небольшого тенистого сквера перед ним били в небо искрящиеся на солнце струи фонтана, а скамейки под деревьями занимали многочисленные студенты императорского университета. Те же, кому места в тени не хватило, расселись с книгами и конспектами прямо на мраморных ступенях портика.

Попасть внутрь проблемой не стало. Просто показал дежурившему на входе вахтеру служебную карточку и спросил, где могу просмотреть подшивку «Атлантического телеграфа».

Благообразного вида дядечка скептически оглядел меня с ног до головы и указал на один из выходивших в фойе коридоров.

— Там, — вяло махнул он рукой.

Я зашагал в указанном направлении и вскоре очутился в просторном читальном зале, тишину которого нарушал лишь шелест листов да скрип железных перьев. Студенты готовились к неумолимо приближающимся экзаменам и, вопреки обыкновению, не отвлекались на свои обычные глупости, поэтому степенно прохаживавшаяся меж столами смотрительница соизволила встретить нового посетителя и поинтересоваться целью моего визита. Я в двух словах объяснил свою проблему и вскоре уже листал грубую газетную бумагу, уделяя особое внимание разделу некрологов и рубрике, посвященной перипетиям светской жизни столичного бомонда.

Газеты оказались пришпилены к доске, стол с ними стоял в самом темном углу, и я весь извелся, отыскивая на пожелтевших страницах хоть какое–то подтверждение своей догадки. Сшив нисколько не мешал находчивым студентам разживаться бумагой для самокруток, и частенько в самых многообещающих местах зияли лакуны, но все же, отлистав назад пару месяцев, я наткнулся на упоминание схожего происшествия, а в январском номере на глаза попалось еще одно сообщение о смерти не менее странной.

Впрочем, странной ли?

Разве удивится обыватель, если впавший в депрессию танцор вдруг шагнет в окно, а злоупотреблявшая выпивкой певичка прихватит в ванну не мочалку с мылом, а пузырек аспирина и опасную бритву?

Вовсе нет! Я и сам лишь пожал бы плечами, доведись прочитать о подобном случае в газете. Такое с творческими людьми случается сплошь и рядом, но лично мне не хотелось бы прочитать подобную заметку об Альберте Брандте, сколь бы сильно я ни злился на него за последнюю выходку.