Сиятельный - Павел Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин Ле Брен! — протянул ее начальнику. — В этом расследовании я представляю пострадавшую сторону, Банкирский дом Витштейна.
— Какого дьявола? — рявкнул Ле Брен, вырвал у меня листок и углубился в чтение. — Это возмутительно! — выдал он пару секунд спустя. — Констебль, что вы о себе возомнили?!
— Поскольку меня отстранили от службы, — напомнил я, — конфликта интересов не возникнет.
Глава сыскной полиции смерил меня недобрым взглядом и обернулся к Бастиану Морану, который преспокойно курил у самоходной коляски. Тот последний раз затянулся и щелчком отправил окурок в мутные воды Ярдена.
— Морис, он имеет право здесь находиться, — предупредил старший инспектор покрасневшего от злости коллегу.
— Мне это не нравится! — раздраженно заявил глава сыскной полиции, вернул доверенность и потребовал: — Констебль, убирайтесь отсюда немедленно!
— Морис! — попытался урезонить его Бастиан Моран. — Нам ведь не нужны осложнения с иудейской общиной, так?
Меньше всего мне хотелось оказаться между молотом и наковальней, поэтому я поспешил разрядить обстановку.
— Пожалуй, в моем присутствии здесь больше нет нужды, — уверил я высокое начальство и потихоньку отодвинулся от пролома.
— Вот как? — улыбнулся вдруг старший инспектор Моран. — И каков ваш вердикт, детектив–констебль?
Я пожал плечами, но все же озвучил и без того очевидную версию:
— Уходя от погони, грабители не справились с управлением, пробили ограждение моста и рухнули вниз.
— И раз так, — улыбнулся Моран, — дело закрыто?
— Не совсем, — осмелился возразить я старшему по званию. — Остается еще отыскать соучастников и поставщиков оружия. Кроме того, необходимо поднять броневик и составить полную опись похищенного. Управляющий банком настаивает на моем присутствии при этой процедуре.
— Идите! — отмахнулся Морис Ле Брен. — О точном времени подъема броневика банк оповестят дополнительно!
— Благодарю, — кивнул я и перевел взгляд на Бастиана Морана. — Это все, старший инспектор?
— Полагаю, констебль, сначала вам придется ответить на вопросы дознавателя, — покачал тот головой. — Судя по вашему виду, вы присутствовали при налете, не так ли?
Я окинул взглядом свой безнадежно изгаженный костюм и улыбнулся, показывая, что оценил шутку инспектора.
— Мы с управляющим ездили на переговоры с моим дядей, графом Косице, но к моменту нападения уже вернулись в город и были в банке.
Старший инспектор Моран достал пачку «Честерфилда» и выудил из нее сигарету, потом махнул рукой рыжеусому детективу–сержанту:
— Опросите констебля!
— За оцеплением! — добавил Ле Брен, повернулся к коллеге и укорил его: — Бастиан, твоя гениальная идея оставить у банка засаду лишила нас трех отличных парней!
— Морис! — мягко улыбнулся представитель Третьего департамента. — Идея, как видишь, оправдала себя целиком и полностью, подкачала реализация. Ну что вам стоило выделить два броневика?
— А кто твердил о секретности?
Ответ старшего инспектора расслышать не удалось, но хватило и этого.
Бастиан Моран предвидел налет на банк.
Проклятье! Эта история пахла еще хуже, чем представлялось поначалу!
6
Домой вернулся далеко за полночь — дознаватель самым натуральным образом выпил из меня всю кровь, куда там вампиру! И если в Ньютон—Маркт он меня подвез на служебном экипаже, то в обратный путь пришлось отправиться своим ходом. То есть пешком.
На крыльцо особняка я поднялся, прихрамывая и едва переставляя от усталости ноги, а прямо с порога уловил непривычный аромат стряпни. Вспомнил об обещанном ужине, досадливо поморщился, но все же прошел в обеденный зал, освещенный лишь парой канделябров с изрядно прогоревшими свечами. Стол в центре комнаты был сервирован на две персоны, во главе его сидела Елизавета—Мария.
Девушка отсалютовала мне бокалом с красным вином и многозначительно произнесла:
— Знаешь, Леопольд, складывается впечатление, что ты меня избегаешь.
— А даже если и так? — хмыкнул я, продолжая стоять в дверях. — Что с того?
— Очень невежливо, — укорила меня Елизавета—Мария и вдруг повысила голос, будто имела полное право здесь распоряжаться. — Теодор! — позвала она.
Дворецкий прошел в зал через вторую дверь, выставил блюдо и убрал с него крышку столь грациозно, словно всю жизнь только и делал, что подавал на стол.
— Пойду приведу себя в порядок, — сообщил я девушке.
— Леопольд! — возмутилась та. — Ужин остынет!
— Не могу же я сесть за стол в таком виде?
— Леопольд!
В голосе суккуба зазвенел металл, и я решил, что проще попробовать ее стряпню, чем объяснять, почему не собираюсь этого делать. Тем не менее хозяин я своему слову или нет? Для начала сходил умыться и переодеться и только потом вернулся за стол, расстелил на коленях салфетку и неуверенно поковырялся вилкой в непонятном кушанье. С опаской подцепив кусочек мяса, отправил его в рот и вдруг обнаружил, что тонкий пикантный вкус очень даже неплох.
— Вот уж не думал, что в преисподней так хорошо готовят, — расщедрился я на комплимент, прожевав второй кусочек.
— О, Леопольд! — закатила глаза Елизавета—Мария. — Ты не представляешь, каких высот достигает кулинарное искусство при столь скудном выборе продуктов!
Вряд ли девушка всерьез рассчитывала отбить у меня аппетит, да ей это и не удалось. Я запил острое мясо глотком воды и принялся уплетать ужин пуще прежнего.
— А сама ты не голодна? — спросил у суккуба, которая не съела ни крошки, только пила вино.
— Нахваталась, пока готовила, — ответила та.
— Так все это для меня?
— Исключительно для тебя, мой дорогой Леопольд, — подтвердила Елизавета—Мария. — Тебе это должно льстить, мало кто может похвастаться таким поваром.
Я кивнул.
— С поварами нам никогда не везло, — улыбнулся я, отодвигая полупустую тарелку. — Предпоследнего пришлось рассчитать за пристрастие к алкоголю, а последний и вовсе исчез со всем столовым серебром.
— В самом деле? — рассмеялась девушка и обратилась к подлившему ей вино дворецкому: — Теодор, как же так? Как вы могли не раскусить этого проходимца?
Слуга ответил не сразу. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, и начал издалека:
— Многие поколения моих предков служили роду Ко́сице. У меня никогда не было других хозяев, и я даже представить не мог, что кто–то может не оценить выпавшей на его долю удачи.
Елизавета—Мария задумчиво изогнула рыжую бровь:
— Неужели даже смерть не сумела поколебать вашу верность?
— О, госпожа! — позволил дворецкий себе снисходительную улыбку. — Мертвецу очень просто хранить верность, не мешают мирские искусы и соблазны.
— Удивительное постоянство, — покачала головой девушка и обратила свое внимание на меня. — Леопольд, тебе не понравилось? Ты плохо кушаешь.
— Не голоден, — ответил я и спросил: — Что, кстати, это? Никак не могу сообразить.
— Это сердце, — с милой улыбкой сообщила Елизавета—Мария, — с соусом из красной смородины. А на второе будет куриная печенка, обжаренная с красным перцем, томатами, базиликом и петрушкой.
— Потроха, — скривился я, хоть особой брезгливостью не отличался. Жизнь отучила.
— Дорогой, ты же сам упрекал меня в излишней расточительности! — напомнила девушка. — Потроха дешевы и питательны!
— Специи наверняка обошлись дороже мяса!
— Мясо без специй — как стейк без крови, — покачала головой Елизавета—Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. — Просто несъедобно! — заявила она, поднялась из–за стола и ушла в гостиную.
Теодор собрал тарелки и спросил:
— Второе или десерт?
— Десерт, — решил я. — И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.
— Как скажете, виконт.
Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой—Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный — в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.
— Защищайтесь! — произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.
— Убери, — попросил я.
Елизавета—Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.
— Не фехтуешь? — спросила она.
— Нет.
— И почему же?
— Если ты приблизился к противнику на расстояние удара клинком, то совершенно бездарно потратил последние мгновения своей жизни. Так обычно говорил отец.
— И ты с ним согласен?
Я кивнул:
— Целиком и полностью.
— Редкостное благоразумие.
— Это наследственное, — пожал я плечами, еще раз поблагодарил девушку за прекрасный ужин и поднялся в спальню, куда Теодор уже принес поднос с чайником и корзинкой бисквитного печенья.