Элвис Пресли: Реванш Юга - Даншен Себастьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вовсе не стараясь отмежеваться от негритянской общины, которую он знал изнутри, Пресли, вопреки всему, претендовал на наследие ритм-энд-блюза. «Рок-н-ролл существует уже давно, просто его называли „ритм-энд-блюз“», — заявил он и пошел еще дальше, неоднократно появляясь рядом с такими звездами, как Би Би Кинг, Бобби Блэнд, Рей Чарлз, Лоуэлл Фалсон или Айвори Джо Хантер, которого он принимал у себя дома. Незадолго до Рождества 1956 года, а потом в декабре 1957-го он побывал на благотворительных концертах, организованных негритянской радиостанцией WDIA, наблюдая за ними из кулис концертного зала Эллис в Мемфисе, и сорвал овацию публики. Мало того, весной 1956 года он отправился на ежегодную ярмарку в Мемфисе в день, отведенный для негритянских посетителей, презрев все табу, и навлек на себя громы и молнии сторонников сегрегации.
Слухи, главные помощники реакционных сил, все же пытались подорвать особые отношения, которые Пресли поддерживал с «черной» Америкой, приписывая ему расистские заявления типа «негры хороши для того, чтобы покупать мои пластинки и чистить мои ботинки». Стремясь положить конец этой кампании, оскорблявшей его лучшие чувства, Элвис задался целью восстановить истину и обратился в популярный негритянский еженедельник «Джет», который летом 1957 года опубликовал статью под заглавием «Pelvis рассказал нам о расистских сплетнях, распространяемых на его счет». Контрмеры подействовали, судя по постоянному присутствию творчества Элвиса в афроамериканских хит-парадах в последующие месяцы, но эта полемика не прошла бесследно для гетто, где и сегодня кое-кто еще бичует мнимый расизм певца. «Совсем недавно две чернокожие дамы, африканка и американка, подошли ко мне после концерта, во время которого я почтил память Элвиса, и сказали, что вспоминать о нем перед афроамериканской аудиторией „не политкорректно“», — рассказывал Жан Жак Мильто весной 2004 года.
Близкие отношения Элвиса с негритянской общиной обнажили некоторые трения в мире кантри, расколовшемся на два противоборствующих лагеря. С одной стороны, новое поколение видело в возвышении Элвиса до ранга звезды надежду выбраться из культурного гетто, в которое загнали его музыку, с другой — вчерашние звезды хиллбилли находили, что триумф Элвиса подрывает их собственный успех, и видели в его заигрываниях с ритм-энд-блюзом признак вырождения их искусства.
Как бы ни складывалась ситуация, какие бы ставки ни были на кону — кантри против ритм-энд-блюза, Север против Юга, белые против черных, богатые против бедных, старики против молодежи, — раскол затронул всю Америку, разделенную феноменом Пресли. Реакция могла принимать самые разнообразные формы, от создания фан-клуба во славу Бетховена двумя студентами престижного Йельского университета до акции оскорбленных матрон, раздававших антиэлвисовские петиции родителям учеников в своем квартале, включая публичное сожжение в Нэшвилле чучела Элвиса и забрасывание певца тухлыми яйцами на некоторых концертах. В Джексонвиле, штат Флорида (решительно, в этом городе реакция на Пресли была самой экстравагантной), дело приняло уже не столь комичный оборот, когда одна женщина, судья по делам несовершеннолетних, официально присутствовала на выступлении Элвиса летом 1956 года. Получив тревожный сигнал от «гражданского комитета», судья Гудинг решила посмотреть, является ли поведение певца предосудительным; в конце концерта она вынесла полковнику предупреждение, чтобы тот унял пыл своего артиста под страхом тюремного заключения.
Американские католики вышли на передний край борьбы с рок-н-роллом. Отец Джон П. Кэрролл, обращаясь без лишних слов к будущим преподавателям католических школ Бостонской епархии, коварно подчеркнул негритянское происхождение этого стиля: «Рок-н-ролл возбуждает юношество точно так же, как тамтамы поднимают боевой дух в воинах джунглей <…>. Судебные инстанции просто обязаны дать надлежащую оценку словам с рок-н-ролльных пластинок». Хотя большинство населения США было протестантским, изобилие протестантских сект (более двухсот) сыграло на руку Римской католической церкви, насчитывавшей 32 миллиона верующих из 90 миллионов христиан. Статус деятельного меньшинства стимулировал католическую общину, заявлявшую о своих опасениях через свои главные печатные органы. «Католик Сан» открыла военные действия, опубликовав язвительный шарж на Элвиса и его провоцирующее поведение, сестры из частной школы Конвента Богоматери в Оттаве отчислили восемь учениц, уличенных в посещении концерта Пресли, а учениц старших классов католической школы Святого Людовика заставляли молиться за спасение души всех девочек, которых этот демонический певец подчинил своей воле.
Тем временем его самого такое остервенение ставило в тупик, поскольку он считал себя благословленным Богом, в чем и признавался прессе: «Поначалу мне было очень больно от такой реакции. <…> Я читаю Библию и верю, что всё, происходящее с нами, — от Бога. <…> Я не стал бы петь, если бы того не пожелал Господь, мой голос — дар Божий». Элвис по-своему излагал доктрину, заставлявшую биться сердце американской нации с самого ее создания, уверяя всех и каждого, что верит в традиционные семейные ценности: «В газетах пишут, что рок-н-ролл провоцирует подростковую преступность, но это смешно. Неужели вы правда думаете, что эта музыка может подтолкнуть молодежь к бунту против родителей? На меня списывают все проблемы в нашей стране. Например, подростковую преступность. <…> Говорят, что я вульгарен. Мне никогда бы и в голову не пришло вульгарно вести себя при посторонних, особенно при детях. Родители меня иначе воспитывали».
Самые нетерпимые не могли удовлетвориться такими оправданиями. В открытом письме директору ФБР Эдгару Гуверу главный редактор «Кросс Реджистер», официальной газеты епархии Висконсина, обличал «угрозу, которую Элвис представляет для безопасности Соединенных Штатов», добавляя: «Судя по словам свидетелей, побывавших на концертах Пресли, я подозреваю, что он наркоман и половой извращенец. Во всяком случае, мне кажется необходимым отслеживать его деятельность, в особенности в связи с ростом подростковой преступности по всей стране».
Гувер, пламенный борец за самую консервативную нравственность во имя отпора коммунизму, сам склонный к расистским выступлениям на почве половой неудовлетворенности, не ждал этого призыва, чтобы проявить интерес к новому кумиру молодежи. Официально он завел дело на Элвиса, все слова и поступки которого тщательно изучались ФБР до самой его смерти, в ответ на заявление анонимного бизнесмена из Мемфиса. Буйства, которыми сопровождались многие концерты Пресли, дали федеральной полиции предлог для того, чтобы взять его действия под контроль, однако ситуация круто изменилась в тот день, когда певцу впервые стали угрожать физической расправой. Из подозреваемого Элвис превратился в жертву, и парадоксальным образом ведомство Гувера взяло его под свою защиту.
Как и ФБР, пресса и СМИ часто оказывались в двусмысленном положении, разрываясь между желанием раздуть скандал и необходимостью предоставлять информацию. Радио оказалось в центре противоречивой полемики, поскольку малейшая попытка цензуры немедленно вызывала возмущение со стороны слушателей. Когда радиостанция WMKH из Детройта объявила о том, что больше не будет передавать записи Элвиса, уже на следующий день в ее почте оказалось более пятисот писем протеста от возмущенных слушателей. Один диджей из Нэшвилла снискал известность тем, что устроил сожжение «сорокапяток» Пресли, а в Элизабеттауне, штат Кентукки, несколько сотен подростков осадили здание радио WIEL, после того как один ведущий разбил пластинку Пресли в прямом эфире. Реакция руководства этой радиостанции красноречиво говорит о том, какой разброд и шатание царили тогда среди профессионалов: чтобы выйти из положения, были запланированы две передачи: одна — полностью посвященная записям Пресли, другая — предоставлявшая слово его оппонентам.
Эта позиция «и нашим и вашим» не ускользнула от полковника Паркера. Небольшая шумиха пошла бы на пользу карьере его подопечного, но один-единственный неверный шаг мог оказаться роковым. Нужно было срочно успокоить умы, и 26 сентября 1956 года полковник объявил об участии Элвиса в общегосударственной кампании против подростковой преступности. Ловкий ход, поскольку Элвис сразу перешел в лагерь рассудительности и порядка, не утратив при этом поддержки подростков, да еще выбил почву из-под ног у всех, кто обвинял его в том, будто он подталкивает американскую молодежь к бунту.