Второй шанс - Виктория Виннер

Это мешает работать. Но пока я справляюсь. И Константин Юрьевич мной доволен.

— На послезавтра я заказываю билеты в Швецию, — переведя своё внимание на более адекватного из двух возможных собеседников, сообщила. — Теперь пора. Два дня у нас будет на то, чтобы изучить Шведмет на месте. Нам же хватит два дня? — уточнила, снова повернувшись к Суржевскому.

Мужчина кивнул:

— Если работать в таком же режиме, то вполне.

Я тяжело вздохнула. Режим убойный. Скоро я забуду, как выглядит моя дочь.

— Отлично. Тогда встречу с Нойнером назначаю на двадцатое.

— Думаю, всё же встречу будет назначать он… — вновь попытался поправить меня Суржевский.

— Не-е-ет, — протянула, слегка прищурившись и мотнув головой. — Встречу назначим мы. Если мы хотим получить от него больше, то должны показать, что много нам не требуется.

По взглядам мужчин заметила, что они не слишком меня поняли. Закатила глаза.

— Просто поверьте. Я на этом собаку съела.

Игорь вновь уткнулся в графики, а Костя кивнул, давая мне свободу действий. В конце концов, именно для этого он и брал меня на этот проект.

Залезла в календарь, чтобы просмотреть список дел и добавить туда заказ авиабилетов, но отвлеклась на звонок не моего телефона.

Игорь схватил смартфон со стола и принял вызов:

— Что случилось? — сходу спросил он.

Почему сразу случилось-то? Суржевский слушал собеседника внимательно, а потом, к моему удивлению, тепло улыбнулся, совершенно поменявшись в лице.

Сердце сжалось в тугой узел, а к горлу подкатил ком. Я сглотнула и стала наблюдать, словно привороженная, за этим без преувеличения редким и завораживающим зрелищем — настоящий Игорь Суржевский разговаривает с дочерью…

Кромка льда, постоянно сковывающая его взгляд, мгновенно растаяла, мелкие морщинки теперь обрамляют чёрные глаза с густыми ресницами, уголки манящих губ, к которым вмиг захотелось прикоснуться своими в нежном поцелуе, приподняты, и даже голос смягчился, из стального превратившись в бархатный.

— Вы в Швеции, а я в Москве, и ты звонишь мне, чтобы спросить, где Алекс?

Выслушав ответ, Игорь хмыкнул.

— У него должна быть видеоконференция с Испанцами. Наверное, мероприятие немного затянулось. Блядская Европа с их сиестами.

Маша что-то ответила, вызвав очередную улыбку на лице отца, и Игорь положил трубку, бросив напоследок:

— Позвони, как объявится.

Я быстро отвернулась, побоявшись оказаться замеченной за подглядыванием. Появилось такое чувство, что я стала свидетелем чего-то личного, сокровенного. Куда вхожи только избранные, дорогие сердцу мужчины люди.

Вновь захотелось плакать. Ведь когда-то он улыбался так и мне…

ГЛАВА 29

— Ты выглядишь уставшей, — заявила подруга, — присаживаясь за наш стол в кофейне.

— Ну, спасибо, — недовольно пробурчала, уткнувшись в кружку с кофе.

— Сегодня опять будешь до восьми работать? — поинтересовалась Алёнка.

Я поспешила мотнуть головой.

— Нет. На сегодня я закончила. Завтра улетаем в Швецию, Костя отпустил собраться и побыть с дочкой…

— Маша уже дома?

— Да, с мамой. Через полчаса у неё танцы, я заберу её из студии, и вечер проведём вдвоём. Скорее бы уже это всё закончилось…

Я уставилась в окно, тяжело вздохнув.

Я скучаю по дочери. В нашей жизни только всё наладилось. Появились деньги на танцевальную студию, в которой Маша так сильно хотела заниматься, мы съездили на море. Я перестала ночами смотреть в потолок, опасаясь уснуть и проснуться в слезах из-за сна, в котором Суржевский больно сжимает моё лицо и разрывает душу на куски.

И вот он снова появился. Только не во сне. Я не сумела отрастить нужную броню, поэтому каждый день выхожу на поле боя без доспехов. Мой единственный щит — гордость и уверенность в собственных силах.

— Ты несчастлива, — прошептала подруга, а я удивлённо посмотрела на неё. — И дело не только в Суржевском. Ты просто несчастлива.

— О чём ты говоришь? У меня есть Маша, родители живы и здоровы, есть собственная квартира практически в центре Москвы, высокооплачиваемая работа… Разве я имею право быть несчастной?

Я пожала плечами и сглотнула ком, образовавшийся в горле от собственных слов.

— Конечно, имеешь, — без сомнений ответила подруга, — как и любой другой человек.

Я снова пожала плечами, не зная, что ещё сказать, а Алёнка решила копнуть глубже:

— Влюбилась и никак не забудешь…

Очередной тяжёлый вздох. Я глотнула остывшей кофе и посмотрела подруге в глаза.

— Знаешь, иногда я его ненавижу. По-настоящему. За то, что не могу его понять. В какой-то момент я была готова простить то, как он поступил со мной, подумав, что слишком сильно задето его мужское самолюбие. Думала, он действительно испытывал ко мне что-то и почувствовал себя преданным. Возможно, отреагировал так остро, потому что уже обжигался на женщинах. У Маши ведь должна быть мать?

Мой вопрос не требовал ответа, но подруга понимающе кивнула.

— Он никогда не говорил о ней. Я до сих пор не знаю, что произошло. Знаю только, что Игорь с маленькой дочкой уехал из страны. Наверняка, она их как-то обидела… Или просто случилось что-то страшное…

Снова глотнула кофе из кружки, которую на протяжении всего монолога держала на весу, от чего пара капель вылилась на стол. Взяла салфетку и стёрла коричневые пятна.

— В общем, — продолжила, вернув чашку на блюдце, — подумала, что была небезразлична ему. А потом вновь встретила. В его офисе. И показалось, что ему абсолютно всё равно. И тогда было всё равно. Он всё помнит и охотно даёт мне это понять, но ему всё равно…

Алёнка промолчала. Она всегда знает, когда не стоит говорить. Когда мне требуется её молчаливая поддержка. Вот, как сейчас.

Я устала. Я так устала. От сумасшедшего рабочего ритма и от холодного равнодушия Суржевского. От его скептицизма и колкостей. Я каждый раз, словно под микроскопом. И приходится выкладываться на двести процентов, чтобы не дать ему ни единого шанса усомниться во мне.

— И