Территория пунктира - Олег Велесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центурион снова замахнулся. Я перехватил его руку за запястье, развернул и острый конец жезла вбил ему в глазницу. Подобрал пилум, отбил подтоком летящий слева меч, прямым ударом ноги отбросил второго легионера, перехватил пилум хватом сверху и метнул в третьего. Второй начал подниматься, и я коленом ударил его в лицо.
Всё случилось в одно мгновенье. Центурион лежал на спине, ноги его подрагивали в конвульсиях, вокруг головы растекалась кровь. На мраморном полу она выглядела как клейстер. И как приговор.
Иллюзий я не испытывал — все калибровки заканчиваются смертью, и эта закончится так же. Мне лишь бы продержаться подольше, чтобы дать императору время спастись. Мысли толкались в голове и утверждали, что он этого заслуживает, хотя шлейф из преступлений за ним тянулся такой, что Джек Потрошитель на его фоне казался первоклассником. Ладно, постараюсь.
Но подольше не получилось. Легионеры подняли пилумы и метнули в меня. Два пробили грудь, один вошёл в низ живота, один пролетел мимо и чиркнул наконечником по стене таблиния. Я устоял и даже попытался сделать шаг вперёд. Не сдамся… Но удержать тело сил не было. Оно завалилось набок, моё сознание выпросталось из него, как бабочка из кокона, поднялось под потолок, и последнее, что я увидел — сиреневый туман…
Глава 11
Я дышал глубоко и часто. Болела грудь, болел живот. Хотелось прикоснуться к ним и проверить, есть ли там раны. Они должны быть, потому что я чувствовал, как длинные наконечники римских дротиков входят в тело, разрывая плоть и ломая кости.
Что за дьявол? Этого не могло быть. Не могло!
Но это было: Нерон, солдаты, мальчишка-кастрат. И даже больше — теперь я помнил все прошлые калибровки. Они всплыли в памяти как видения из того самого сиреневого тумана — непонятные, удивительные и страшные.
Я киллер. Каждый раз меня направляли в определённую точку времени, где я должен был убивать. И я убивал. Тупо, жёстко, без удовольствия и непонятно зачем и с какой целью. Всё происходило вопреки реальным событиям. Под воздействием чужого внушения я нарушал ход истории, точно так, как я нарушил его здесь, в этом времени. Разница лишь в том, что здесь я делаю это планомерно, шаг за шагом, а там наношу точечные уколы, словно врач, вмешиваясь в течение болезни. Вот только я не уверен, что болезнь нужно лечить.
— Андроник, — надо мной склонилась Николет.
Мы лежали обнажённые, и я чувствовал, как её грудь слегка касается моей. От этого прикосновения по телу побежали мурашки, и боль от ран пошла на убыль.
— Да, родная?
— Ты весь мокрый.
— Кошмар приснился.
— Это Морфей наслал на тебя лживый сон. Будь осторожнее. Он может затянуть тебя в небытие.
— Ты сама мой сон. Мой лучший сон.
Она приподнялась, перекинула ногу через меня и села, как будто в седло. Бёдра её мягко скользнули вперёд, потом назад. Я выдохнул и закрыл глаза.
— Тебе хорошо со мной? — прошептала она.
— Да… очень…
— Почему же ты уходишь?
— Потому что…
Как ей удаётся одновременно любить и задавать вопросы? Я ни о чём другом думать не могу…
В барак заглянул Сократ.
— Господин Андроник, пора вставать. Я испёк свежих лепёшек. Если вы сейчас встанете, то успеете позавтракать.
Вот кого я бы убил с удовольствием. Как у него получается, всегда приходить не вовремя?
— Убирайся!
— Я понял, господин, ухожу. Но вы всё же поторопитесь.
Очень хотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым, но под рукой, как назло, ничего не оказалось. Ладно, сделаю это чуть позже…
Из барака я вышел раздражённый. Сократ благоразумно убрался подальше и на мой призывный жест не отреагировал. Подошли Ксенофонт и Хирософ.
— Мы готовы к выступлению.
Позади них гоплиты выстраивались в длинную колонну. Собирались налегке, дополнительных припасов не брали. Госпожа Ламмасу пообещала, что продовольствие и всё необходимое мы получим в Куту.
— Хирософ, ты остаёшься, — сказал я спартанцу.
— С чего вдруг?
— Кто-то должен охранять лагерь.
— Почему я?
— А кто? Никарх?
Хирософ покачал головой.
— Вот и старость пришла. Ни на что иное больше не гожусь.
Я хлопнул его по плечу.
— Годишься. Но здесь должен остаться тот, кому я доверяю. Возьми лучшую сотню спартанцев и половину гимнетов. Мы скоро вернёмся.
Скоро — понятие растяжимое, но задание от госпожи Ламмасу было не сложное, и я надеялся выполнить его за три-четыре дня, максимум за неделю. Я дал знак трубачу, тот надул щёки, выдул медный хрип, и колонна пришла в движение.
Возле выхода я оглянулся. На пороге барака стояла Николет. Тело её прикрывала шёлковая накидка, растрёпанные волосы обрамляли лицо как оклад икону. Я взмахнул рукой, Николет улыбнулась и прислонилась к косяку. Красавица. Я буду по ней скучать.
Сбоку подкрался Сократ. Именно подкрался, умеет он это делать.
— Господин…
— Оставайся с Николет. Головой за неё отвечаешь.
Некоторое время он шёл за нами, словно надеялся, что я передумаю и возьму его с собой, потом остановился, постоял и вернулся в лагерь.
Дорога тянулась прямо, как будто прочерченная по линейке. В передовом дозоре шли гимнеты. Я приказал им рассеяться по полям и выглядывать всё, что может показаться странным. Сомневаюсь, что хабиру подошли к Вавилону близко. Наверняка они расположились где-то в окрестностях Куту, в одной из деревень и уже оттуда выбираются в набеги. В городе у них есть свои люди, которые сообщают, когда выходит очередной караван. Но осмотреться и быть внимательнее не мешает.
За время пребывания в армии, я обратил внимание, что греки ведут себя достаточно беспечно. Если на марше они ещё пользовались примитивными мерами предосторожности, высылая вперёд и на фланги разведку, то останавливаясь на ночь, забывали обо всём. Никакого укреплённого лагеря, как у римлян, лишь подвижные дозоры из тех же гимнетов или пельтастов. Мне это не нравилось, но переучить их не получалось. Ксенофонт посмеивался надо мной, а когда я злился, пытался объяснить, что, дескать, врага проще держать в напряжении короткими вылазками, да и вообще, только трусы прячутся за стенами — настоящие мужчины не боятся никого.
Я мог бы поведать ему массу историй, когда реально настоящих мужчин крошили в капусту только из-за того, что они не удосужились огородить себя хотя бы хлипким заборчиком, но все эти случаи относились к будущему, и боюсь, Ксенофонт мои рассказы не оценит.
До вечера
