Гарри Поттер и Дары Смерти - Джоан Роулинг

Гарри думал о Годриковой Впадине, о её могилах, ни разу не упомянутых Дамблдором, думал о загадочных вещах, завещанных Дамблдором им троим без каких-либо объяснений, и в душе его нарастала обида. Почему Дамблдор ничего ему не сказал? Да и так ли уж небезразличен был он Дамблдору? Или тот относился к нему всего лишь как к орудию, к мечу, который следует начищать и затачивать, но поверять ему что-либо вовсе не обязательно?

Он больше не мог лежать на полу гостиной, перебирая горестные мысли. Охваченный отчаянным желанием сделать хоть что-нибудь, как-то отвлечься, Гарри выбрался из спального мешка, поднял с пола свою волшебную палочку и тихо вышел из гостиной. На лестничной площадке он шепнул: «Люмос» — и при свете палочки начал подниматься по ступеням.

На площадку третьего этажа выходила дверь спальни, в которой Гарри и Рон ночевали, когда были здесь в последний раз; Гарри заглянул в неё. Дверцы платяных шкафов стояли распахнутыми, бельё с кровати кто-то содрал. Гарри вспомнил опрокинутую ногу тролля, которую видел вчера на первом этаже. Кто-то обыскивал дом после того, как Орден его покинул. Снегг? Или, может быть, Наземникус, много чего уворовавший отсюда и до, и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри прошёлся по портрету, изображавшему некогда Финеаса Найджелуса Блэка, прапрадедушку Сириуса, — теперь на холсте остался лишь грязноватый фон. Очевидно, Финеас Найджелус предпочёл провести эту ночь в кабинете директора Хогвартса.

Гарри снова стал подниматься вверх и добрался до самой верхней площадки, на которую выходили только две двери. На одной висела табличка с именем: «Сириус». В спальне своего крёстного отца Гарри никогда ещё не был. Он толкнул дверь и поднял палочку повыше, чтобы она освещала по возможности большее пространство.

Комната эта была просторной и когда-то, должно быть, красивой. Большая кровать с резной деревянной спинкой в изголовье, высокое окно, задёрнутое длинными бархатными шторами, густо покрытая пылью люстра, из которой ещё торчали огарки с восковыми сосульками. Тонкая пленка пыли покрывала картины на стенах и доску в изголовье кровати; паук растянул паутину между люстрой и верхушкой большого платяного шкафа, а войдя в спальню, Гарри услышал, как удирает потревоженная мышь.

Ещё подростком Сириус понаклеил здесь такое количество плакатов и картинок, что они почти полностью закрыли серебристо-серый шёлк, которым были обтянуты стены. Гарри оставалось лишь предположить, что родители Сириуса не сумели снять заклятие Вечного приклеивания, державшее всё это на стенах, поскольку одобрить декоративные вкусы своего сына они определённо не могли. Похоже, Сириус из кожи вон лез, чтобы досадить родителям. Здесь было несколько больших, потускневших, красных с золотом знамен Гриффиндора, подчеркивавших безразличие Сириуса к родственникам, каждый из которых закончил Слизерин. Было много фотографий магловских мотоциклов и (Гарри оставалось лишь позавидовать нахальству Сириуса) несколько плакатов, изображавших магловских девушек в купальниках. Ясно было, что это маглы, поскольку они оставались совершенно неподвижными, выцветшие улыбающиеся губы и глаза их словно примёрзли к бумаге, составляя контраст единственной здесь магической фотографии — изображению четырёх учеников Хогвартса, стоявших перед камерой, держась за руки и смеясь.

Гарри ощутил прилив удовольствия, узнав на ней отца, — его нерасчёсанные тёмные волосы стояли, как и у Гарри, торчком, и он тоже носил очки. Рядом с ним возвышался небрежно-красивый Сириус, чуть надменное лицо его было много моложе и веселее того, какое помнил Гарри. Справа от Сириуса стоял едва достававший ему до плеча Петтигрю, полноватый, со слезящимися глазами, разрумянившийся от радости, вызванной тем, что его приняли в самую клёвую из школьных компаний, в компанию таких обожаемых всеми бунтарей, как Джеймс и Сириус. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда выглядевший каким-то потрёпанным, но светившийся не менее радостным удивлением человека, неожиданно обнаружившего, что его любят и считают своим… Или Гарри это казалось, поскольку он уже знал, как всё тогда было? Он попытался снять фотографию со стены, в конце концов она теперь принадлежала ему, ставшему наследником всего имущества Сириуса. Однако фотография с места не сдвинулась. Сириус не оставил родителям ни единой возможности что-либо изменить в его комнате.

Гарри окинул взглядом пол. Небо снаружи стало ярче: пробивавшийся в комнату луч света позволял хорошо разглядеть листки бумаги, книги и мелкие вещицы, разбросанные по ковру. Ясно было, что комнату Сириуса тоже обыскивали, хотя найденное в ней было, похоже, сочтено — по большей части, если не целиком, — не имеющим ценности. Несколько книг кто-то грубо встряхнул, отчего обложки их наполовину оторвались, а пожелтевшие страницы рассыпались по полу.

Гарри наклонился, поднял с пола несколько листков, всмотрелся в них. Один оказался страницей из старого издания «Истории магии» Батильды Бэгшот, другой — из руководства по уходу за мотоциклом. Третий был исписан от руки и смят, Гарри разгладил его.

Дорогой Бродяга!

Спасибо, огромное тебе спасибо за подарок на день рождения Гарри! Он всё ещё остаётся у мальчика самым любимым. Гарри всего только год, а он уже летает на твоей игрушечной метле и выглядит страшно собой довольным — прилагаю снимок, посмотри сам. Как ты знаешь, метёлка поднимается над землёй всего на два фута, но Гарри уже едва не прикончил кошку и расколотил кошмарную вазу, присланную на Рождество Петуньей (вот тут мне жаловаться не на что). Разумеется, Джеймс находит всё это забавным, говорит, что мальчик станет великим игроком в квиддич. Нам пришлось убрать и упаковать все безделушки, и теперь мы не спускаем с него глаз, когда он летает по дому.

День рождения прошёл очень тихо, в гости к нам заглянула лишь старая Батильда, которая всегда была к нам добра, а Гарри попросту обожает. Мы так жалели, что ты не смог появиться, но, конечно, Орден прежде всего, да к тому же Гарри ещё не настолько вырос, чтобы понять, что это его день рождения. Джеймса начинает немного расстраивать необходимость сидеть здесь, будто взаперти, он старается не показывать этого, но я же вижу. А тут ещё Дамблдор никак не вернёт его мантию-невидимку, и это лишает Джеймса возможности совершать хотя бы небольшие вылазки. Если ты сможешь нас навестить, это его очень обрадует. В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик, по-моему, он чем-то подавлен, хотя, вероятно, всё дело в новости насчёт Маккиннонов. Я, услышав её, целый вечер проплакала.

Батильда забегает к нам почти каждый день. Она очаровательная старушка, рассказывает о Дамблдоре совершенно поразительные вещи, не уверена, что он был бы доволен, узнав об этом! Не знаю, впрочем, можно ли им верить, потому что мне кажется невероятным, чтобы Дамблдор…

Руки и ноги Гарри точно онемели. Он стоял совершенно неподвижно, держа в ничего не чувствующих пальцах чудесный листок, а внутри у него происходило что-то вроде безмолвного извержения вулкана, выбрасывавшего смешанные в равных долях радость и горе. С трудом доковыляв до кровати, он сел.

Гарри прочитал письмо ещё раз, но никакого нового смысла в нём не обнаружил и теперь пригляделся к почерку. Мама выводила «у» точь-в-точь как он. Гарри просмотрел всё письмо — эта буква везде была одинакова и каждый раз воспринималась как приветливый взмах руки из-за прозрачной завесы. Письмо было невероятным сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер жила, действительно жила на свете, что её тёплая рука скользила вот по этой странице, выводя чернилами вот эти буквы, эти слова, слова о нём, Гарри, её сыне.

Нетерпеливо смахнув с глаз слёзы, он перечитал письмо снова, вникая теперь в значение написанного Лили. Он как будто вслушивался в наполовину забытый голос.

У них была кошка… возможно, и она умерла, как родители, в Годриковой Впадине… или сбежала, когда её некому стало кормить… Сириус купил ему первую в его жизни метлу… родители знали Батильду Бэгшот; может быть, их познакомил Дамблдор? «Дамблдор никак не вернёт его мантию-невидимку»… А вот это немного странно…

Гарри прервал чтение, обдумывая слова матери. Зачем Дамблдор взял у Джеймса мантию-невидимку? Гарри ясно помнил, как Учитель годы тому назад сказал ему «Мне не нужна мантия-невидимка для того, чтобы стать невидимым». Возможно, она понадобилась кому-то из менее одарённых членов Ордена и Дамблдор просто вызвался её передать? Гарри стал читать дальше. «К нам заезжал Хвостик…» Петтигрю, предатель, казался чем-то «подавленным», только ли казался? Может быть, он уже знал, что в последний раз видит Джеймса и Лили живыми?

И наконец всё та же Батильда, которая рассказывала о Дамблдоре поразительные вещи: «…кажется невероятным, чтобы Дамблдор…»