Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский

На третий день ветер поутих, шхуна перестала отчаянно скакать по волнам, и Войда нашел в себе силы выбраться из тесной каюты на свежий воздух. Однако вид огромных темных волн быстро вернул тошноту, и Войда долго стоял, вцепившись в ограждение, крепко зажмурив глаза и проклиная тот день и час, когда согласился на столь тягостное для непривычного к морю человека путешествие.

Матросы откровенно потешались над несчастным пассажиром, тыкали в его сторону пальцами, выкрикивали какие-то греческие остроты, над которыми тут же хохотали. Войда терпел – у него не было сил даже обругать как следует своих обидчиков.

Наконец один из матросов, сжалившись, подошел к Войде, помахал перед его лицом огромной ручищей и на ломаном немецком языке, с трудом подбирая слова, посоветовал:

– Не смотреть низ, камрад. Смотреть далеко! Далеко – маленький волна, глаз на месте! Понимай, камрад?

Войда, не видя толку в совете, пожал плечами и промолчал, страстно желая очутиться если не на берегу, то, по крайней мере, в своей каюте, поблизости от спасительного ведра. Однако через несколько минут, решив, что хуже от совета не будет, решился попробовать смотреть вдаль. И неожиданно для себя обнаружил, что если прямо под носом нет бесконечно колышущейся воды, качка действительно переносится легче.

К вечеру Войда почти воспрял духом, свыкся с качкой, и уже слабой улыбкой отвечал на непонятные насмешки матросов. Он даже рискнул совершить по палубе небольшую экскурсию. При этом Войда тщательно планировал каждый шаг и все время двумя руками держался за прочно закрепленные на палубе ящики с грузом и такелаж. Поскольку палуба была тесно заставлена бочками, ящиками и здоровенными тюками, передвигаться по ней было несложно.

На носу шхуны Войда, к своему удивлению, обнаружил «живой уголок»: несколько отчаянно блеющих овец и коз в плетеной загородке. Дух скотного двора тут оказался столь крепок, что Войду снова замутило, и он со всей возможной поспешностью пополз обратно, к каюте.

Давешний матрос-советчик, остановившись на минутку рядом с Войдой, счел долгом пояснить назначение «скотного двора» на палубе:

– Коза, барашка – капитан ам-ам, понимай? Свежий мясо, камрад… Карашо, понимай?

Войда кивнул: что же здесь непонятного? Капитан любит свежее мясо, вот и захватил с собой в длительное путешествие живой запас.

Утром четвертого дня пассажир пробудился от беспокойного сна с отчетливым чувством голода, и еле дождался юнгу, каждое утро заглядывающего в каюту с какими-то мисками. Содержимое миски Войду в то утро, правда, разочаровало: там были вареные бобы, сдобренные каким-то на редкость вонючим жиром. Почувствовав тут же дурноту, Войда сразу же вернул миску мальчишке, оставив себе лишь ломоть хлеба с куском овечьего сыра. Сыр, хоть и тоже неприятно пованивал, все же оказался съедобен.

Очень скоро Войда убедился, что корабельная стряпня на «Клеопатре» не отличается разнообразием: и утром, и вечером здесь подавали те же самые отвратительные бобы и сыр.

Войда попытался втолковать юнге, что он – коммерческий пассажир, заплативший за место на «Клеопатре» крупную сумму. И что за эти деньги он с полным основанием рассчитывает на то, что его будут более-менее сносно кормить. То, что носят ему – явная ошибка здешнего повара.

Строго говоря, это варево и человеческим-то назвать можно лишь с большой натяжкой, развил свою мысль вдохновленный голодом Войда. Если экипаж «Клеопатры» до сих пор не выбросил своего кашевара за борт и продолжает травиться его стряпней – это, в конце концов, личное дело команды. Но он этого есть не будет! И, как сумел, попытался через мальчишку передать повару, чтобы тот в следующий раз прислал коммерческому пассажиру что-нибудь повкуснее – иначе он пожалуется капитану.

Юнга выслушал длинный монолог пассажира с открытым от восторга ртом, явно ничего не понял, ибо никаких языков, кроме греческого, не знал. Отчаявшись объясниться, Войда прибег к спасительному языку мимики и жестов. Указав на миску, он скорчил физиономию, заткнул нос и для наглядности сунул в рот два пальца, изображая рвотный позыв. И, наконец, на глазах у мальчишки Войда вытряхнул содержимое миски за борт. Надеясь, что туповатый мальчишка понял его демонстрацию, Войда пошел дальше и высказал мимическое пожелание относительно того, что должно быть в меню коммерческого пассажира. Он мемекал, приставлял ко лбу пальцы, изображавшие рожки, и даже указывал юнге на судовой загончик для скотины. Мальчишка после некоторого размышления закивал головой, схватил пустую миску и вскоре снова принес Войде… те же бобы!

Ловко увернувшись от швырнутой Войдой миски, зловредный мальчишка долго скакал возле каюты пассажира на четвереньках, громко блеял на потеху матросам, и очень похоже копировал Войду, приставляя ко лбу пальцы, а потом суя их в щербатый рот и изображая рвотные позывы.

Сделав вывод, что у мальчишки просто не все дома, Войда решил завтра же потолковать со шкипером и открыть ему глаза на то, как издеваются на его судне над коммерческим пассажиром.

Вот и нынче, запустив в несносного мальчишку традиционно поданную мешанину из бобов, Войда решительно выбрался из каюты и отправился на поиски шкипера, которого не видел с самого Константинополя.

Капитана Тако Войда нашел на палубе. Шкипер пребывал в отличном настроении, чему в равной мере способствовало несколько стаканчиков любимой виноградной водки, вкусный и плотный завтрак, после которого на столе осталась груда нежных косточек, а также явное везение в карточной игре. За этой игрой Войда и застал шкипера, удобно расположившегося в плетеном кресле и задравшего ноги на бочонок с яблоками. Партнер шкипера, его верный помощник, как проигрывающая сторона, был в соответствующем расположении духа. Появление пассажира, лишившего его каюты, расположения духа помощнику не прибавило, и он мрачно уставился на визитера.

– О-о, кого я вижу! – с воодушевлением приветствовал пассажира по-немецки шкипер. – Герр Мюллер, если я правильно запомнил ваше имя? Рад видеть, что вы, наконец, перестали быть затворником и покинули свою каюту, ха-ха-ха! Желаете составить партию в картишки, герр Мюллер?

От карт Войда-Мюллер отказался. Осторожно присев на край ящика, он изложил шкиперу Тако свои претензии относительно питания на «Клеопатре» и явных издевательств судового повара над его желудком.

– О, вы ошибаетесь, герр Мюллер! Пассажиры на моей «Клеопатре» редкие гости, и издеваться над ними, уверяю, никому и в голову не придет! Мальчишка? Бог мой, герр Мюллер, да он просто глуп, и, к тому же немного сумасшедший. Вы разве не заметили? Впрочем, сердце у мальчишки золотое, и вы убедитесь в этом, когда узнаете его