Ведьма: пятьсот лет одиночества - Стелла Сахарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что написано? — испугалась я.
— Ты красивая, — продолжила старуха, — а девочки тянут красоту от матери себе. Мальчики же материнское лицо не трогают.
— Почему ты живешь одна?
— Нет у меня ни мужа, ни детей. Не дал бог.
Зашел Василий с полным ведром воды.
— На стол поставь, — приказала старуха.
Мужчина с грохотом поставил ведро, расплескав на стол воду.
— Сколько тебя учить, Василий? Что я тебе говорила?
— Вода в ведре — это жизненные силы! — проговорил мужчина заученную фразу.
— Ну, а дальше?
— Береги воду! Не расплескивай без надобности.
— Горе ты мое! — простонала старуха. — Мало на твою башку бед сваливается, так ты еще и воду плещешь без надобности. Подай ковш.
Старуха зачерпнула деревянным ковшом, выточенным в виде лебедя, воды и подала мне.
— Пей! Это колодезная вода! Сама чистая!
Я сделала глоток — вода на вкус показалась мне сладкой.
— Я приготовлю тебе отвар, чтобы малыш не выскочил раньше времени. А ты принимай его каждый день с утра.
— Какая трава в отваре? — спросила я.
— Барыня знает травы?
— Только ядовитые, — ответила я.
Старуха с удивлением посмотрела мне в глаза, и я поняла, что она не верит.
— Настойкой белладонны можно отравить человека, но в малых дозах — это хорошее лекарство от многих болезней.
— Помоги Василию, — вдруг проговорила старуха, — умрет же его Любава.
— Как ты узнала про зеркальный портал?
— Несколько лет назад была у меня странная барышня. Тоже думала, что я ведьма. Расспрашивала про Темный мир и про крылатых мужчин. Я ничего об этом не знала. Барыня рассердилась, затопала ногами, закричала и ушла. Я решила после нее вымыть пол колодезной водой. Так обычно делают, если в доме покойник был. Но я нарушила традицию. Когда все убрала, то нашла на полу блестящую металлическую вещицу, похожую на монету. Я ее подняла и увидела, как барыня исчезает в ней. Страх овладел мной. Я завернула вещицу в лоскут и закопала в саду, под яблонькой. В первую же грозу молния расщепила ствол дерева. В следующую грозу искореженное дерево было сожжено молнией. Я поняла, что вещица это опасная, но доставать ее из земли не стала. Я ждала новую грозу. Раскаты грома были такими страшными, что казалось, что земля разверзнется и ад накроет всех нас. Потом молния ударила туда, где я спрятала эту вещицу. Земля загорелась, и я увидела красивое маковое поле. Девушка говорила мужчине, что эти цветы волшебные. Кругом лил дождь, гремел гром, сверкала молния, а они стояли в поле, и светило солнце. Я видела их точно также, как вижу сейчас тебя.
— Где эта вещица? — задыхаясь от нетерпения, спросила я.
— Так вот же!
Старуха достала из кармана и подала мне. Это было зеркало, изготовленное тем же способом, что и мои.
— А почему ты не можешь помочь Василию? — строго спросила я.
— Мой предмет очень маленький, через него не может пройти человек! Но я иногда слушала, о чем говорят там.
— Что? — удивилась я.
— Через эту штуку можно слушать!
— Ты еще кому-нибудь об этом говорила?
— Что ты, барыня! Я, итак, живу на птичьих правах, а если бы об этом сказала, то уже болталась бы на первом суку.
— Мне нужен этот предмет! — по-деловому строго сказала я.
— Возьми!
— Что ты за него хочешь?
— О чем может мечтать старуха? Ничего мне не надо. Бери и все. Про Василия не забудь!
— А если я приглашу тебя к себе? И ты будешь помогать мне с ребенком и по хозяйству, — спросила я.
— Хочу, конечно, но спроси сначала своего барина! Вдруг он выгонит меня, — жалобным голосом проговорила старуха.
— Как зовут тебя?
— Я не помню своего имени, которое дали мне при рождении, но меня всю мою жизнь кличут Марухой.
— Маруха?
— Да, барыня! В древних историях Мара — это призрак, приведение. Ни злое, ни доброе существо. Непонятное! Вот меня так и прозвали.
— Хорошо. Я сегодня поговорю с мужем, а ты собирай вещи, завтра Василий на телеге за тобой приедет.
— Барыня, вот еще что!
Старуха замолчала и начала нервно теребить кисти пояска.
— Говори, что?
— Рыжего бы забрать с собой!
— Какого рыжего? Кота?
— Да, барыня, он мне как сын. Много лет вдвоем живем.
— Конечно, Рыжего тоже берем, надеюсь, что ежика и змеи в сыновьях у тебя нет.
Маруха засмеялась и я заметила, что все зубы у нее на месте.
— Странно для старухи, — подумала я. — Обычно в преклонном возрасте зубы — это самое уязвимое. Их теряют раньше волос.
— Сколько тебе лет? — быстро спросила я.
— Да, кто ж их считал?
— А документы о рождении у тебя есть?
— Бумаги есть, но читать я не умею.
— Хорошо. Возьми все, я потом разберусь.
Пока Василий управлял тройкой скакунов, запряженных в карету, я думала о зеркальце, которое получила от Марухи. Лошади не привыкли к упряжке, поэтому карету трясло и дергало. Меня снова начало мутить, и я приказала остановиться.
— Почему они так дергают карету? — спросила я у Василия.
— Дык, матушка, эти лошади скаковые. Им карета мешает!
— И что я теперь всегда буду ездить с остановками?
— Матушка, другие лошади нужны для кареты, понимаешь?
— А ты в лошадях разбираешься?
— Матушка, дык я же раньше конюхом служил. Люблю лошадей с детства.
— А почему в мастеровые пошел?
— Денег думал больше заработать.
— И что? Заработал?
— Куда там! Пока струменты купил, пока руку набил, а уже и струменты другие появились, и место конюха занято.
— К себе конюхом позову, пойдешь?
— К тебе, матушка, хоть конюхом, хоть дворником, хоть золотарем — все хорошо. Пойду.
10 сентября 1566 г. (Москва, дом в Бронной слободе)
С сегодняшнего дня у меня появились и служанка Маруха, и конюх, он же кучер — Василий. Муж не препятствовал появлению новых людей в доме.
— Дорогая, я тебе полностью доверяю, — раскатистым басом сказал он. — Это люди нужные, тем более ты с ними говоришь на их родном языке. Посчитай, сколько нужно денег на их содержание, и я тебе ежемесячно буду давать эту сумму.
Такой порядок дел меня устраивал, а я накинула еще два десятка рублей — мне же тоже нужны деньги, не ходить же с протянутой рукой к мужу, если что-то понадобится. Язык я осваивала легко и быстро. Скоро я поняла, что у русских есть маты — слова, которыми они и ругаются, и восхищаются. Василий — был главным учителем матерной речи. Маруха торопила меня.
— Излечивай жинку Василия, — твердила она с утра до вечера. — Может быть