Холодный бриз - Олег Таругин

Вспомнив еще кое о чем — увы, реалии времени! — Крамарчук отдельно подчеркнул, что ефрейтор бронетанковых войск Геманов (имени единственного в их компании танкиста он так и не узнал) изложил сведения верно и без значительных технических ошибок. Поразмыслив еще с одну сигарету, подполковник приписал: 'однако, считаю необходимым заметить, что в данном документе абсолютно не отражены образцы бронетехники, поступавшие в СССР по ленд-лизу из САСШ и Великобритании, а именно, американские танки типа 'Шерман' М4 и 'Генерал Ли/Грант' М3, и английские танки типа 'Валентайн', 'Черчилль' и 'Матильда'. Технические данные по данным образцам могут быть получены по официальным или разведывательным каналам. Упомянутые модели, по моему личному мнению, значительно отставали от советских танков по основным ТТХ и не оказали существенного влияния на ход войны со стороны Советского Союза, однако существенно ослабили нехватку танков в период 1941–1943 годов'.

От работы его отвлекла Вера, после вежливого стука заглянувшая в комнату. Юрий встретил ее искренней улыбкой: миловидная сержант ГБ понравилась ему еще при первом знакомстве. Девушка вкатила в комнату свою тележку, остановившись в паре метров от его рабочего стола.

— Добрый день, Верочка, проходите, пожалуйста!

Девушка неожиданно отрицательно встряхнула завитыми по последней моде кудрями, выглядывающими из-под пилотки:

— Не положено, товарищ Крамарчук. Пожалуйста, сначала закончите работу с документами и уберите их, тогда я пройду.

Крамарчук внутренне матюгнулся, но спорить не стал, поспешно собрав исписанные листы в папку и убрав ее в ящик стола.

Улыбнувшись, девушка подошла к столу:

— Обед, товарищ Крамарчук, два часа уже. Разрешите, я сначала приберу? — она быстро переложила на тележку использованные тарелки, и выставила на стол новые.

— Суп, второе и компот. Чаю хотите?

— Не откажусь, — улыбнулся Крамарчук, — а то мой совсем уж остыл. Как тут у вас с кипяточком вообще?

— А вы дежурному скажите, он распорядится. Может, еще что-нибудь нужно?

— Да нет, Верочка, спасибо. Не составите компанию?

— Простите, не могу. Вы кушайте, я после зайду, приберу. Заодно и поужинать принесу. Приятного, аппетита, товарищ Крамарчук, — девушка ретировалась, аккуратно прикрыв за собой дверь. Грустно улыбнувшись — а ты чего ждал, старый пень? — подполковник с аппетитом принялся за еду…

После обеда Крамарчук не спеша, перекурил, лениво просматривая исписанные страницы. Пожалуй, можно так и оставить, вот только… Пододвинув к себе чистый лист, Юрий набросал нечто вроде небольшого заключения, еще раз упомянув про обязательную радиофикацию танков, рациональность сведения их в более управляемые и малочисленные соединения и важность своевременного снабжения боеприпасами и ГСМ. Хотя для этого, как он уже писал, нужен автотранспорт, тот самый привычный любому современному офицеру 'транспортный тоннаж на соединение', взять который пока просто негде, а до тех же ленд-лизовских 'студебеккеров' еще о-го-го, сколько времени. Впрочем, в качестве паллиативной меры на первое время сойдут и цилиндрические съемные баки как на поздних Т-34 и ИСах. Все ж лучше, чем ничего. Да, и про ячеистый наполнитель в баках, особенно внутренних, не позабыть написать — сколько жизней можно будет спасти.

Подумав, подполковник вкратце описал хорошо зарекомендовавшую себя в начальном периоде войны тактику немецких танковых клиньев, сопроводив ее пояснением, что основой этих самых 'непобедимых армад' всё-таки были вовсе не 'тройки' с 'четверками', как принято было считать в его время, а легкие танки Pz-I, Pz-II и трофейные чешские 'Шкоды'. Правда, немцы уже в сорок первом активно использовали самоходные установки, как противотанковые, так и мощные 150-мм гаубицы, но это особый разговор, так что зацикливаться на этом сейчас вряд ли стоит. Почувствовав, что начинает повторяться, ведь и о радиофикации, и о САУ он уже писал раньше, Крамарчук завершил обзор и, поставив внизу страницы дату и подпись, убрал бумаги в папку. Так, с этим, вроде бы, все, поскольку, лучшее, как водится, враг хорошего, и лишних врагов ему плодить не с руки.

Подполковник походил по комнатам, разминаясь, выпил еще чаю (бурда, конечно, еще и перестоявшая в чайнике, но за неимением гербовой, как известно…) и покурил, стоя у раскрытого окна, выходящего во внутренний двор. Пользующееся в народе жуткой славой лубянское хозяйство жило своей размеренной жизнью, в которой никому не было дела до одинокой фигурки в окне третьего этажа. Докурив, Юрий затушил сигарету и хотел, было, по привычке выбросить окурок в окно, но вовремя вспомнил, что вряд ли это будет хорошей идеей — подобных сигарет в этом времени пока еще не было. А выслушивать наутро укоризненные сентенции Михаила 'ну, что ж вы так, товарищ Крамарчук, времена сейчас, сами знаете, какие… как-то не хотелось.

С полчаса полежав на диване, Юрий умылся холодной водой (горячей отчего-то не было) и вернулся за стол. Особенного желания работать не было, но подполковник хорошо понимал, что в сороковом году подобные отговорки еще, мягко говоря, не популярны, а то и опасны для жизни. До времен брежневского застоя оставалось еще несколько десятилетий, да и не был Крамарчук теперь уверен, что Советский Союз окунется в это тихое болото всеобщей сытости и равнодушного согласия — скорее всего, в новом варианте истории 'дорогой Леонид Ильич' и вовсе не взойдет на трон генерального секретаря. По крайней мере, он собирался максимально полно описать свои впечатления от периода его правления, начиная от свержения опального генсека и заканчивая БАМом и Афганистаном, а там уж пусть товарищ Сталин сам решает его судьбу. Впрочем, если взглянуть на него сквозь призму времени, Брежнев был вполне адекватным правителем, пожалуй, одним из лучших в истории послевоенного Союза…

Кряхтя, Юрий поднялся с дивана и уселся за стол. Положил перед собой чистый лист, пронумеровал и задумался. Надо бы составить какой-то план, прикинуть, о чем, собственно, писать. Историю ближайших десятилетий он осветил еще в Чабанке, по танкам, спасибо ефрейтору, тоже прошелся, а вот дальше? Хорошо Лаврентию Павловичу — сказал себе 'постарайся вспомнить что-нибудь важное', и ушел. Восстанавливать, так сказать, социалистическую законность с холодным разумом, горячим сердцем и, как водится, чистыми руками. А что, собственно, считать этим самым 'важным'? Хотя, с другой стороны, важным с позиций сорокового года может оказаться абсолютно все, что будет происходить в последующие годы. Любая субъективно кажущаяся ему пустяковой мелочь вполне имеет шансы аукнуться в будущем изменениями поистине вселенского масштаба. А, значит, нужно попытаться по-максимуму подробно описать все, с чем он столкнулся лично или о чем читал в своем времени. В чем-то ошибется? Да наплевать. Наверняка, сейчас тем же самым занимаются и все остальные 'попаданцы', а после найдутся те, кто сравнит их показания, выведя некое 'среднее арифметическое'.

Хмыкнув, Юрий полез под стол, выставив на поверхность припрятанную накануне ополовиненную бутылку. Поморщившись, допил остывший чай и набулькал в стакан грамм сто ароматного напитка. Залпом выпил, походя подумав, что история, все-таки, имеет нехорошую привычку возвращать все на круги своя: энное количество лет назад именно из таких стаканов он пил с друзьями-курсантами водку, всеми правдами и неправдами пронесенную в училище. Посмотрел на девственно-чистый лист, и начал писать, набрасывая примерный план всего того, что он посчитал важным. Сначала — еще раз пройтись по основным событиям Великой отечественной, затем — осветить роль в ней Японии, начиная от 7 декабря будущего года и заканчивая рейдом через Гоби и Хинган и двумя уродливыми грибами над Хиросимой и Нагасаки. Затем — участие в войне союзников по ОСИ — Италии, Румынии и Болгарии. Не забыть отдельно упомянуть, как двое последних благополучно развернулись к Адольфу задом, едва только запахло жареным. Что там дальше? Раздел Германии, Будапешт 1956 года и 'пражская весна' шестьдесят восьмого? Да, наверное, примерно так. Ну, и дальше 'по списку', вернее, по памяти. Холодная война, едва не ставший горячим Карибский кризис, выстрел в Далласе, Корея, Вьетнам, Афганистан… память услужливо подсказывала, казалось, давно позабытые исторические моменты. Наше участие во всех перечисленных 'горячих точках', оттепель (не позабыть отдельной ссылкой пояснить, о чем — точнее, о ком — речь), период застоя, конец восьмидесятых, перестройка, ГКЧП, Беловежский сговор (первоначально написанное слово 'пакт' Крамарчук, подумав, вычеркнул — как говорится, подсознательно вырвалось. Не поймут-с…), бандитские девяностые — ну и так далее.

Проглядев составленный список, Юрий внес еще с десяток пунктов — от Фолклендского конфликта до второй американо-иракской войны, одиннадцатого сентября и безуспешных поисков Бен Ладена — и с отвращением оттолкнул исписанный лист. Да ему тут на неделю писанины! С другой стороны, а чего он хотел? Ему дали несколько дней, дали отнюдь не для того, чтоб глушить коньяк и курить трофейное 'Марлборо'. Кто он такой в этом мире; в мире, принадлежащем, в лучшем случае, его родителям, а не ему? Хочешь спасти семью? А что ты сделал для этого? Убедил самого Берию в своей правоте? А дальше, дальше-то что?