Вернуть всё - Татьяна Герцик

      Павел остановился посредине комнаты и оглядел разбросанные вещи.

      – Ты куда это собралась? – он хмуро наблюдал за ее стремительными передвижениями.

      Наталья смахнула со лба потную прядь.

      – Домой. Поживу немного у мамы, подумаю об жизни.

      – Понятно. А скарба зачем столько?

      – Детям же много нужно. А дорога неблизкая.

      Павел покачал головой, оглядывая приготовленные баулы и чемоданы.

      – Да ты, голубушка, решила совсем уехать? Что, совсем невмоготу стало?

      – Как ты меня понимаешь! – Наталья отвесила насмешливый поклон. – Но лучше бы ты домой шел.

      – А как ты ехать с таким барахлом собралась? Тебе же его не поднять.

      – Вызову такси из города. Я уже узнавала. Дорого, конечно, но это не страшно.

      Павел немного помолчал.

      – Что ж, возможно, это единственный выход. Как там у Есенина? «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье».

      Наталья невесело рассмеялась.

      – Не думала, что ты поклонник поэзии. Ты считаешь, что Александр увидит, что нас нет, и кинется вдогонку?

      – Что-то в этом роде. Не совсем же он дурак.

      – Хорошо бы, если б было так. Но это только твои фантазии. У меня на этот счет другое мнение, и у него, кстати, тоже. Лучше уж помоги книги связать, раз ты здесь.

      Павел решительно отказался:

      – Нечего с книжками таскаться. В крайнем случае я тебе их контейнером вышлю. Если ничего не изменится. И вообще, бери-ка ты только то, что нужно на неделю. Нечего таскаться с барахлом, надсажаться. И вот что: завтра я в область еду, тебя подхвачу. Во сколько заехать?

      Наталья обрадовалась. Ехать одной с двумя детьми и багажом тяжело.

      – Да чем раньше, тем лучше.

      – Ладно. Семь утра устроит? Успеете собраться?

      Наталья заверила, что семь утра – это лучшее время, и Павел ушел. Оглядев собранные вещи, решила последовать мудрому совету и взять с собой только необходимое. После ревизии остался большой чемодан и баул. Да еще сумка с детскими вещами и едой в дорогу.

      Вечером к ней забежала Вера. Увидев собранный чемодан у входа, осторожно поинтересовалась:

      – Ты куда-то едешь?

      – К маме с братом. Александр в тайге, а мне с его родителями что-то вовсе не хочется Новый год встречать.

      – Как я тебя понимаю! У меня свекровь вроде неплохая, но как только она к нам в гости приходит, у меня все из рук валится. Муженек постоянно надо мной смеется. И ведь столько лет уже с ним живем, а я свекровь до сих пор боюсь.

      – Вот и я тоже.

      – У тебя поневоле забоишься. Она мне никто, а я ее стараюсь за километр обходить. Как зыркнет глазищами своими – жуть берет!

      – Ты никому не говори пока, что я уехала, ладно? Не хочу лишнего шума.

      – Постараюсь! Но после Нового года все равно скажу, не утерплю.

      – Ладно, договорились.

      – Знаешь, я уверена: все наладится!

      Вера убежала. Наталья накинула пальто, с улыбкой проводила ее до ворот и помахала на прощанье рукой. Зашла в дом и прислушалась. С родительской половины не доносилось ни звука. Рассерженная Анфиса Николаевна даже на внука не пришла посмотреть. Уложив детей, Наталья проверила, не забыла ли чего, завела будильник на шесть часов и постаралась заснуть.

      Заснуть не удалось. В голове непрестанно вертелись одни и те же вопросы, и, как надоевшие кадры кинохроники, лицо Александра. Постоянно обвиняющее и недовольное. Что ж, она делает правильно, уезжая отсюда. Хоть один их них будет доволен. Хотя нет, еще до чертиков довольна будет и Анфиса Николаевна. И Клавдия Петровна. Да и вся родня Александра. Наконец-то она станет для них источником радости. Вернее, не она, а избавление от нее.

      Встала и принялась составлять прощальную записку. Перебрала уйму вариантов, и, как это часто бывает, вернулась к первому. Оставила записку на видном месте, но таком, чтобы в глаза никому чужому не бросалась. Она была уверена, что Анфиса Николаевна непременно придет с обыском и записку утаит. Хотя какой в этом смысл? Александр в любую минуту может позвонить пропавшей жене и узнать, куда она делась.

      Задремала уже под утро и чуть не проспала, не услышав, как несколько раз трезвонил будильник. Разбудила ее привыкшая вставать рано в садик Ульянка, затеребив за руку.

      – Мама, будильник звонит и звонит, а ты не встаешь!

      С трудом открыв глаза, Наталья села на постели и очумело помотала головой. Посмотрела на часы: шесть пятнадцать. Время еще есть. Быстро оделась, велела одеваться дочери. Наскоро приготовила завтрак, покормила детей, что-то проглотила сама.

      Ровно в семь была готова. Павел, как всегда, приехал вовремя. Они молча погрузили вещи, усадили детей в детские кресла. Так же молча отъехали от дома. Наталье показалось, что в родительской половине кто-то посмотрел в окошко, но это ее не взволновало. Для нее и второе недолгое замужество осталось в прошлом.

      – Что, никому ничего не сказала? – Павел тоже заметил мелькнувшую в окне тень.

      – А зачем? Если тебя открыто попросили уехать, чтобы не мешать жить любимому сынульке, то к чему глупые прощанья?

      – Даже так? Открытым текстом?

      – А когда Анфиса Николаевна стеснялась в выражениях?

      – Никогда. Дама прямая. Что на уме, то и на языке. Чем и гордится. Вот только доколе?

      – Не поняла.

      – В этой истории она себя показала, мягко говоря, не самым лучшим образом. Теперь ее не только собственная родня осудит, но и собственный муж оценит по достоинству. Иван Александрович считает, что она хоть и вздорная баба, но в пределах разумного. Интересно, что он скажет, когда узнает, что она тебя, по сути, выжила?

      – Да ничего он не скажет. Он ее во всем поддерживает.

      – Э…, не скажи! Это она его во всем поддерживает. Не забудь, она ни дня не работала, занималась семьей и хозяйством. Как ты думаешь, на что она жить будет, если кормилец из семьи уйдет?

      – Никогда он никуда не уйдет. Это невместно для начальника такого уровня.

      – Это раньше было невместно, а сейчас даже поощряется. Много ты знаешь начальников, у которых остались старые жены? А если он ее и не поменял, то уж любовницей-то точно обзавелся.

      – Он старовер, у них такое не приветствуется.

      – Я ведь гипотетически говорю, только гипотетически. Так что станет делать брошенная жена?

      – Не знаю. Работать, наверное, пойдет.

      – А хочет ли Анфиса Николаевна работать? Она ведь никогда особо не перетруждалась. Домашняя работа сложная, не спорю. Но ведь другие-то с ней справляются, параллельно работая в хозяйстве. И таких, как она, в Ивановке раз-два и обчелся. У нас тут, слава Богу и семейству Вересовых, работа для всех есть.

      – Я не понимаю, Павел, для чего ты это говоришь? Хочешь бальзам на мои раны пролить? Так мне раскаяние Анфисы Николаевны ни к чему. Что мне с ним делать?

      – Тебе-то конечно, но вот Александру-то будет о чем подумать.

      Наталью утомил этот бесперспективный разговор. Поняв, что она не хочет говорить, Павел включил тихую медленную музыку, и дети быстро уснули. Наталья тоже стала клевать носом, и не заметила, как они подъехали к областному центру.

      Очнулась, когда они ехали по главной улице в сторону выезда из города.

      – Ты куда? Ты же сказал, что у тебя дела здесь?

      – Отвезу тебя и вернусь. Ничего страшного. Вот только заправлюсь, бензин кончается.

      – Не надо меня отвозить! Тоже мне, ближний крюк – шесть часов проездишь зря! Не говоря уже о бензине.

      – Нет уж. Мне жена велела тебя до дому доставить целой и невредимой, вот и доставлю. Сама понимаешь, приказы старших по званию надо выполнять. Не то штрафбат и лишение заслуженных наград.

      Наталья невольно засмеялась.

      – Жанна не права. И вообще, что за дискриминация? Почему она распоряжения дает, а ты их выполняешь? Неравенство это.

      – А мне нравится. Знаешь, как приятно выполнять чужие распоряжения? Ни за что отвечать потом не надо. Потому что спрос не с исполнителя.

      Они подъехали к бензозаправке. Павел вышел платить, а Наталья осталась в машине. К соседней стойке подошел оранжевый автобус с надписью на боку «дети». Он показался Наталье знакомым, и она вышла из джипа. Из автобуса вылез грузный дядька и направился к кассе.