Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин

единомоментно здоровье литературного столпа, что весьма озаботило и просвещенную часть общества и врачей, приставленных к стратегическому телу. Граф Николаевич болел недолго, а вскоре и вовсе поправился. Он снова хорошо кушал, хорошо спал – это можно почитать в его дневниках, хорошо им делалось и третье и четвертое – это отражено в медицинских бумагах, однако врачи из неметчины решили, что барину для благотворной работы мозговых сосудистых русел необходимо в целях профилактики больше крови обратить в голову.

Проблема разрешилась совсем скоро и зело задешево. Заприметили спутники писателя, что графа очень раздражает швейцар у одного известного ресторана, куда тот ездит обедать. Здоровенный детина, ростом за два метра, с косой саженью в плечах, даже в поклоне, прижав фуражку к груди, не мог уравняться по вышине с гением литературного метода, голова его непременно выступала над картузом легендарного барина.

Раздражения своего граф Лев Николаевич Толстой не скрывал, напротив, остановившись перед великаном, начинал его стыдить громко и публично. Упрекал он швейцара за то, что тот, будучи мужиком беспримерно крепким в телесном изложении, оставил деревню и землю без своей заботы. Ладно бы в бурлаки пошел или молотом в кузне двигал – нет, приехал в город и, надев пальто до полу и фуражку с галунами, стоит целый день как инвалид при шлагбауме, что на выезде из города. Заметили спутники графа, что после нотации лицо Толстого обретало румянец смущенной молодайки, а плотная просветительская работа с чужой совестью оборачивалась для него аппетитом исключительного свойства и хорошим расположением душевного равновесия.

Теперь этот швейцар стараниями друзей и врачей Толстого всегда к приезду барина-писателя стоял у дверей, расправляя во всю ширь московской улицы, как меха гармони, свои богатырские плечи…

Мои швейцары сами приходят ко мне, умело управляясь кодовым замком подъезда. Мастера нейролингвистического программирования еженедельно навещают меня с сокрушительными предложениями. Я внимательно слушаю продавца уникального пылесоса Кирби. Продавец уже ликует внутренне, понимая, что сегодня он продаст мне этот фантастический пылесос за многие десятки тысяч рублей. Его задача – попасть ко мне в квартиру для демонстрационной уборки, далее только торжество технологии впаривания и скидок. Наивный юноша, он даже не предполагает, как сейчас я сокрушу его нейролингвистические кегли.

– Я все понял. Сколько вы мне заплатите за уборку моей квартиры своим пылесосом?

Ходит в мой подъезд еще одна категория лингвистических программистов. Большие сумки с неизвестным мне товаром они оставляют на межэтажных площадках. Их задача номер один – добиться, чтобы клиент открыл дверь и состоялся визуальный контакт. Для этого они ведут беседу через дверь нарочито уверенным, почти начальственным тоном.

– Откройте! Мы обходим жителей дома, чтобы довести до всех информацию.

– Доводите, я внемлю.

Я не собираюсь открывать дверь и, вообще, очень раздражен, что меня отвлекли от насущного.

– Я не могу разговаривать с вами через дверь.

– Вы кто? – спрашиваю я уже просто так, ибо мне всегда интересно, что мне ответят в этот раз.

– Я из администрации, хочу ознакомить вас с информацией, – это привычный, знакомый ответ.

– Из администрации президента? – Теперь даже через дверь слышно, что представитель администрации нервничает и ему нужно время для подбора новой, более сокрушительной нейролингвистической стрелы.

– Мы так и будем разговаривать через дверь?

Впрочем, я скоро нашел самую короткую форму общения с представителями администрации. Теперь я открываю дверь и выжидательно смотрю на благовестника.

– Здравствуйте, меня зовут Иван, я пришел довести до вас информацию.

– Здравствуйте, а меня зовут Игорь, я могу предложить вам болт с обратной резьбой.

Дальше я просто улыбаюсь, как бригадир продавцов гербалайфа…

Аппетит повышается у меня не сильно, и маленькие победы над сетевым маркетингом моему душевному состоянию погоды не делают, если учесть, что я тоже в этих диалогах использую выстраданные опытом заготовки.

Впрочем, иногда случается пальба из орудий крупного калибра.

Недавно я достал из почтового ящика извещение на получение заказного письма. Предполагая, что на почте может быть обед или тихий час, я позвонил по телефону для справок, указанному в извещении. Трубку взял человек – если женщина, то очень недобрая.

– Почта! – рявкнули на том конце провода с такой неприязнью, что если бы я кушал в этот момент кефир, немедленно перестал бы это делать от встречного чувства.

– Здравствуйте, у вас обед во сколько?

– Где? – рявкнуло в трубке

– У вас! – я не ослышался, она же ясно гавкнула, что она почта.

– Где?

– На почте.

– Где?

– Что где? На почте, у вас!

Я хоть и сторонник реалистического метода в литературе, но не гнушаюсь приемами разными – гипербола, гротески там и все такое. Тут же у меня стала подкипать внутренняя головная гуща, я не мог определить не только жанр нашего разговора, но и угадать его возможное окончание, про результат же и говорить нечего.

– Где? – почтовая ведьма теперь уже просто визжала о том, что хочет моей смерти. На долю секунды в моем сознании возникло лицо Грефа и обида на него, но я сообразил, что Греф – это другая обида, а сейчас мне нужно собрать воедино бытийную силу и ошметки разума.

– Давайте так, это почта? – я привнес в голос доверия, как это делают в плохих фильмах добрые следователи.

– Почта, что же еще!

«Что же еще» – это хорошо, это убедительно и справедливо.

– Обед у вас есть? – я добавил голосу еще добра и у меня получился не просто добрый следователь, а добрый следователь, отпускающий преступника на свободу.

– Где? – отпускающий на свободу не сработал, почтовая снова принялась вопить в трубку.

– Хорошо. Мне пришло извещение на заказное письмо, а на извещении – номер телефона. Я звоню узнать, нет ли у вас обеда.

– На почте обед есть, а в отделе доставки обеда нет! И теперь послушайте, что я вам скажу…

У меня не было возможности ее слушать, так как теперь хотел говорить я.

– Милейшая, послушайте, что я скажу. Тон вашего голоса и способ общения говорят о том, что вы не старая, но очень некрасивая женщина, у вас нет мужа и больше никогда не будет. Еще вы ненавидите свою работу, но будете до конца дней работать на почте. Уверен, что если у вас рядом есть большой обшарпанный рыжий сейф, вам иногда хочется сильно разбежаться и разбить об него голову.

Я произнес все очень выразительно и положил трубку, лишив ее ответного слова.

Сразу после разговора я не вспомнил старого графа, но именно тогда мне безумно захотелось ухи стерляжьей, расстегая с визигой, свиной поджарки, грибной солянки и ведро крюшона.

Три женщины

Меньше всего я сейчас склонен думать, что человек обретает внуков для удовольствия и тихой радости.

Я без малого три года дед, и весь этот срок моего нового грустного качества наполнен упругими мыслями и неожиданными откровениями.

Будучи человеком въедливым, я всегда старательно делил свою жизнь на этапы, отмечая для себя