Я – доброволец СС. «Берсерк» Гитлера - Эрик Валлен

Даже во время самых ужасных бомбардировок они демонстрировали такую уверенность и присутствие духа, что пугали нас. Мы думали, что эти мальчики должны беззаботно играть на школьном дворе. Когда противник показывался или обнаруживал себя стрельбой, на лицах этих мальчиков появлялось выражение мрачной, жесткой решимости, характерное для закаленных ветеранов.

Во время боя у этих воинственных мальчишек появилось злобное безумие и безграничное презрение к смерти, с которым мы, взрослые, не могли справиться. С проворством и ловкостью ласок они пробирались на совершенно невозможные позиции, чтобы подбить русский танк панцерфаустом или прикончить группу наступающих солдат Красной Армии ручной гранатой. Эти маленькие мальчики в ходе битвы за Берлин подбили множество русских танков.

Мы постоянно пятились назад. В Карлсхорсте находился большой ипподром, один из самых больших в мире. В мирное время он несколько раз в неделю, как магнит, привлекал десятки тысяч любителей конских скачек из Берлина и из-за границы. Мы прочно удерживали его до 23 апреля. Затем вокруг него началась жестокая битва. Мы установили свои минометы на зеленой лужайке посреди ипподрома, здесь же стояли минометы и других рот. Пехотные взводы сражались в пешем строю вокруг сооружения.

Со свистом и воем русские снаряды падали на конюшни и паддоки. Деревянные скамьи и стены были расколоты и взлетели на воздух, бетонные стены были разрушены. Артиллерийский огонь с обеих сторон быстро усиливался. Начался последний обстрел Берлина. Непроницаемая стена орудийных стволов медленно, но неумолимо смыкалась вокруг города. В монотонном ужасном громе разрывов снарядов и авиабомб треск стрелкового оружия можно было услышать только на самом близком расстоянии. В эту какофонию вплетался грохот рушащихся зданий.

Большевики взяли баррикаду и прорвались. Когда мы уезжали, противник уже висел у нас на хвосте. Солдаты Красной Армии преследовали каждого немца. Еще раз мы были окружены, и еще раз нам прорываться с боем.

Нашей следующей оборонительной позицией стал огромный заводской комплекс, на зданиях которого красовались огромные буквы АSEA. Он стал настоящей крепостью, которая на какое-то время сдержала противника. Потери русских были огромны, потому что мы могли стрелять в них буквально со всех сторон благодаря расположению фабричных зданий. Тогда они пустили в ход тяжелую артиллерию. Все вокруг пело и гремело, и ударная волна швыряла тебя, наполовину потерявшего создание, туда и обратно между стенами. Рушащиеся стены, потолки и железные балки погубили больше защитников, чем прямые попадания снарядов или осколков. Держаться в этом аду стало невозможно. Воздух был наполнен известковой пылью и пороховыми газами, а тут еще летающий щебень, скрученное железо и окровавленные куски тел – дышать было просто невозможно. И снова мы вырвались, хотя клыки смерти лязгнули буквально на волосок от нас.

Весь день мы с боем пробивались назад. Снова и снова попадая в окружение, мы пробивались по узким улицам и всяким закоулкам. Довольно часто нам приходилось проходить через линию фронта других подразделений, которые вели бой. Нам всегда удавалось прорваться, но наши потери росли. Иногда мы успевали забрать раненых с собой, иногда это было невозможно, их приходилось оставить на милость врага, хотя мы прекрасно знали о безжалостной жестокости, которую он проявлял по отношению к эсэсовцам. Бронетранспортеры уже давно были отправлены в тыл, и мы сражались, как пехота, вооруженные только стрелковым оружием, панцерфаустами и ручными гранатами. Мы уже не могли удержать ни одну позицию дольше чем на один час, а затем снова начинался бег наперегонки со смертью среди толпы солдат Красной Армии.

Мы не верили собственным глазам: такие массы солдат они бросили против нас. Они непрерывно бежали вперед с дикими воплями «Ур-ра!», но всегда при поддержке танков. Несмотря на это, огромное число русских пехотинцев лежало в лужах крови на улицах и во дворах или на подоконниках разбитых, обгорелых окон. Однако их атакующий напор не ослабевал ни на секунду. Потери русских в ходе этой битвы наверняка ужаснули бы любого командующего, но не советских маршалов, и их источник пополнений не мог иссякнуть. (После войны стало известно, что, по официальным данным, в ходе битвы за Берлин погибли 300 000 солдат Красной Армии.)

Повсюду мелькали горожане. Они просто не успели убежать от наступающих русских, которые с юга обошли город и сейчас находились чуть западнее его в Потсдаме. Их наступление развивалось с такой головокружительной быстротой, что большинство путей выхода из Берлина было перерезано, прежде чем кто-либо узнал об этом.

Однако широкий поток беженцев все равно двигался в направлении Потсдама и на северо-запад к Науэну. Но даже если десятки или сотни тысяч людей сумели выбраться из кольца окружения, все равно в нем остались миллионы, которые ничего не могли поделать. Общественный транспорт встал. Эти несчастные могли найти только тележку или велосипед, поэтому оказались не в состоянии вывезти своих детей и самые необходимые пожитки. Для начала им предстояло пробраться через руины огромного города, сквозь кольцо окружения, причем на всех улицах валялись разлагающиеся трупы людей и лошадей.

Те, кто решил или вынужден был остаться, попрятались в подвалы. В конце концов, они к подобной жизни уже привыкли. Берлинцы стали пещерными людьми ХХ века! Там, внизу, они собирались вместе, с тревогой ждали непонятно чего, мучились, вслушивались в звуки битвы. Они чувствовали, как содрогается земля при взрывах снарядов, как с грохотом рушатся дома над ними.

Десятки тысяч перепуганных людей погибли под обрушившимися грудами камней. Но что еще хуже – многие были отрезаны от внешнего мира завалами и обречены на медленную смерть от голода и жажды, они медленно сходили с ума, пока смерть-избавительница не освобождала их. Те, кто выжил, были вынуждены экономить каждую каплю воды, каждый кусок хлеба. Попытка выбраться из подвала, чтобы набрать воды в колонке на ближайшем перекрестке, означала прогулку на свидание со смертью. В городе все гремело и пылало. Безжалостные снаряды находили свои жертвы повсюду.

Мы были вынуждены отступить до Берлин-Лихтенберга. Ближе к вечеру мы как-то неожиданно вышли из боя, но нас тут же отправили на юг в Темпельхоф и Мариендорф, где русские образовали опасное вклинение в нашу оборону. Наши бронетранспортеры на бешеной скорости неслись по Франкфуртер-аллее – Скалитцер-штрассе – Гитшинер-штрассе – Бель-Альянс-штрассе, а потом прямо на юг.

Прямо перед гигантским административным зданием аэропорта Темпельхоф находилась станция подземки «Флюгхафен», где я был год назад во время отпуска и с еще одним шведским офицером СС лишь чудом избежал смерти. Это произошло во время дневного налета американской авиации, когда тяжелая бомба пробила потолок станции толщиной в метр бетона и взорвалась, убив множество людей. Теперь там на летном поле находилось бензохранилище среди бараков украинских рабочих. Наша рота остановилась, чтобы заправить машины. Среди товарищей из других рот, которых я наконец увидел после большого перерыва, был и Рагнар «Жираф» Йоханссон. Во время тяжелых боев предыдущей недели мы ни разу не виделись. Он был страшно удивлен.