Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

Военную практику мы проходили в действующем полку.

Наша рота носила литер «Д», что означало «дополнительная», а в обиходе полка этот литер расшифровывался как «Деревенская рота». Зная о таком прозвище, мы старались служить изо всех сил, тем более, что это была последняя практика перед присвоением звания. Особо ответственным делом было несение караульной службы.

Вот и в этот памятный день, во второй половине ночи, наш взвод находился в караульном помещении. Я был разводящим, т. е. единственным человеком, имеющим право поставить на пост часового или его освободить. Вернувшись с очередного развода, мы присели отдохнуть. Военный городок давно угомонился. Бледный свет дежурной лампы на столбе как бы сгущал окружающую его темноту. Ночная тишина располагала к неподвижности и молчанию.

Вдруг со стороны танкового гаража раздалась короткая автоматная очередь. «Тра-а-а!» Мы с Федей – начальником караула, отбежали в темноту и, напрягая слух, уставились в ту сторону. «Тра-а-а!» – снова отчеканил автомат.

– Там же Мальвинин на часах, – прошептал Федя и в следующую секунду нервно крикнул в открытую дверь караулки:

Тревога! Всем занять круговую оборону! Бодрствующая смена и разводящий за мной!

Мы понеслись в темноте к месту происшествия. Все молчали и нервно, прерывисто дышали. Дело принимало не шуточный оборот. В автомате у часового тридцать боевых патронов, а что у него в голове и как он нас встретит неизвестно.

У ворот танкодрома стояла грузовая автомашина, а около нее с поднятыми вверх руками солдат, который, как потом выяснилось, возвращался из дальнего рейса в гараж.

– Часовой!!! – крикнул Федя, держа автомат наготове.

Никто ему не ответил, только слышно было, как с дрожью хрипло дышал солдат у машины.

– Васька! Мать твою так! Ты где?

– Да здесь я, ребята.

Мальвинин весь трясся и, не опуская оружия, вышел из-за куста.

– Ты что делаешь? С ума сошел что ли? Иди сюда!

Вася подбежал и уставился своими огромными коричневыми глазами, в которых все еще полыхал ужас.

– Федя! Я кричу, а он едет.

– Ну и что, что едет? Сразу и стрелять надо, что ли?

– Федя! Федя, послушай – я кричу, а они едут и все! Я и нажал два раза. Я же не в них, а над головами.

– Ты бы еще в них! Совсем бы хорошо! Чудотворец! Давай сюда автомат!

Оставив нового часового, мы побрели обратно. Ребята, на чем свет

стоит ругали Васю, но голоса их уже звучали мирно, поскольку каждый из нас радовался в душе, что все закончилось относительно благополучно.

Далеко впереди болтался из стороны в сторону глазок ручного фонаря и слышался топот сапог. Это бежали к нам дежурные по полку офицеры. Мы остановились, и Федя, доставая дрожащей рукой папиросу, говорил, не глядя на Васю:

– Ну, натворил ты делов! Сейчас начнется разборка! Что да почему? И так о нас анекдоты в полку ходят, а теперь хоть глаза не показывай совсем.

Прошла неделя, в течение которой мы еле отбивались от желающих посмотреть на Васю. Все предрекали ему неприятности за превышение необходимых действий в создавшейся обстановке.

Однажды при торжественном построении полка, которое проводилось еженедельно, вдруг прозвучала команда:

– Курсант Мальвинин, выйти из строя!

Готовый к любому наказанию, Вася спокойно вышел и встал рядом с офицерами. Щеголеватый командир полка раскрыл планшет и прочитал четко и ясно:

– За бдительное несение караульной службы и проявленные при этом находчивость и мужество курсанту студенческой роты Ы-ского полка Мальвинину присваивается досрочно звание – «лейтенант».

Вася сначала внимательно и серьезно слушал офицера, а когда до него дошла суть приказа, вдруг протянул руку и, подавшись к нему всем корпусом, неожиданно закричал плачущим голосом:

– Не-ет! Не надо! Вы что? Пусть будет как у всех!

Командир растерялся больше Васи. Он глупо посмотрел на него, потом повернулся к замполиту, опустил руку, похлопал приказом по бедру, наконец, спохватившись, снова принял официальный вид и закончил:

– Лейтенант Мальвинин, благодарю за службу!

Командир вскинул руку к виску и приготовился услышать уставной ответ – «Служу Советскому Союзу!», но Вася совсем растерялся и стоял, как убитый горем, с поникшей головой. Плечи его вздрагивали. Казалось, что он беззвучно плачет. Полк стоял, как окаменелый. Никто не хихикнул и не заулыбался. Положение становилось все более нелепым. Наконец, командир сказал с горечью в голосе:

– Мальвинин, встаньте в строй.

Видимо, совсем забыл про устав, выбитый из обычной колеи своего вечно критикуемого положения, Вася, безобразно болтая руками, поплелся к нашей роте и замер на своем месте, не поднимая глаз.

Молва об этом событии распространилась повсеместно, и Вася стал постоянным объектом солдатских шуток, порой очень злых и неуместных. Мы видели, что Васина добрая душа тяжело страдала, и старались защитить его от этого, но не всегда успешно. Мучения Васи продолжались до самого отъезда. То в казарме, то в клубе, а то и в огромном солдатском полевом туалете при его появлении раздавались издевательские команды:

– Встать! Смирно! Товарищ лейтенант, разрешите продолжать занятия?

А однажды в столовой, когда изголодавшийся курсантский организм с трудом отсчитывает каждую секунду до получения вожделенной миски с солдатским супом, дежурный солдат вдруг объявил Васе:

– А Вам, товарищ лейтенант, обед не полагается. Пожалуйте в комнату комсостава.

Но прошла еще одна неделя и срок наших военных сборов закончился. Студенты вновь нарядились в свою гражданскую одежду и отправились на вокзал.

А когда вечером в вагоне скорого поезда мы решили обмыть присвоенные нам офицерские звания и пустили по кругу бутылку водки, Вася взял ее в руки, подержал и бережно поставил на стол. Губы его задрожали, и